Какая-то женщина завизжала.
Столешница одного из столов съехала и загремела на козлах, когда кто-то чересчур поспешно вскочил. Кто-то прошептал имя священного святого Митры. А Конан тем временем продолжал разворачиваться. Его обутая в сандалию нога с силой опустилась на бедро упавшего стражника. Тот снова застонал.
— Кагул! — воскликнула Килия, вскакивая с места. — А ты, глупый варвар, — мальчишка! Ты ранил Кагула!
Она бросилась к упавшему сержанту и опустилась около него на колени. Он так и не выхватил меч до конца. Теперь же он вместо меча схватился за бедро. Конан моргнул и уставился на молодую женщину, за которой ухаживал с помощью вина, жарких взглядов и хвастовства. Но ему казалось, что…
Его лицо вытянулось. Тут девушка резко подняла голову, устремляясь взглядом куда-то мимо него, и тогда Конан метнулся вбок. И потому меч, направляемый рукой одного из воинов Кагула, рубанул по столешнице, а не по плечу киммерийца. Чаши с вином и засахаренными фруктами полетели во все стороны. Вокруг заголосили. Если бы не почти невероятная быстрота, с которой горец метнулся в сторону, этот меч отхватил бы ему большую часть плеча.
Удивленный стражник ухватился за рукоять обеими руками, собираясь высвободить клинок из дубовой доски. У него были все основания считать, что его намеченная жертва удивлена больше его. Он ошибся.
Бронзовый кулак обрушился, словно кувалда. Этот удар сломал заморийцу предплечье, причинив такую боль, что он проглотил вопль вместе с языком и потерял сознание прежде, чем рухнул на пол.
— Взять его! — закричал другой из воинов Кагула. Посетители повскакивали с мест, прилагая серьезные и старательные усилия оказаться где угодно, только подальше отсюда. Один житель Востока, в халате, во все глаза следил за происходящим. А коринфийский купец покинул трактир с такой быстротой, что его слуге пришлось бежать, чтобы догнать его.
— Проклятый варвар, — крякнул какой-то отставной генерал. — Взять его!
— Взять его! — прорычал Кагул, поднимаясь с помощью Килии.
Однако Килия завопила иное:
— Убить его!
Этот последний вопль решил дело. Грубых стражников и вероломных горожанок, проявлявших больше кровожадности, чем женщины ванов, оказалось более чем достаточно. Иллюзии юного горца развеялись. Его короткий флирт со знатными и богатыми дамами Аренджуна закончился. Лучше б он ухаживал вон за той увешанной рубинами дочерью вельможи, которая теперь забыла про свою презрительную улыбку и горящими глазами следила за происходящим.
Конан метнулся вправо, прочь от двух сваленных им стражников, и развернулся на ходу. Когда он завершил оборот, его длинные ножны из шагреневой кожи опустели. Кулак его заполнила рукоять, а перед ним сверкал трехфутовый клинок.
Вперед выступил третий стражник и попытался заколоть Конана. Ну, допустим, паренек этот был рослым, но он ничего не смыслил в фехтовании. Стражникам нужно было лишь держаться повысокомернее; карманники и воришки имели обыкновение удирать, а не давать бой людям в мундирах с хорошими мечами на боку.
Конан тоже не стремился дать бой. Он увернулся с той же гибкостью и быстротой, какую проявил раньше. И, по-прежнему пригнувшись, вор сделал шаг к нападавшему. Нагнувшись вперед, он описал над головой полукруг собственным мечом. Его кулак задел макушку черногривой головы, и клинок ударил плашмя.
Хлынула кровь, и раздался крик ужаса и боли. Воин показал свою неопытность, выронив собственный меч и повернувшись к киммерийцу спиной. Он зашатался, прижав ладони к изуродованному лицу. Конан толкнул этого малого в спину. Существенный боевой опыт киммерийца научил его не тратить сил на человека, уже вышедшего из боя. Этот высокомерный стражник больше в драку не полезет.
Конан поразился, услышав среди заполнивших "Шадиз-сарай" воплей ярости и ужаса поощряющий крик. Похоже, кто-то здесь научился не любить блюстителей порядка — не тот ли темноволосый носатый в халате? Отставной генерал, прижав руку к брюху, ревел, выражая желание получить меч и отлично зная, что ему его не дадут. Мужчина помоложе, солдат, хотя и без формы и оружия, глядел, сузив глаза. Он попятился. Рослый горец только что отлично продемонстрировал свою ловкость и существенный опыт…
Кагул уже поднялся и выглядел угрожающе. В одной руке у него был меч, в другой — кинжал.
Конан оказался лицом к лицу с тремя вооруженными воинами, надвигавшимися на него на порядочном расстоянии друг от друга.
Теперь, когда его прижали к стене, он обрел полнейшее спокойствие.
— Назад, — рыкнул он по-звериному. — Если ты ценишь жизнь этих щенков, Кагул, лучше отзови их. Весь свой опыт вы приобрели, угрожая лавочникам, запугивая мелких воришек да пытая блудниц, чтоб заставить их заговорить. А я не один месяц провел в цепях, когда мне было всего шестнадцать. Я не раз обагрил этот меч кровью в бою — понятно? В бою. И я не потерплю, чтобы эти псы тронули меня хоть пальцем.
Троица остановилась. "Щенки" Кагула нервно поглядывали на своего вождя. Тот твердо сжал губы и повернулся к Конану правым боком.
— Взять его, — снова повторил он ровным непреклонным тоном. — И не обязательно живым.
Конан пригнулся, словно изготовившаяся к прыжку пантера.
— Лучше бросайтесь все сразу, — тихо посоветовал он. — Первый приблизившийся ко мне умрет. — А затем повысил голос. — К Белу! — проревел киммериец, вспоминая голос, приветствовавший его расправу со стражником. К Белу!
А затем, твердо сжав губы, прыгнул, рубанув стражника по лицу. Замориец попятился и споткнулся о столик. Какая-то женщина завизжала, а юная аристократка, вся в рубинах, уставилась на происходящее глазами, сделавшимися не менее яркими, чем у птиц. Ее грудь бурно поднималась и опускалась, а кончик языка высунулся увлажнить подкрашенные розовым губы.
Слева на увертливого противника насел Кагул, нанося колющий удар снизу. На отмахе клинок Конана встретился с его мечом с громким лязгом. Кагул еле-еле сумел парировать быстрый рубящий удар киммерийца. Горец орудовал своим клинком так, словно тот был из бумаги, а не из тяжелого старого железа. Он отступил на шаг, стрельнув глазами влево, готовый встретить третьего стражника. Вот тут-то и раздался новый голос, наверняка вызванный громким призывом Конана к Белу, богу-покровителю воров.
— Лучше пробирайся к окну, горец! Я слышу снаружи топот других блюстителей порядка.
Находящийся справа от Кагула стражник круто обернулся разобраться с сочувствующим нарушителю закона. Но он успел заметить лишь тень иранистанца в полосатой рубашке и кожаном жилете; а затем синебородый приезжий с далекого Востока вонзил в живот заморийцу трехфутовый ильбарсийский нож.