Читать интересную книгу ОНАГР - Иван Панаев

Вот почти все они: купил, перекупил, продал, запродал, обработал; но он любил рассуждать о литературе и политике, о высоком и прекрасном, о суете и ничтожестве жизни. Он действительно очень умный человек!

- А! - сказал протяжно Дмитрий Васильич молодому человеку, который раскланялся ему очень ловко, нисколько не хуже своего танцевального учителя, выставив, будто нечаянно, свою руку в желтой перчатке.

Дмитрий Васильич не пожал его руки, а прикоснулся чуть-чуть к его перчатке двумя пальцами.

- Очень рад вас видеть. Что, получаете ли письма от матушки? Здорова ли она?..

- Покорно вас благодарю. Она, слава богу, здорова…

- Что, как вы находите, похож портрет жены?

- Чрезвычайно.

- Я писал к вашей матушке, не хочет ли она продать мне свою деревню. Я даю ей хорошую цену. Что ей жить в провинции, право? Она приехала бы к вам, жить бы вместе с вами… Вам, я думаю, скучно без нее?

Молодой человек расправлял пальцы перчатки.

- Конечно-с.

- Катенька! - закричал Дмитрий Васильич, входя в гостиную. - Милости прошу к жене,

- продолжал он, обращаясь к молодому человеку.

- Что, мой дружочек? - послышался откуда-то звучный и томный голос.

"Точно соловей поет, - подумал молодой человек, - я и не заметил, что у нее такой приятный орган".

Дмитрий Васильич ушел, герой рассказа остался один.

Дверь из будуара в гостиную отворилась неслышно. Катерина Ивановна остановилась в дверях и увидела гостя.

- Ах!.. - Она как будто удивилась и присела…

- Как ваше здоровье? - спросил у нее молодой человек по-французски, подходя к ней.

- Я и не узнала вас, - сказала она с приятною улыбкою, сделав два шага вперед и поправляя брильянтовый крестик, который висел у нее на груди. - Где это вы были все время? Вас что-то не видно.

- Я очень виноват перед вами. Я ездил на охоту с князем… - Он запнулся: в эту минуту, как нарочно, ни одна княжеская фамилия не приходила ему в голову, хоть он всех почти князей, гуляющих по Невскому проспекту, знал в лицо. - Сегодня прекрасная погода… Вы не изволили гулять?

- Нет. - Она бросилась в кресла с кокетством и небрежно опустила на колени свои руки, разукрашенные богатыми кольцами. - Меня измучили балы. Четыре дня сряду я возвращалась домой в шесть часов утра. Вы не поверите, как это тяжело и скучно!

Молодой человек сел подле нее.

- По лицу вашему, однако, незаметно, чтоб вы были утомлены балами. Ваш цвет лица…

"Начало, кажется, недурно", - подумал он.

- Ваш цвет лица…

- Что же мой цвет лица?

- Так свеж, так…

- Это комплименты…

- Я никогда не говорю и не умею говорить комплиментов, я…

- Катенька! пора обедать, - сказал Дмитрий Васильич, входя и доглядывая на часы. -

Вы обедаете с нами?..

- Нет-с.

Мододой человек вскочил со стула.

- Я только хотел узнать о вашем здоровье… мне еще надо заехать в два дома…

- Да помилуйте! кто же так поздно ездит с визитами? Останьтесь-ка с нами. Кушанье сейчас подадут.

- Нет-с, я никак не могу… Молодой человек начал раскланиваться.

- Ну, как хотите! Когда будете писать к матушке, кланяйтесь ей от меня… А что, как идет ваша служба?

- Ничего, хорошо.

- Не забывайте нас, - сказала Катерина Ивановна, - Приезжайте к нам когда-нибудь запросто вечером. Я хочу отдохнуть несколько дней дома от шумной жизни…

"Очаровательная женщина! - подумал молодой человек, выходя в переднюю. - И как она смотрела на меня! И какая у нее ножка!.. Отчего это мне давно не пришло в голову?.. Что ж! все равно, и теперь еще можно… Она обращает на меня особенное внимание… Недурно, черт возьми! Приезжайте запросто вечером! Это много значит, это не всякому говорится; а муж пресмешной! Что за вопросы предлагает: о маменьке, о службе! Разве я мальчик, только что вышедший из школы! И удивляется, что поздно с визитами езжу, - а еще живет в свете!

Не в первом же часу делать визиты!.. Хорошо, что я не остался обедать: как можно остаться обедать в сюртуке! В сюртуке только выезжают по утрам, а к обеду надевают фраки…"

Как истинный онагр, молодой человек превосходно знал все обычаи, переходящие из большого в маленький свет, и ни в каком случае не позволял себе уклоняться от них. С благоговением неизобразимым, с чувством робким и трепетным смотрел он на львов, с которыми ветречался на улицах и в трактирах, и усиливался рабски подражать им во всем.

