Читать интересную книгу Alone - Марсия Андес

Стоя на балконе и держа свою очередную жертву между указательным и средним пальцами правой руки, я смотрю, как последние капли её души вылетают из моего рта и в немом крике растворяются во влажном воздухе. Редкие капли дождя попадают мне на лицо, сбиваемые с траектории ветром, – я не обращаю на это внимания. Ветер забивается под футболку, и я вздрагиваю из-за мурашек. Всё-таки на улице не лето.

Облака заволокли небеса, солнца теперь не видно совсем. Нужно не забыть положить зонтик в сумку.

У меня столько времени, что я вечно забываю всякие мелочи. День. Ночь. Всё сливается, всё превращается в сплошные сутки.

Я ведь не сплю. Никогда.

И от этого моя жизнь кажется в два раза длиннее.

Я наблюдаю за людьми, которые копошатся внизу, словно муравьи, чей муравейник растормошили палкой. Их почти не видно – зонтики скрывают всё. Большие, маленькие, чёрные, с рисунком, разноцветные, прозрачные – все они говорят об их хозяевах.

Все они скоро заржавеют или порвутся, а потом окажутся на свалке.

Ничто не вечно.

Ничто. Кроме меня.

Пепел падает на мои пальцы, и я выбрасываю окурок вниз с балкона, наблюдая, как он стремительно летит вниз, чтобы оказаться в какой-нибудь луже. Или его подберёт ребёнок и докурит. Дети нынче не такие, как раньше…

Сжимаю руками железные прутья, секунду медлю и бросаю последний взгляд вдаль. Ухожу.

Курить больше не хочется.

Я курю, надеясь, что меня убьёт рак лёгких. Может быть, так мне суждено умереть…

В квартире темно, горит лишь открытый ноутбук. Здесь почти ничего нет, ничего, что бы напоминало мне о прошлом, причиняющем невыносимую боль. Только настоящее. Телевизор, компьютер, интернет. Ненужная кровать, кресло, стол. Рояль. В шкафу только книги, которые я купила за все годы, что жила тут. Никаких фотографий. Ничего.

За годы жизни я собрала кучу антиквариата, накопила столько денег, что хватит на несколько жизней вперёд. Всё это в доме, который находится в слепой зоне от спутников. Туда не добраться просто так, его невозможно найти, если не знаешь, где именно искать. Если не знаешь, ЧТО ты ищешь.

Я могла бы жить где-нибудь на необитаемом острове в одиночестве, не скрываясь, не позволяя людям задуматься: а почему эта девчонка не стареет? Но я так не могу. Пробовала. Не понравилось. Поэтому я часто переезжаю, часто меняю имена, часто заменяю одну жизнь другой, подстраиваю свою смерть, чтобы какое-нибудь ЦРУ или ФБР не задумалось на счёт меня. Правительство сейчас слишком любопытное, а гнить в какой-нибудь лаборатории у меня нет желания. Я не крыса.

Я просто человек.

Выйти бы на крышу, да дождик ещё не закончился…

Подхожу к роялю и сажусь на стул, осторожно открывая крышку. Провожу пальцами по клавишам. Рояль старый, я купила его в антикварной лавке несколько лет назад. Клавиши пожелтели, краска на нём потрескалась, глядишь, вот-вот развалится…

Но этим он меня и привлекает: я вижу в нём себя. Такой же усталый, прошедший через время, готовый разрушиться, но пока ещё не заслуживший этот шанс.

И звуки у него особенные, не такие, как у новых инструментов. Ведь ноты – это наши слова. Мелодия, которую ты играешь, – это отражение нашей души. В моей лишь боль. Люди любят боль, иначе им бы не нравилось то, как я играю. Или они мазохисты.

Я осторожно нажимаю на клавиши, создавая череду тихих звуков, прислушиваюсь, словно боясь, что это услышат, добавляю левую руку. Плавно касаюсь каждой полоски, позволяя им почувствовать мою нежность, усиливаю звуки с помощью педали.

Уже и не помню, играла ли я эту мелодию раньше или же придумала только что сама. Закрываю глаза. Пальцы сами двигаются, а я лишь успеваю только принимать в себя звуки, которые постепенно затухают и исчезают вовсе в тот момент, когда я перестаю играть.

Я жду какого-то чуда, но ничего не происходит.

Снова хочется курить, скорее уже по привычке, и я устало вздыхаю, поднимаясь. Мне кажется, что рояль смотрит на меня. А в его глазах-клавишах я вижу такое же одиночество, как и в моих.

Потеря…

Этот инструмент знает, что означает это слово.

Ведь он тоже потерял кого-то, перед тем как попасть в антикварную лавку. Он единственный, кто понимает меня.

Пусть это и просто рояль.

