другу невидимые механизмы судьбы, которые пришли в движение. Вообще-то такие вещи обычно понимаешь потом, когда оглядываешься в прошлое, но Лота готова была поклясться: в тот миг, когда Гита вошла в класс, у нее возникло предчувствие.
Вблизи Гита оказалась еще более хрупкой, чем в дверях класса, зато гораздо более дружелюбной и совсем не жесткой, а наоборот, забавной и даже смешной.
-Пришлось написать, что Онегин и Печорин - лишние люди, - пожаловалась Лота, чтобы как-то завязать разговор. - А по-моему, они как раз ничего.
-Ой, да в книгах большинство героев лишние, - махнула рукой Гита. - Путаются под ногами, тормозят сюжет. Вот автору и приходится от них избавляться. То под поезд толкнет, то чем-нибудь их заразит. А то еще удобный был диагноз: нервная горячка. Ни в одном медицинском справочнике такой болезни не найдешь!
Лота удивилась. Похоже, новая ученица была не в курсе того, что и как изучают в школе.
-А если серьезно?
-Если серьезно, то у нас в стране вообще все люди лишние.
-Но можно зайти и с третьей стороны, - медленно добавила она, пристально глядя на Лоту и наблюдая за ее реакцией. - Каждый человек, которого мы встречаем на своем пути, отражает наши черты. А значит, лишним является тот, кто называет лишними других. Белинский и училка - лишние. А эти твои герои - нет.
-А ты раньше где-нибудь училась? - осторожно спросила Лота, не понимая, каким образом школьная программа прошла мимо сознания этой необычной девушки, не затронув его.
-Конечно, училась. Только это бесполезно.
-Что бесполезно?
-Меня бесполезно чему-нибудь учить. Я могу научиться сама. Если захочу.
-А почему?
-Потому что знания должны становиться частью меня самой. А если этого не происходит, они отваливаются. Думаю, это актуально для многих. А люди послушно зазубривают чужие слова, даже не вдумываясь в их содержание.
* * *
Так Гита появилась в Лотиной школе. А заодно и в жизни.
Она и стала для Лоты жизнью, которая заслонила собой школу, а потом и все остальное.
Вечерами Лота мыкалась в бабушкиной квартире, не зная, куда себя приткнуть. Все собрания сочинений, отдельные тома и старые "Новые миры" были прочитаны. Уроки кое-как выучены. Телевизор стоял в комнате бабушки, куда Лота старалась без надобности лишний раз не входить. Друзей в Москве у нее по-прежнему не было, она не подружилась даже с одноклассниками, сама не зная почему. Зато перед Гитой были распахнуты все двери. Выставки, квартиры с сомнительной репутацией, мастерские в аварийном состоянии, где рисовали голых натурщиц. Огромная, полная загадок и волнующих открытий студия ее отца, известного скульптора, где на полках и стеллажах выстроились ряды крынок, античных голов и торсов, алхимических колб и реторт, жестянок с тюбиками и засохшими кистями.
Главной же страстью Гиты были всякого рода мистические, таинственные и непознанные явления, которые она объединяла словом "магия". Точнее - Магия воздуха. Именно так, с большой буквы. Лота была уверена, что Гита сама же и выдумала эту Магию воздуха, с которой столько потом носилась. Выдумала, потому что в обычном мире жить ей было скучно, одиноко и очень непросто. В понимании Гиты, магия сводилась к нагнетанию особенной атмосферы, будоражащей и загадочной, преобразующей любой предмет и любого человека, который попадал в ее силовое поле: так море шлифует бутылочную стекляшку, превращая ее в драгоценный камень. Это была Гитландия - волшебная страна, дрейфующая по воле волн, ветра и Гитиного переменчивого настроения.
Единственным же пропуском в Гитландию была сама Гита.
Стоило Лоте встретиться с Гитой, и все преображалось, становясь волшебным. Камешки и птичьи перья, которые они подбирали на асфальте, приобретали свойства талисманов. Компот из яблок объявлялся приворотным зельем. Мусорные пустыри превращались в места магической силы. Каракули на заборах - в колдовские заклятья. Гаражи возле дома становились сказочным лесом. Мяукающие тени перебегали их маршруты, направляясь к своим норам и мискам. Нежные, сухие, как засохшие цветы, голубиные трупики похрустывали у них под ногами.
Наглухо запертый город, который упорно, день за днем игнорировал Лоту, послушно распахивался перед Гитой, как заколдованный замок перед наследной принцессой.
Даже вывески над магазинами, заурядные, столько раз виденные вывески, мимо которых ежедневно проходили, не оборачиваясь, рассказывали о чем-то новом. "Хлеб" являл собой образ дородного поджаристого хлеба, с помощью которого задабривают духов лесов и полей, а заодно городских улиц и перекрестков. "Овощи-фрукты" - о первобытных традициях агрикультуры и садоводства. При виде вывески "Продукты" становилась очевидна сокровенная сущность сахара, соли, мяса и молока, их бессмертная душа, о которой не задумываются и не вспоминают ни продавцы, взвешивающие эти продукты на весах и заворачивающие в бумагу, ни покупатели, укладывающие свертки в сумку. Даже при слове "Почта" у Лоты замирало сердце: ей представлялись тысячи невидимых линий, пересекавших во всех направлениях географическую карту планеты. Мир дышал, его многомудрое сердце билось. И чем дальше продвигались Лота и Гита внутрь города, минуя одну улицу за другой, тем отчетливее ощущалось его биение, сливаясь с чуть слышным трепетанием их собственных маленьких сердец. И мнилось Лоте, что уже за следующим поворотом, через несколько домов Гитландия перейдет в Зазеркалье - в зеленоватую сновидческую реальность, где можно понимать друг друга без слов и зарисовывать собственные мысли в виде диковинных четырехмерных обозначений.
-Понимаешь, в чем проблема, - рассуждала Гита, продвигаясь по очередной улице, в один миг переменившей привычные свойства.
-В чем?
-Мистику можно принимать на веру только из первых рук. А для этого требуется к этим рукам полное доверие. Вот, допустим, Карлос Кастанеда. Ты должна быть уверена, что все это действительно