Присутствие в «Божественной Комедии» подвижного и красочного народного говора флорентийских улиц, рынков и площадей; величавая и оправданная огромным опытом мысли и чувства сентенциозность поэмы, отдельные стихи-афоризмы которой утвердились в живом обиходе итальянского языка; наконец, широкая, несмотря на весь груз её аллегорий, доступность «Божественной Комедии» в своих наиболее крупных поэтических ценностях многовековым читателям и на родине Данте, и далеко за её пределами обусловили наряду со всем прочим то первенствующее место, которое она заняла в итальянской национальной культуре.
Трудности поэтического перевода, усугубляемые в данном случае историческими и творческими особенностями текста «Божественной Комедии», воздвигали, конечно, свои серьёзные препятствия к знакомству с этим исключительным литературным памятником, в частности и перед русскими его истолкователями. Несколько имевшихся в нашем распоряжении старых переводов дантовского творения, в том числе переводы Д. Мина, Д. Минаева, О. Чюминой и других, были далеки или относительно далеки от достойной передачи и подлинного содержания и сложной стилистики оригинала.
Огромный труд воссоздания великого творения Данте на русском языке был ответственно и вдохновенно осуществлён только в советскую эпоху крупнейшим мастером поэтического перевода М.Л.Лозинским. Удостоенный в 1946 году Государственной премии I степени, труд этот имеет полное право на признание его выдающимся явлением в истории русской поэзии.
«Божественная Комедия» явилась крупнейшим достижением творческой биографии русского переводчика-поэта. Именно в работе над этим творением в особенности сказались основные достоинства советской переводческой школы: взыскательность требований к поэтической технике перевода и глубина понимания идейного содержания оригинала, точно, художественно и с истинным вдохновением воссоздаваемого средствами богатейшей русской речи.
К. ДЕРЖАВИН
Сокращения принятые в примечаниях:
А. — «Ад». Ч. — «Чистилище». Р. — «Рай».
Эн. — Вергилий, «Энеида». Метам. — Овидий, «Метаморфозы».
Пример: А., XIII, 143-150 — часть «Ад», песнь восьмая, строки 143 - 150.
АД
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
Лес — Холм спасения — Три зверя — Вергилий1 Земную жизнь пройдя до половины[1],
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
4 Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
7 Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нём обретши навсегда,
Скажу про всё, что видел в этой чаще.
10 Не помню сам, как я вошёл туда,
Настолько сон меня опутал ложью,
Когда я сбился с верного следа.
13 Но к холмному приблизившись подножью[2],
Которым замыкался этот дол,
Мне сжавший сердце ужасом и дрожью,
16 Я увидал, едва глаза возвёл,
Что свет планеты[3], всюду путеводной,
Уже на плечи горные сошёл.
19 Тогда вздохнула более свободной
И долгий страх превозмогла душа,
Измученная ночью безысходной.
22 И словно тот, кто, тяжело дыша,
На берег выйдя из пучины пенной,
Глядит назад, где волны бьют, страша,
25 Так и мой дух, бегущий и смятённый,
Вспять обернулся, озирая путь,
Всех уводящий к смерти предречённой.
28 Когда я телу дал передохнуть,
Я вверх пошёл, и мне была опора
В стопе, давившей на земную грудь.
31 И вот, внизу крутого косогора,
Проворная и вьющаяся рысь[4],
Вся в ярких пятнах пёстрого узора.
34 Она, кружа, мне преграждала высь,
И я не раз на крутизне опасной
Возвратным следом помышлял спастись.
37 Был ранний час, и солнце в тверди ясной
Сопровождали те же звезды вновь[5],
Что в первый раз, когда их сонм прекрасный
40 Божественная двинула Любовь.
Доверясь часу и поре счастливой,
Уже не так сжималась в сердце кровь
43 При виде зверя с шерстью прихотливой;
Но, ужасом опять его стесня,
Навстречу вышел лев с подъятой гривой.
46 Он наступал как будто на меня,
От голода рыча освирепело
И самый воздух страхом цепеня.
49 И с ним волчица, чьё худое тело,
Казалось, все алчбы в себе несёт;
Немало душ из-за неё скорбело.
52 Меня сковал такой тяжёлый гнёт,
Перед её стремящим ужас взглядом,
Что я утратил чаянье высот.
55 И как скупец, копивший клад за кладом,
Когда приблизится пора утрат,
Скорбит и плачет по былым отрадам,
58 Так был и я смятением объят,
За шагом шаг волчицей неуёмной
Туда теснимый, где лучи молчат
61 Пока к долине я свергался тёмной,
Какой-то муж[6] явился предо мной,
От долгого безмолвья словно томный.
64 Его узрев среди пустыни той:
"Спаси, — воззвал я голосом унылым, —
Будь призрак ты, будь человек живой!"
67 Он отвечал: "Не человек; я был им;
Я от ломбардцев низвожу мой род,[7]
И Мантуя была их краем милым.
70 Рождён sub Julio[8], хоть в поздний год,
Я в Риме жил под Августовой сенью,[9]
Когда ещё кумиры чтил народ.
73 Я был поэт и вверил песнопенью,
Как сын Анхиза[10] отплыл на закат
От гордой Трои, преданной сожженью.
76 Но что же к муке ты спешишь назад?
Что не восходишь к выси озарённой,
Началу и причине всех отрад?"
79 "Так ты Вергилий, ты родник бездонный,
Откуда песни миру потекли? —
Ответил я, склоняя лик смущённый. —
82 О честь и светоч всех певцов земли,
Уважь любовь и труд неутомимый,
Что в свиток твой мне вникнуть помогли!
85 Ты мой учитель, мой пример любимый;
Лишь ты один в наследье мне вручил
Прекрасный слог, везде превозносимый.
88 Смотри, как этот зверь меня стеснил!
О вещий муж, приди мне на подмогу,
Я трепещу до сокровенных жил!"
91 "Ты должен выбрать новую дорогу[11], —
Он отвечал мне, увидав мой страх, —
И к дикому не возвращаться логу;
94 Волчица, от которой ты в слезах,
Всех восходящих гонит, утесняя,
И убивает на своих путях;
97 Она такая лютая и злая,
Что ненасытно будет голодна,
Вслед за едой ещё сильней алкая.
100 Со всяческою тварью случена,
Она премногих соблазнит, но славный
Нагрянет Пёс[12], и кончится она.
103 Не прах земной и не металл двусплавный,
А честь, любовь и мудрость он вкусит[13],
Меж войлоком и войлоком[14] державный.
106 Италии он будет верный щит,
Той, для которой умерла Камилла,
И Эвриал, и Турн, и Нис убит[15].
109 Свой бег волчица где бы ни стрёмила,
Её, нагнав, он заточит в Аду,
Откуда зависть хищницу взманила.
112 И я тебе скажу в свою чреду:
Иди за мной, и в вечные селенья
Из этих мест тебя я приведу,
115 И ты услышишь вопли исступленья
И древних духов, бедствующих там,
О новой смерти тщетные моленья[16];
118 Потом увидишь тех, кто чужд скорбям
Среди огня, в надежде приобщиться
Когда-нибудь к блаженным племенам.
121 Но если выше ты захочешь взвиться,
Тебя душа достойнейшая[17] ждёт:
С ней ты пойдёшь, а мы должны проститься;
124 Царь горних высей, возбраняя вход
В свой город мне, врагу его устава,
Тех не впускает, кто со мной идёт.
127 Он всюду царь, но там его держава;