Читать интересную книгу Ночь падающих звезд. Три женщины - Яннауш Дорис

Самой беспокойной из них была Дуня. Она не могла дождаться, когда станет известной. Однажды она уехала. Хабердитцель передал ему от нее письмо: «Прощай, Тео, любовь моя, я отправляюсь в Париж. Адью, адью и мерси за все!» Очевидно, она готовилась к отъезду, во всяком случае, судя по языку. Она выпала из его жизни, как холст из подрамника.

Он защитил диплом и возглавил кафедру прикладного искусства и графики, женился на прехорошенькой девушке из высшего света — Линде фон Гразерн. Она занималась модой и в качестве приложения получила Хабердитцеля.

Тот понемногу рисовал для рекламы да от случая к случаю делал иллюстрации к детской книжке, весьма неплохие, но учебу Хели так и не завершил. Он не сокрушался по этому поводу. Хели был лишен честолюбия. Да и в любви ему не особенно везло. Время от времени налетала пылкая любовь, «навечно», но так же быстро и пропадала. Он оставался одиноким: холостяк по убеждениям.

Брак Тео не был удачным, вероятно, потому, что он не мог забыть Дуню, хотя уже давно потерял ее след. Линда, привыкшая всегда быть на первом месте, знала о любви Тео к Дуне. Но с этим она ничего не могла поделать. В общем-то не она была виновата в развале их союза. Возможно, все сложилось бы иначе, если б не международная встреча художников, графиков и декораторов в Штутгарте, куда он отправился в виде исключения. Вот там-то и подошла к нему Дуня:

— Привет, Тео, как дела?

Как будто они расстались только вчера. Он попросил Линду о разводе. Покинул и Амелию, которую так сильно любил, и отправился в Штутгарт, чтобы быть поближе к Дуне. Но Дуня была слишком занята, чтобы жить вместе с Тео, к тому же не хотела становиться причиной развода. Итак, Тео устремился в эту переменчивую, напоенную любовью жизнь, пока не появился Хабердитцель.

— Так дело не пойдет, — заявил он, — ты же загонишь себя!

Хели организовал встречу Тео и Дуни. И после нее все пошло по-другому. Они вновь открыли друг друга для себя и в конце концов решили пожениться.

В течение долгих лет они сумели сохранить свою любовь, но, к сожалению, не смогли преодолеть неугомонности Дуни и его тщеславия.

— Тео, дорогой! — Голос в трубке вернул его к действительности. — Сегодня уже очень поздно. Но завтра я приеду обязательно, примерно к обеду. И буду с тобой так долго, сколько тебе захочется.

— Что касается меня, то оставайся навсегда, — вздыхая, ответил он. — Нам надо так много наверстать.

— Как скажешь, дорогой.

Донеслись громкие голоса, вероятно, телевизионщиков. В них звучало нетерпение. Дуня была вынуждена положить трубку.

Теобальду потребовалось несколько секунд, чтобы, вздохнув поглубже, взять себя в руки.

Он уже отвык от таких эмоций. Слишком много всего. Силы его иссякли.

— В чем дело? — Хели вопросительно поднял брови. — Когда она приедет?

— Только не сегодня, — тихо ответил Теобальд, опуская голову.

— Бедняга! — Пытаясь утешить, Хабердитцель обнял друга за плечи. — А что мы будем делать с ухажером Амелии?

Тео пожал плечами.

— Выпроводить его ведь мы не сможем. Или все-таки?…

— Да, это неудобно.

— Но и позволить ему ночевать в комнате Амелии мы тоже не можем.

— Ни в коем случае!

Они вели себя как два отца, обеспокоенных вопросами воспитания несовершеннолетней дочери.

— Я приготовлю ему комнату в стиле рококо, — предложил Хели.

— Розовую? Где кровать под балдахином с помпонами? — ухмыльнулся Теобальд.

— И туалетный столик мадам Помпадур, — захихикал Хели.

