хотелось составлять им компанию. Она захлопнула дверь, оборвав гортанную ноту виолончели. Крину встретили деревянные часы — ее первое детище со сложно соединенными сосновыми шкалами. Они ласково потерлись о ее лодыжку. Взяв их за толстые и прочные спиральные пружины, она посмотрела в агатовые глаза механизма.
Внезапно она погрузилась в туман необычных эмоций. Крина приподняла устройство к лицу. Хотя она стояла в центре темной комнаты, перед ней раскрывалось пространство, которое она никогда не видела раньше: лучи заходящего солнца косо пробивались через табачный дым. Она сделала эти часы для хранения особых и давно прошедших мгновений времени. Ее ноздри ощущали сладкий запах табака и смолы, копившейся годами в трубке. Запах вызывал печаль одиночества. Она видела перед собой теплый оранжевый свет и лучи, скользившие через слоистый дым. Почему эта трубка и это время дня пробуждали в ней память о невстреченном возлюбленном? Почему он был связан с оранжевым светом заката?
Она выронила часы на ковер, и те обиженно закатились под деревянный секретер. В комнату галопом влетела пара шаловливых механизмов. Их маленькие копытца застучали по полу. Не обращая внимания на хозяйку и пощипывая друг друга за бока, они с такой поспешностью помчались в спальную, что взбили ковер на полу. Увлеченная их скачущим и безрассудным чувством времени, Крина последовала за ними — прочь от аплодировавших крыльев деревянной мебели. Она переступила порог спальной комнаты и покачнулась на ногах, когда тяжелая вещь, похожая на надгробный камень, опустилась на ее плечо. Царапающие когти несколько раз вонзились в кожу, пока часы устраивались рядом с ее правым ухом. Она повернулась и посмотрела в глаза из чистого золота.
— Дай мне твое время, милочка, — тихо прошептала она.
Пятна пурпурного света на шкафах и диване уже начинали бледнеть, сменяясь серебристо-синими оттенками. Вечерние сумерки уступали место лунной ночи. Голоса караульных на ступенях лестницы утонули в щебете ласточек и летучих мышей.
Крина вышла на балкон и посмотрела на проспект Вознесения. Все люди зиккурата радовались этому чувству времени. Оно казалось то непривычно странным, то до близости знакомым. Оно то нарастало, то убывало, как ущербная луна. И жители города подкручивали свои часы, вытягивая солнце обратно в небо и возвращая зиккурат на прежнее место в долгой эре, составленной из многих-многих эпох. Они вновь переделывали башни церквей и зеленые лужайки в скоплении маленьких домиков, чтобы одинокая мелодия фортепьяно могла свободно разноситься по аллее, как ветер, которым она когда-то была.
Крина могла видеть соседние кварталы, окрашенные в каштановый цвет. Там даже свет фонарей казался ржавым от пыли. Зиккурат умирает, подумала она, осматривая улицы, катившиеся в стороны, словно ее первые сосновые часы. Он не может защищаться от этого нового времени. Через глаза своих часов она видела, каким станет мир, преобразованный молодым подмастерье. Этот образ смотрел на нее с площадей переделанного зиккурата — предопределенные и строго измеренные улицы, похожие на стрелки безликого устройства, предательски объявлявшего точное время.
Часы по-птичьи склонили голову на бок. Острые когти, отступив немного от шеи, сжимались и разжимались, сжимались и разжимались. Оглянувшись на хозяйку, устройство ворчливо сказало:
— Мы станем правителями.
— Правителями? — переспросила Крина.
— Часы будут не только измерительными приборами, но и деспотами. Отныне будущее окажется в надежных руках.
— Нет, — холодным тоном ответила женщина. — Я позабочусь, чтобы будущее всегда оставалось под вопросом. Вскоре Метод споет реквием и покроет кожу подмастерья черными пятнами.
Она посмотрела на урбанизированную часть зиккурата. Казалось, что она парила над ним вдалеке. То был редкий вид, доступный лишь в эти часы. Широкая соленая равнина континента, на которой возвышался огромный ступенчатый город. Массивная глыба материка висела в тонком воздухе, и реки изливались в бездну небытия.
— Ты послала наперсницу отметить порог этого юноши? — спросили часы. — Плоды помпельмуса задействуют Метод, и жертва будет уничтожена?
— Мудрый человек почувствует дым пожара еще до того, как загорится спичка, — ответила Крина.
— Тебе не убить всех молодых изобретателей, — проворчали часы. — И ты не сможешь вечно отделять наш мир от реальности. Зиккурат погибает. Он рассыпается в прах.
— Я знаю.
С балкона она видела, как парившие акведуки города исчезали в мерцающем облаке ржавого цвета — облаке, которое теперь окутывало почти весь ее мир. Зиккурат был сказочной фантазией часовщиков. Великие мастера механики, подобные Крине, всегда мечтали о парящем континенте — конструкторе, который можно было вечно разбирать и собирать обратно.
Будто молитву, она прошептала лозунг их касты:
— Нет другой дороги, кроме нашего пути.
— Нам кажется, что появился иной вариант, — ответили часы, поднимаясь в воздух на металлических крыльях. — По крайней мере, один.
Внизу на улице она увидела двух торговцев рыбой. Мужчины шумно приветствовали друг друга, и Крина торопливо ушла с балкона. Ее ноги заскользили по плитам пола, словно начиная дворцовый танец. Но затем пурпурные тени превратили женщину в черную фигуру. Они утащили ее в странную комнату, в холодную кровать, под бархатное пуховое одеяло. Темнота была такой плотной, что Крина ничего не видела. Она лишь надеялась, что находилась в собственной спальной. Иногда время вело себя удивительным образом. Она нисколько не удивилась бы, оказавшись во времени другого человека — в страстных объятиях какого-нибудь мужчины. Крина закрыла глаза и прислушалась к звукам быстрой капели. В темноте где-то капала вода, мечтавшая стать потоком.
— Откуда ты знаешь? — спросил бестелесный шепот.
Крина замерла на месте. Она лежала на простыни, погружаясь в липкий страх. Ей хотелось открыть веки, но она боялась, что шум ресниц будет слишком громким. И даже, когда она медленно открыла глаза, ее взгляд встретил только черную непроницаемую тьму. Затем снова началась капель. Нет, это был звук, похожий на постукивание по коже. Шум ласкавшего трения. В комнате присутствовал кто-то еще.
— Да, ты права, — сказал шепчущий голос. — Но как нам понять, что она получила подарок?
«Что им нужно? — гадала Крина. — Какой подарок я получила? Неужели они хотят обворовать меня?»
Два звонких постукивания. Шлепок. Постукивание.
Возможно, воры даже не знали, что она находилась в постели. Скованная темной неподвижностью Крина размышляла, как ей подозвать свои охранные механизмы. Например, отвлекающие часы или удалители. Тогда она смогла бы вырезать этот период, стянув время темпоральными стежками. Но она даже не могла поднять руку, чтобы поманить часы. Пальцы казались чужими и тяжелыми. Что происходит? Ум тоже стал шаткой оцепеневшей массой. Она не могла сфокусироваться на самых простых и конкретных мыслях. Кто проник в комнату? Была ли эта комната ее спальной? Что они хотели украсть? Снова шлепки и постукивания. Словно пара рук похлопывала