пробирать озноб.
— А можете, просто, до деревни меня подбросить? — с опаской спросила попавшая в западню.
— Дык седай ужо, — нетерпеливо сказал мужичок и первым забрался в сани, поплотнее закутался в старый, видавший виды тулупчик, попытался согреть ноги, обутые в лапти, прикрыв их соломой. Оля с опаской примостилась с другой стороны. Лошадь пошла мелкой рысцой, почуяв скорый отдых и кормёжку. Про себя девушка обрадовалась, что признаки болезни исчезли: «Ещё бы так пропотеть, выбираясь из сугробов! Даже вирус не выдержал!».
Примерно через час сани въехали в открытый двор старого ветхого домишки, крытого соломой, как и все надворные постройки. Пахнуло терпким запахом застарелого и нового навоза. Под ногами у лошади волчком закрутился лохматый пёс дворянской породы, приветствуя хозяина. Почуяв прибывших, в хлеву заблеяли коза с козлятами, недовольно заквохтали разбуженные куры, протяжно замычал молоденький бычок.
«А не плохо они тут всё реконструировали", — отметила про себя неожиданная гостья. — "Живенько так, натуральненько…».
Ход её мыслей прервала появившаяся на крыльце женщина.
— Старый, воротился? — окликнула она. — Вдругорядь вертайся засветло. Все глазоньки проглядела, тебя дожидаючись. — подошла она к лошади осторожной шаракающей походкой, плотнее укутываясь в большой шерстяной платок, накинутый на голову и плечи.
— А, пурга, будь неладна: заплутал малясь, — отмахнулся возница. — Буянушку, кормильца нашего, на конюшник сведу, а ты, старуха, котомку из дровен забери, да бабоньку в избу веди.
— Каку таку бабоньку? — всплеснула руками хозяйка дома, силясь разглядеть что-нибудь в тени, падающей от сарая на повозку.
— Да вот, привёл Господь на пути встретить. Мело аж жуть. Заплутала, от сродников отбилась. — отмахнулся мужичок. — Веди в избу, обогрей: зазябла чай. А я к голове, Степанычу, ужо схожу, покумекать надать, — себе в бороду добавил он.
В избе разливались волны тепла от печки. Пахло костром — топили по-чёрному. Изба состояла из одной комнаты, тускло освещавшейся единственной лучиной в поставце, стоявшей недалеко от самодельного стола, находившегося в красном углу, под иконами. Вдоль стола тянулись две самодельные, почерневшие от старости, лавки, по бокам, с торцов стояли два крепких табурета недавно сколоченных, ещё пахнувших свежим деревом. В противоположном углу прятался в потёмках большой сундук. У двери высился неуклюжий ларь для продуктов. От печи до стены протянулись полати, с которых свесили голову молоденькая девушка и два паренька-подростка, прищурившись пытавшиеся разглядеть незваную гостью. Пол был дощатый настеленный прямо поверх земли, но, похоже, его очень давно не красили и не мыли. Худощавая хозяйка небольшого росточка, опустив шерстяной платок на плечи, осталась в белом холщовом платке, прятавшем её волосы. Определить возраст хозяйки было затруднительно: одновременно можно было дать ей и сорок лет, и шестьдесят.
— Что застыла у порога, проходь в горницу, не чинись, — услышала Ольга. — Зазябла, совсем. Скидай тулуп, иди к печи — потепле будет.
Гостья молча кивнула в знак приветствия, с опаской огляделась вокруг. Она лихорадочно думала, что её здесь ждёт, куда бежать в случае опасности. На улице крепчал ночной мороз. Вдалеке слышался вой то ли собак, то ли волков: откуда она знает?! Единственное, на что она могла надеяться — что эти незнакомые люди и есть те исторические реконструкторы, к которым они с друзьями ехали. Присутствие девушки и подростков немного успокоило её. Здраво рассудив, Ольга решила дождаться главного у входа и в верхней одежде, так, на всякий случай. «Поразительно, как они воссоздали крестьянский быт, — удивлялась она про себя. Может они здесь постоянно стали жить?».
— Матушка, она откедовать? — подала голос девушка.
— Откель мне знать, у бати свово допытывайся, — буркнула женщина.
— Здоровенько живёте, — раздался густой бас из открывшейся двери.
Впустив в дом морозный воздух, на пороге появился крупный мужчина лет пятидесяти. По его манере разговаривать, по интонации, по взгляду сразу появлялось ощущение, что ему чаще всего подчиняются, нежели он исполняет чьи-то указания. Поздний гость спокойным уверенным движением снял довольно добротную дублёнку и лисью шапку, кинул их на руки просочившегося следом хозяина и уверенно, не разуваясь, прямо в валенках прошёл через всю горницу и сел на табурет, расположившись на самом почётном месте.
— И тебе не хворать, Степаныч, — пробормотала хозяйка, сразу вдруг засуетившись подать на стол угощения: миску с пирогами и чашку с киселём. Хозяйская дочка, мигом соскочив с палатей, метнулась в сени, вернувшись с блюдом холодца и миской квашеной капусты. Один из подростков вслед ей нёс крынку свежего молока. Глава семьи достал из сундука, бережно завёрнутые в тряпицу, сохраняемые для особого случая, две на половину оплавленные свечи, расположил их на столе. Стало светлее, хоть и не намного.
— Чего ж вы божий подарок у порога держите? — удивился гость.
Хозяйка, сама доброта и вежливость, начала снимать с напуганной девушки пуховый платок и дублёнку, тихонько подтолкнула к столу.
В свете свечей блеснули покрывавшие грудь в несколько рядов бусы, массивные свисающие до середины шеи серьги «под старину», височные подвески.
— Дурень старый, девка ж это! — воскликнула хозяйка, увидев одну косу и ленту, повязанную на голове. — А то бабонька, бабонька…
— Девонька, — мягко начал расспрашивать гость. — Ты чьих будешь? Муж есть, али нет? Сосватана ль ты? Откель в наших краях оказалась? Холопка ты, али свободного сословия?
Ольга устала, она хотела спать, живот голодно бурчал, высказывая свою обиду. Девушке надоела эта игра в реконструкцию. Но кто знает, как здесь принято? Мишка говорил, что его товарищи во время слётов ведут себя и говорят, как в старину и терпеть не могут, если кто-то не придерживается правил. Ладно, если ты гость, то нужно придерживаться желаний хозяев: «в чужой монастырь со своим уставом не ходят».
«Прибью Мишку с Лялькой за их затею», — хмуро подумала девушка и включилась в игру:
— Здравия, люди честные, — сделав поясной поклон, произнесла гостья, при этом на руке сверкнули четыре серебряных кольца, «Блин, — подумала запоздало актриса, — кто их знает, чего так на побрякушки уставились? Дадут по башке, чтоб ограбить. Не весть какая ценность, но стрёмно это всё». Потихоньку пряча украшенные кучей колец руки под расшитый передник, девушка всё же продолжила играть свою роль: — Благодарствую, добрые люди, что не оставили на погибель в чистом поле, обогрели и приютили. Разминулась я в пургу лютую с подругами любезными, да другом верным. А ехали мы в возке крытом из Москвы в вашу деревню. Знаете ли, чего о судьбе дружков моих?
Она замолчала, тихонько наблюдая за реакцией невольных зрителей её спектакля. Хозяева и гость переглянулись.
— Подруженек не видали. Мож, в соседней слободе кто-то появился? — осторожно заговорил руководитель поселения. — Ответь, девонька, кто родичи твои. Какого звания?
— Дочка