Читать интересную книгу 42 - Дмитрий Седов

Доктор Ковальский перевел взгляд на Аду и тяжело вздохнул. Он вытер сначала руки, затем лицо, шею, устало бросил полотенце в таз. Помедлив, он подошел к кусавшему губы Михаэлю и сочувственно взял его за плечо. Михаэль, не в силах сдерживаться дальше, разрыдался и уронил голову на грудь умершей жены. Он держал ее за плечи и нежно прижимал к себе, будто все еще надеясь, что она вернется. Все еще надеясь на чудо. Ковальский отвел глаза и, кашлянув, негромко сочувственно произнес: «Держитесь, Михаэль, держитесь».

1910

Во время работы Штефан Шольц всегда был угрюм, сосредоточен и необщителен. Его коллеги, трое мужчин слева и двое справа от него, тоже были угрюмы, сосредоточены и необщительны. Следующая бригада, которая появлялась за несколько минут до окончания их смены, состояла из шестерых таких же крепких, как и они, мужчин, и все шестеро были одинаково угрюмы, сосредоточены и необщительны. В котельной особенно не пообщаешься. Жарко. Душно. Шумно. Казалось бы, откуда здесь шум? Ведь ни тебе громоздких механизмов вокруг, ни тебе дробительных приспособлений, нет даже хоть сколько-нибудь приличной вентиляции. А все равно – шумно. Уголь, в большом количестве сгорающий в огромных кирпичных печах, в сочетании с работой их мощных систем нагнетания воздуха, как раз и создает тот самый непрерывный и раздражающий гул, который способен доставлять весьма заметные неудобства работающим здесь людям.

Котельная это далеко не курорт. Здесь нет прислуги и нет помощников. В котельной каждый сам за себя. Особая, надо сказать, специфика. Ответственный за нагрев внимательно смотрит из-под грязных очков на приборы, регистрирующие температуру, и, если сочтет нужным, через оцинкованный рупор громко кричит шестерым мужчинам, умело орудующим лопатами в нескольких метрах правее него:

– А ну, нажми там… Быстрее, быстрее!

И кочегары, подобравшись, ускоряют темп. А как тут не ускоряться? Нет угля в печи – нет тепла. Нет тепла – нет нагрева воды. Нет нагрева воды – нет и работы. Кому они тогда нужны? Да никому, собственно. И кочегар, собравшись с силами, устало вдыхает грудью раскаленный воздух. Широкая лопата в его руках забирает на себя порцию угля с самого края высокой угольной кучи и на долю секунды замирает в пространстве. Кочегар, работая ногами, но не спиной, распрямляется. Он делает три четких шага по направлению к печи, затем, одновременно с шумным выдохом, следует точно рассчитанное по силе движение корпусом, и порция угля летит в топку. Заброшенный в печь уголь рассыпается искрами поверх раскаленной угольной массы, которая, шумно сгорая, и отдает тепло массивным чугунным трубам. И, вроде бы, на первый взгляд здесь все ясно. И вообще, казалось бы – ну что тут может быть сложного? Но, каждый, кто так подумает, ошибется. На самом деле, это лишь часть процесса. И далеко не полная, надо сказать, его часть.

До горы угля позади кочегара всего три шага. Но эти три шага – самые важные в его непростой работе. Тот, кто знает этот секрет, может работать в котельной долгое время, и ничего плохого с ним не случится. Но тот, кто этого секрета не знает, выдыхается очень скоро и не выдерживает обычно даже недели. А секрет сам по себе очень прост. Чтобы выдержать изнуряющий ритм в этой крайне неблагоприятной для человека среде, кочегар должен отдыхать по времени в пять раз дольше, чем работает. Лучше, конечно, отдыхать в семь или даже восемь раз дольше, но не всегда получается. Поэтому, как минимум – в пять. И потому три шага к горе угля опытный кочегар всегда делает не спеша, с расстановкой. Пока он идет к углю, его мускулы получают необходимую передышку. Степенно возвращаясь назад, он дает своему телу как следует отдохнуть. А затем… Затем все повторяется снова. И так, с небольшими перерывами, час за часом. День за днем. Неделя за неделей. Месяц за месяцем.