Комната в стиле рококо сохранилась с тех пор, когда дом еще являлся летней резиденцией настоятеля. Комната, имевшая историческую ценность, отжила свой век, и Теобальд с помощью Хели отреставрировал ее. Она стала «показательной комнатой», демонстрируемой гостям во время выставок. Тогда Хели Хабердитцель открывал двери и торжественно провозглашал:

— Перед вами подлинная комната в стиле рококо с туалетным столиком мадам Помпадур…

Последнее он упоминал специально, чтобы сделать комнату еще более популярной. Он выдумывал невероятные истории, рассказывая, как столик из Парижа попал в Ламмвайлер. Каждый раз это были новые истории. Он лишь должен был следить, чтобы они не повторялись, если посетители приходили к ним по нескольку раз. Он даже завел для этого специальную книгу. Какие посетители — такие истории.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

И в этой приторно-сладкой дамской комнате должен был ночевать Максим Рушек.

И поделом ему!

С демонстративно приветливыми лицами оба заговорщика присоединились к обществу. Амелия и Максим, держась за руки, беседовали о ценных бумагах, о том, сколько умения необходимо, чтобы вносить деньги на счет, что, конечно же, не очень достойно, не правда ли…

— Большие приветы от Дуни, — прервал Теобальд молодых людей, беседа которых была ему так же интересна, как и сообщение об уровне воды. — Она сегодня уже не приедет. Предлагаю всем отправиться в постель. Вы, уважаемый Максим, будете спать в розовой комнате, хотя вы даже не поинтересовались, можете ли здесь переночевать.

— Папа, как ты можешь так говорить! — возмутилась Амелия.

— Он спрашивал об этом? — с невинным лицом Тео обратился к Хабердитцелю. — Ты что-нибудь слышал, Хели?

— Нет, нет. Но я подготовлю комнату, — ответил Хели и с мягким упреком обратился к Амелии: — Жаль, что ты заранее не предупредила, Амелия.

Хели отправился наверх, где располагались комнаты для гостей.

Максим Рушек, и на сей раз покраснев, приподнялся, чтобы извиниться, однако в его поведении прослеживалась некоторая доля высокомерия, что совсем не понравилось Тео.

— Ну, хорошо. — Тео кивнул и, уже приготовившись выйти, задержался в дверях, дружелюбно улыбнувшись приятелю дочери. — Так вас зовут Максим? Многообещающее имя! Оно сразу ассоциируется с максимумом, то есть наивысшим. Или нормой поведения — и тоже высшего уровня [1].

— Вот видишь, папа, — удовлетворенно заметила Амелия, решившая, что отец пошел на уступки, — ему и имя соответствует, не правда ли?

Профессор вздохнул, взглянув на многообещающую личность, задумчиво пожал плечами и произнес:

— Имя — еще не судьба.

И вышел прочь.

РОЗОВАЯ КОМНАТА

Хели Хабердитцель был совсем не таким, каким представлял себе его друг-профессор: отказывающим себе во всем соратником, превыше всего ценившим произведения Тео. Нет, у Хабердитцеля имелись собственные потребности.

Одной из них была педикюрша Лотта Шух, одинокая и весьма привлекательная. Иногда Хели проводил у нее ночи, искренне полагая, что об этом никто не догадывается. Лотта жила в небольшом рядовой застройки домишке, в подвале которого она оборудовала свой педикюрный салон с лампами дневного света и электрическим полировщиком ногтей. Ее клиенты — или пациенты — съезжались к ней издалека. Она была настоящей хранительницей секретов.

Хели с превеликим удовольствием проводил время и в ее доме, и в ее постели. Лотта, с каштановыми волосами, была пухленькой и какой-то очень уютной.

— Ты отвлекаешься, Хели, — упрекнула Лотта, крепче обнимая его, — Почему твои мысли о тех, других, а не о нас?

Те, другие, — это профессор, его дочь и тот тип Максим. Хели излил Лотте душу.

— Я думаю о тебе, Лоттхен, — не очень уверенно заверил он.

Хели провел ладонями по ее телу, нежно взял в руки полные груди и поцеловал их. Целовал он умело. Свой опыт Хели приобрел в течение многих ночей, когда профессор работал или спал. Тогда Хели Хабердитцель, подобно легкокрылому Серафиму, отправлялся осчастливливать многочисленных женщин.

А вот с Лоттой Шух связь его длилась относительно долго.

— Нет. — Она отстранилась от него. — Ты думаешь о том, что будет, когда появится новая фрау Фукс и как сложатся дела у тебя и профессора.

— Послушай, ясновидящая. — Хели встал, подошел к окну и выглянул наружу. — Во-первых, новая фрау Фукс имеет квартиру в Людвигсбурге, где она будет продолжать работать, а не находиться постоянно у нас. И во-вторых, она и я — старые друзья!