Всем и каждому известно, что цари высшего парижского общества, некогда называвшиеся: hommes a bonnes. fortunes, incroyables, dandy, fashionables и так далее, теперь носят страшные имена львов. Всем также известно, что мы, русские, имеем претензию на европейскую внешность, что мы с изумительною быстротою перенимаем все парижские и лондонские странности и прихоти. Вследствие этого у нас были некогда денди и фешенебли, теперь у нас есть и "львы". С санкт-петербургским "львом" вы уже знакомы; но дело не в том. Я не знаю, слышали ль вы очень любопытную новость? Недавно какой-то остроумный господин в Париже изобрел название для тамошних царьков среднего общества. Это название прекрасное и звучное: онагр! Оно было принято парижанами с восторгом и тотчас вошло во всеобщее употребление. Оно - в этом почти нельзя сомневаться - перейдет и к нам, и мы скоро привыкнем к нему, как привыкли к странным прозваниям "львов".

В Петербурге очень много "онагров", несравненно более, чем "львов".

Санкт-петербургские "онагры", по-моему, гораздо любопытнее санкт-петербургских

"львов". Не знаю, даст ли этот слабый очерк хоть небольшое понятие о том, что такое санкт- петербургский онагр.

ГЛАВА II

Деревенские мысли и столичные мечты. - Вечер Онагра

Онагр от Бобыниных приехал домой, бросился на диван и, полный любовного волнения и таинственных предчувствий, с большим восторгом пропел куплет из какого-то водевиля:

И с страстью чистою, сердечной

Я буду век ее любить,

А без любви взаимной, вечной

Я не могу счастливым быть!

Он повторна: "Я не могу счастливым быть!" - и закричал:

- Гришка!

- Что-с?

- Сбегай поскорей в трактир за обедом. (Я что-то проголодался.) Возьми также в погребе бутылку красного вина. (Теперь я без вина решительно не могу обедать. Если бы деньги, всякий день пил бы шампанское. Ах, если бы деньги!..) Ну что ж ты, урод, стоишь?

- Я забыл вам доложить, - сказал Гришка, почесывая в затылке, - к вам письмо, сударь, с почты принесли.

- Письмо, а не посылку? от кого же письмо?

- Не знаю-с; кажется, от маменьки-с.

- Ну, подай же его да принеси свечку, и пошел за обедом.

- Пожалуйте деньги-с.

- Возьми в кошельке, болван; вон кошелек на столе.

Гришка подал барину письмо и свечу, взял деньги, отложил из них двугривенный в свой карман и ушел. Барин распечатал письмо и прочел:

"Друг мой бесценный Петенька. Благодарю тебя, мой ангел, за то, что не забываешь меня: три письма твои одно за другим вскоре я получила и целую тебя заочно. Ты знаешь, что у меня не осталось другого сокровища на земле, кроме тебя, после кончины незабвенного моего мужа, потерю которого я и до могилы не забуду. Письма твои единственная моя отрада в жизни. Не жили бы мы в разлуке с тобой, голубчик, если б богу угодно было продлить дни

Александра Ермолаича. Он теперь, верно, имел бы генеральский чин и получал бы большие оклады, а я за ним не знала бы никаких хлопот, и все бы жили в Петербурге. И я провела бы старость спокойно! Впрочем, на все воля божия: кому определена смерть, тот непременно умрет. Совесть моя в отношении к тебе, дружочек, спокойна; я пожертвовала для тебя всею моею жизнию. По смерти отца твоего за меня сватались хорошие женихи с чинами и с состоянием: я отказала им с тою целию, чтобы иметь о тебе попечение и сохранить для тебя небольшое именьице, полученное мною в приданое. Сколько лет уже я живу в деревне и забилась в глушь, чтобы скопить тебе хоть немного деньжонок, да неурожаи последних годов уничтожили все мои планы. Нечего делать, надо покориться всемогущей воле и переносить все без ропота…"

Молодой человек немного нахмурился; рука его, державшая письмо, опустилась, и он подумал:

"Гм!.. Уж эти проклятые неурожаи! И отчего они? Когда я вырос и когда мне нужны деньги - так тут, нарочно, неурожаи! И пришла же маменьке мысль копить деньги… Лучше бы присылала мне больше. Здесь нельзя жить в свете без денет. Сунься-ка попросить в долг! под залог, говорят, пожалуйте… А что я дам под залог? У меня и теперь ни гроша нет: что ж я буду делать?"

После этого размышления он опять принялся за чтение письма:

"Тяжела деревенская жизнь: везде надо свой глаз, на старосту надежда плохая. У меня недавно поставлен новый староста Ильюшка, брат Ваньки - Григорьева сына; Мирошку же я сменила за грубость. Признаюсь, и сил недостает мне, слабой женщине, управляться с крестьянами: такая вольница, все перебаловались, только по вечерам отдыхаю. Спасибо соседям, не забывают; всех чаще у меня бывает Фекла Ниловна, - ты ее знаешь, прелюбезная дама, образованная, и жила в Петербурге, всех знает, презабавные анекдоты рассказывает; с нею не соскучишься… Она вспоминает об тебе, говорит, что любит тебя душевно: тот же, кто любит тебя, мил всегда моему сердцу. Если бы по милости божией ты получил хорошее и прочное место по службе, это меня утешило бы. С удовольствием вижу, по письмам твоим, что тебя начальники отличают от других; так и должно было ожидать: ты воспитан, как немногие, в лучшей петербургской гимназии, где воспитываются всё дети известных благородных фамилий. Для того чтоб сделать тебя человеком, я не щадила денег и лишила себя необходимого. Ты, кроме обыкновенного ученья, и приватные уроки брал, и нынче берешь уроки у танцевального учителя. Это хорошо, друг мой; в свете надо быть ловким.