Черт бы побрал этот гул, не прекращающийся ни на минуту. Грудь постоянно давит удушливый кашель. По лицу непрерывно струится пот. И каждая лопата – все тяжелее. Три шага вперед, три шага назад. Три шага вперед, три шага назад. Три шага вперед, три шага назад. И никакого просвета. Все, о чем мечтает в такие минуты кочегар, так это о наступлении конца смены и о восьми часах глубокого сна. Но время тянется медленно. Можно сказать, буксует. Вот, кажется, прошло уже целых полдня. А посмотришь на циферблат – сорок минут, не больше. Вот, кажется, уже и смене конец. А бригадир строго машет рукой – только половину прошли. И, когда начинаешь чувствовать, что сил уже больше нет, что все часы вокруг тебя разом встали, что вместо восьми часов ты отработал уже шестнадцать, ну, может, конечно, и не шестнадцать, но уж четырнадцать точно, по твоему плечу, наконец, осторожно похлопает сменщик. И в этот момент, надо сказать, твой сменщик тебе завидует. Ведь ты уже отработал, а ему пора заступать. Ты очень скоро, умывшись и переодевшись, уже будешь спешить домой, к аппетитному ужину и теплой постели. А его друзьями почти на всю ночь станут цинковый рупор, уголь и гудящие печи. И потому так недобро усмехается сменщик твоему грязному, усталому виду, когда с обреченностью перехватывает у тебя лопату. Потому так грубо толкает тебя, когда занимает твое бывшее место у края угольной кучи. В душе он, конечно, злится. Но злится не на кого-то конкретного, а просто на всех вокруг. Теперь пришла его очередь. Его смена. Его восемь часов.

Зачерпнув лопатой угля и разогнув напряженную спину, Штефан Шольц в очередной раз дал себе слово, что его будущий сын никогда не будет работать в котельной. Штефан в очередной раз поклялся себе, что он во что бы то ни стало даст прекрасное образование своему ребенку, что он приложит все силы для того, чтобы его мальчик стал, ну, скажем…

Уголь залетел в прожорливый рот печи, подняв целое облако огненных искр. Изнутри тотчас пыхнуло жаром. Кочегар отстранился, повернул назад и привычно расслабил мышцы…

Так кем же он хочет, чтобы стал его сын? Кельнером? Белые полотенца, гордая осанка, чуть надменный вид, щедрые чаевые… Ну, пожалуй. А может, ювелиром? Тонкое пенсне, изысканные манеры, миниатюрные весы, пинцет и лупа всегда под рукой, а в помощниках – молодая фрау. Тоже неплохой вариант. Клерком? Почему бы и нет? Бухгалтером? Очень привлекательная идея! Юристом? Бог мой, да кем угодно, только не угольщиком, только не кочегаром. Зачерпнув лопатой угля, Штефан внезапно остановился. Такое случалось редко, но сейчас его будто бы озарило. Ну, конечно! Как же он сразу не догадался? Банкиром! Его сын обязательно станет банкиром. Белоснежный воротничок, фирменный галстук, свой стол, свои счеты, свой толстый портфель и, конечно, изящное перо в дорогой французской чернильнице. Банкиром! Определенно, банкиром! И это, как говорится, дело уже решенное.

Кто-то сильно похлопал по его плечу. Неужели все? Да нет, не может быть, что-то подсказывало ему, что до конца смены еще как минимум пара часов. Порцию угля – в печь. Ух, как же здесь жарко… Штефан обернулся недовольно, с досадой. Рядом стоял незнакомый ему мужчина. Одет он чисто и аккуратно, сверху на плечи наброшен старый вылинявший халат. Видимо, кто-то из работников сверху. Человек в халате беззвучно открывал рот, пытаясь что-то прокричать Шольцу, но звук его голоса тонул в яростном гуле сгоравших в шаге от них тонн угля.

– Что? – громко переспросил Штефан, изо всех сил прислушиваясь и пытаясь разобрать хоть что-нибудь из того, что кричал незнакомец.

– Вы Штефан Шольц? – человек прикрыл часть лица рукой, полагая, что так его станет слышно.

Шольц утвердительно кивнул головой в ответ.

– Хорошо. Десять минут назад прибегал какой-то мальчишка, сказал, что ваша жена рожает, – снова закричал мужчина, наклонившись к самому уху Штефана и показывая пальцем в сторону выхода.

Шольц резко отпрянул в сторону и с тревогой осмотрел собеседника. Это что, шутка?

– Управляющий послал меня за вами, на сегодня у вас все, можете заканчивать работу. За сменщиком уже послали, – слова мужчины бессильно тонули в гуле печей.

Шольц вдруг почувствовал внезапную слабость в ногах. В горле тотчас пересохло. Ужасно хотелось пить.

– Ее только увезли или она уже родила? – справившись с собой, закричал он в ответ человеку, принесшему ему новость.

– Я не знаю! – собеседник недоуменно пожал плечами.

– С ней все в порядке? Скажите, она в порядке? – нервно допытывался Штефан, с тревогой заглядывая мужчине в глаза.

– Я не знаю! – собеседник с недовольной гримасой посматривал то на Шольца, то на печи, гудевшие в нескольких метрах от них.

– Это мальчик? Скажите, у меня мальчик? – не унимался Шольц, тряся мужчину за рукав вылинявшего халата.