— Да! — довольно подтверждает Юджа.
— Каким образом?
— Не образом, а хлыстом, кнутом или что ещё тебе попалось под руку!
— Мне ничего не попадалось. Я попросил, и мне принесли.
— Ну, надо же! Наверное, все твои просьбы исполняются беспрекословно, раз ты так равнодушно об этом говоришь!
— По какому поводу истерика? — вяло интересуюсь я.
— Истерика? — йисини возмущённо выдыхает воздух. — Истерика?!
— Типичная. Только не говори, что безумно страдаешь из-за нескольких еле заметных рубцов на спине у неблагодарного пацана...
— Еле заметных?! Между прочим, они даже не желают затягиваться!
А вот это интересно. На самом деле. Бил я не сильно, поэтому... Понял. Надо будет поработать над контролем, и основательно. Не следовало прикасаться к живому телу, не заперев Пустоту там, где она должна обретаться. Не повезло парнишке, ой как не повезло... Впрочем, сам виноват: не нужно было так себя вести.
— Заживут. Не сразу, но заживут. Обещаю. Пусть немного помучается: ему полезно.
— Полезно? — тёмные глаза недоверчиво округляются.
— Разумеется. Нечего было пытаться стащить моё оружие.
— Он хотел...
— Украсть кайры. Для тебя, по всей видимости. Очаровала мальчика, прелестница, и теперь во всём обвиняешь меня? Не выйдет.
— Очаровала? — Юджа задумчиво морщит лоб. — Я не думала...
— Это свойственно всем вам. Не думать.
— Кому — вам?
— Женщинам.
Она готова разразиться новой вспышкой гнева, но внезапно передумывает и улыбается:
— Не буду больше спорить. С тобой это совершенно бессмысленно!
— Правильное решение! Умница! Иди к папочке, он погладит тебя по головке...
Йисини, приняв мой шутливый тон, присаживается на подлокотник кресла, но не утихомиривается:
— И всё же... Что произошло?
— Курт не рассказал?
— Он сказал только, что виноват перед тобой.
Хм-м-м-м... Хороший мальчик. Не ожидал. Но всё равно, ему нужно учиться, и учиться долго и многому. Дабы в будущем не столкнуться с человеком, который без зазрения совести перережет горло воришке за одно только намерение поживиться чужим добром.
— Всё верно.
— Объясни! — шершавые пальцы скользнули по моей щеке.
— Зачем?
— Мне любопытно.
— Ещё одна исконно женская черта.
— Можно подумать, мужчины не страдают этим пороком! — игривое возмущение.
— Я не страдаю. Можешь делать из этого какой угодно вывод... Разрешаю.
— Хочешь, чтобы я заявила: «Ты — не мужчина»? Не дождёшься!
— Совсем? — тоскливо перевожу взгляд на окно.
— Совсем! Да тебе половина тех, кто носит это громкое название, и в рабы не годится!
— Даже так? Польщён. Но, милая... Зачем ты вообще пришла?
— Чтобы не дать тебе утонуть в вине, разумеется!
— Разве...
— Я была здесь вчера вечером, — ехидно пояснила Юджа. — И слушала твои проникновенные речи... Не полностью, конечно, потому что довольно быстро поняла: в таком подпитии ты не способен думать.
— И вовсе я...
— Ты был не в себе. Совершенно.
— Тогда зачем ты разыгрывала спектакль сейчас?
— Зачем, зачем... — она лениво потянулась. — Не хотела напоминать о твоей вчерашней слабости... Я знаю, как мужчины не любят, когда мы начинаем считать выпитые ими кружки. Клянусь, и слова бы не сказала, если бы ты не начал строить из себя дурачка!
— Я не строил.
— То есть?
— Хочешь честное и откровенное признание?
— Хочу, — внимательные тёмные глаза оказались совсем рядом.
— Мне наплевать на то, что произошло вчера с Куртом. Я уже забыл. А он... Надеюсь, не забудет никогда.
— Не забудет, — кивнула Юджа. — Ты здорово его отходил. Слишком жестоко.
— Нет, милая, я был излишне мягок. Следовало бы его убить.
— За что же?
— Вместо того чтобы прийти на помощь, парень решил украсть мои личные вещи. Неважно, с какой целью, кстати: пусть он хотел подарить их тебе, само намерение кражи снисхождения не заслуживает.
— А по-моему, ты просто обиделся! — торжествующе заключила йисини.
— Обиделся?
— Ну, конечно! Не хочешь себе в этом признаться? Думал ведь: «Я столько сделал для него, а он...» Думал?
Кусаю губу. Думал, разумеется. Правда, не очень долго. Точнее, не застревал на этой мысли. Всеми силами постарался убежать именно от такой трактовки своего поведения. Объяснить Юдже? Нет, не стоит: она всё равно останется уверена в собственных выводах. Это ведь так естественно и приятно — считать, что мир живёт по тем правилам, которые придумал ты сам.
— И что? Я не прав?
— Этого утверждать не буду. В общем-то, я хотела говорить не об этом.
— А о чём? — это не любопытство, а его сестричка. Любознательность. Желание быть осведомлённым. Значит, иду на поправку.
— Я волновалась.
— Неужели? И какая же неприятность вызвала волнение прекрасной воительницы? — не могу удержать язвительную ухмылку.
— Вот таким ты мне нравишься больше! — расцветает довольной улыбкой лицо йисини.
— Ещё больше? Значит ли это, что у меня есть шанс?
— Шанс?
— Заполучить гордую красавицу в свои объятия?
Мгновение она смотрит на меня, пытаясь понять, есть ли в произнесённых словах что-то, кроме шутки, потом заливисто хохочет:
— И ты ещё спрашиваешь позволения? Вот глупый...
— Почему же, глупый? Всего лишь вежливый, — обиженно отворачиваюсь, но ладони женщины уверенно возвращают моё лицо в прежнее положение.
— Во всяком случае, ты — первый, кто сразил меня наповал, даже не обнажив оружие! Никогда не думала, что достаточно слов и взглядов, чтобы одержать победу... И так легко одержать.
— Кто сказал, что было легко? Не согласен.
Юджа наклоняется и осторожно целует меня в лоб.
— И это — всё? — возмущаюсь. Почти искренне.
— Ты хочешь большего? — в хрипловатом голосе прорезаются знакомые и очень опасные нотки.
— Нет, — приходится признаться. Хотя не всегда нужно быть честным, в этот раз лукавство ни к чему.
— Я вижу, — она встаёт и подходит к окну.
— Что ты видишь?
— Тебе не нужна женщина.
— Ошибаешься. Очень нужна. Но ты дорога мне совсем в ином смысле... Надеюсь, это тебя не оскорбляет?
— Нет, — коротко стриженая голова йисини печально качнулась. — Немного удручает, разве что. Но настаивать не могу.
— Спасибо.
— За что? — она удивлённо оборачивается.
— За предоставление свободы действий.
— М-м-м-м... Не за что.
Тихий шелест свидетельствует: как минимум, одна из кайр покинула ножны.
— Я бы не советовал.
— Не советовал чего? — Юджа, как завороженная, смотрит на своё отражение в зеркальной глади лезвия. Смотрит и вдруг испуганно вздрагивает. — Она... она меня держит...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});