The Daydream – I Miss You

Когда я на следующий день прихожу в академию, то понимаю, что снова забыла зонт. Это не вызывает у меня ничего, кроме лёгкой досады. В прочем, его наличие ничего не изменит в моей жизни, я ведь не смогу заболеть, не смогу даже подхватить простой насморк. Если бы я попала в руки учёным, то, наверное, они смогли бы изобрести какое-нибудь лекарство из моей крови. Или ещё хуже: смертельное оружие. Это было бы печально…

Уроки игры на рояле у нас каждый день. Сегодня первая пара, поэтому я медленно иду к привычному для меня залу, чтобы поиграть что-нибудь, пока есть время. Потому что я ненавижу ждать…

Мне всегда кажется, что я невидимка. Меня не замечают, меня избегают, меня иногда даже боятся, наверное. Даже когда я нахожусь в толпе, даже когда рядом Крис что-то бормочет мне под ухо, даже разговаривая с кем-то, я всегда чувствую удушающую петлю одиночества, которая плотно затянута на моей шее. Осталось только вздёрнуть…

Плотная масса невидимой стены, воздвигнутая мной, не пропускает никого к моей душе. И я тону в ней, теряя себя. Молчание – ненужный бонус к бессмертию. Иногда я даже забываю, каков мой голос на самом деле. Настоящий, не потерянный во времени.

Одиночество заразно.

Я подхожу к залу и замираю в паре метрах, потому что у дверей стоят парни, которые обычно наблюдают за моей игрой, и тихо переговариваются. Изнутри доносится музыка. The Daydream. I Miss You. И я узнаю эту боль с первой ноты, я уже знаю, кто там играет на моём месте.

Один из парней замечает меня и толкает в бок друга. Третий поворачивается ко мне сам. Они о чём-то переговариваются, поглядывая на меня, а потом подталкивают в мою сторону того, что посередине, что-то ему тихо говоря и улыбаясь.

Я слушаю мелодию и думаю, что это слишком невыносимо. За последние несколько лет ещё никто не смог настолько сильно причинить мне боль игрой на рояле.

Парень подходит ближе ко мне – я чувствую его смущение, которое он пытается скрыть. Я уже знаю, что он скажет, и что я ему отвечу. Он милый, и у него красивые изумрудные глаза, тёмные веснушки, в которых я вижу звёздное небо, медные волосы. Я знаю, что он не из тех типичных парней, которые подкатывают к девчонкам, зная, что им не откажут. Это как раз тот тип, которому я искренне не хочу делать больно. Я смотрю на него с сожалением, потому что знаю всё, что сейчас будет.

Ненавижу причинять боль людям.

Он оборачивается, смотря на друзей, и те подбадривают его улыбками.

– Привет, – нерешительно бормочет парень.

Он немного выше меня – я смотрю на него снизу вверх и думаю, что он красивый. Если бы я была бы нормальной, я бы дала ему шанс.

– Привет.

– Я… – он прокашливается. Кажется, он учится на первом курсе. – Ты мне нравишься! – выпаливает, словно от этого зависит его жизнь.

Я вижу его румянец, его нервно дрожащие пальцы, которые он прячет в карманах, чтобы я не видела его волнение, вижу, как искренно звучат его слова. Он, правда, красивый. Ему девятнадцать или восемнадцать, чёрная рубашка, узкие джинсы, кеды.

Я могла бы сказать ему, что он тоже мне нравится, могла бы согласиться на свидания и на отношения, могла бы всё это сделать, но… Я ведь ненавижу делать людям больно. И ненавижу, когда делают больно мне. В какой-то момент мне придётся бросить его, или я умру, подстроив свою смерть, и ничего ему не скажу. Тогда он будет оплакивать меня, пока не забудет.

А ещё хуже, если я привяжусь к нему. Если впущу за свои стены.

Я же говорю, что ненавижу причинять боль людям…

– Как тебя зовут? – улыбаюсь я.

Он замирает и смотрит, словно маленький ребёнок, совершенно забывая, что позади него стоят его друзья. Для него в этот миг существую только я.

– Экси.

– Красивое имя, Экси, – я мило улыбаюсь, кокетливо опуская глаза и убирая руки за спину. – Но, мне жаль. Мне нравятся девушки.

Он удивлённо хлопает ресницами, а потом смущается ещё больше.

– О, я не знал…

Я вздыхаю. Для меня со временем стало всё равно, парень это или девушка. Какая разница, если за плечами тысячи партнёров. Я давно уже не сплю с кем-то больше, чем один раз. Я просто боюсь привязаться к кому-то…

– Если хочешь, я могу как-нибудь для тебя поиграть, – я легко улыбаюсь, поправляя рюкзак. – Ты ведь часто сюда приходишь.

Экси печально улыбается.

– Было бы здорово, – улыбка становится шире. – Извини, если что.

– Ничего…

Он отступает и возвращается к друзьям, а потом они вместе уходят. Я вижу, как опущены его плечи, как печально звучит его отдаляющийся голос. Улыбка медленно сползает с моего лица, и я думаю, что всё равно ненавижу такие моменты.

Он ещё играет. Я подхожу ближе и замираю в дверях. Уилл сидит за роялем – его губы приоткрыты, глаза почти полностью закрыты, пальцы длинные, скользят так, словно гладят чью-то кожу, словно убирают волосы с лица. Его брови сходятся на переносице, появляются морщинки между глаз.