– Зато я знаю, – прошептала Мария.
«Аллах великий, я больше не могу… Не могу больше быть Марией, джиннией, грезой… Я хочу быть самой собой!»
Эта мысль, такая простая, все поставила на свои места. И вот уже не неведомая красавица, а она, дочь визиря, Шахразада, решилась.
Она повернулась к принцу лицом и поцеловала его в губы.
Он не сразу позволил ей обнять себя. А ей так хотелось этого! Она нуждалась в этом точно так же, как ее телу необходимо было дышать. Несмотря ни на что, ей нужно было показать ему, Шахрияру, как сильно она его любит.
Удивительное ощущение пронзило все существо девушки – он, тиран, бунтарь, пират, он, принц Шахрияр, был предназначен ей с самого первого дня. И сейчас он узнает, почувствует, как его может любить женщина, ибо в этой любви соединятся две части одного целого.
Этот поцелуй, столь непохожий на все, что чувствовал принц ранее, обжигающий и несмелый, страстный и робкий, сказал Шахрияру самое главное.
Только она, Шахразада, была настоящей, пылкой и желанной. Она и в самом деле любила его. И это желание, горевшее в ее глазах, воспламенило его так, как не могло воспламенить ни одно повествование, сколь бы красочным или откровенным оно ни было.
Шахразада решилась и коснулась языком губ принца. Это прикосновение было робким и неуверенным, и она почувствовала, как Шахрияр напрягся от удивления. Он даже пытался отодвинуться от нее, но она крепко обвила его шею руками.
– Я люблю тебя, мой принц, – прошептала она чуть слышно.
Девушка прижалась устами к его устам и дала ему ощутить дрожь, охватившую все ее тело. Она робела, сдерживалась… И тогда он сначала неуверенно, затем все смелее стал ласкать ее языком. Они прикасались языками, как бы дразня друг друга, и этот прекрасный танец, игривый и чудесный, захватил их.
– Я люблю тебя, мой принц, – снова прошептала она, чувствуя, как его руки прижались к ее телу.
Телом она ощущала его желание, но поцелуи и движения Шахрияра по-прежнему были осторожными, почти робкими. О, как мало походил он сейчас на того, кто наслаждался ее телом всего несколько дней назад. Заглянув ему в глаза, она произнесла в третий раз:
– Я люблю тебя. – И снова поцеловала его.
На этот раз встреча их губ была неистовой, они все глубже и сильнее проникали друг в друга; теперь их поцелуй больше напоминал сражение, а не танец; каждый из них стремился больше взять, чем отдать.
Внезапно Шахрияр оторвался от нее. Дыхание, которое вырывалось из него толчками, стало хриплым.
– Я хочу тебя, – выпалил он. – Я мечтаю о тебе, моя греза, моя жизнь… Моя жена…
И вновь это слово огорошило своей силой их обоих, заставив сильнее сомкнуть объятия.
Она снова поцеловала его. На этот раз ее поцелуй был более властным и требовательным. Она впилась в губы Шахрияра, и он почувствовал силу ее желания и неудовлетворенность. Ее тоску по нему.
– Так это всегда была ты? – потрясенно произнес принц, не в силах ни разомкнуть объятия, ни сделать следующий шаг. – Всегда лишь ты, во всех обличьях? Лишь твоя душа жаждала моей души? Лишь твое тело отдавалось моему?
– Я… Должно быть, я всегда ждала лишь тебя. И чувствую только тебя. Всегда, как сейчас, – прошептала она.
Слезы заполнили ее глаза, и впервые Шахразада не попыталась скрыть их.
– Лишь ты царствуешь в моей душе, лишь ты желанна моему телу, лишь о тебе одной мечтает все мое существо…
Ничего не ответила Шахразада, только раскрыла глаза навстречу порыву, который захватил принца. Его ласки были почти болезненными, его движения – почти грубыми, а соединение их тел – почти мучительным.
Однако эта мука стала настоящей отрадой для обоих, разрешившись невиданным по силе взрывом. И в этот миг две души, жаждавшие друг друга, соединились в одну душу.
Шахрияр, придя в себя, произнес одно-единственное слово, которое прозвучало как клятва:
– Согласна?
И Шахразада ответила:
– Согласна.
Свиток первый
Спустя пять лет
В который уж раз за прошедшие годы Герсими бросила взгляд на стену Малого церемониального зала. Там, на почетном месте, скрепленный Большой Печатью, красовался свиток, называвший Шахразаду, дочь визиря Ахмета и его жены, мудрой Сафии, женой халифа Шахрияра Третьего перед лицом Аллаха всесильного и всевидящего и перед всем миром.
И в который раз поразилась тому, что по-прежнему дышат настоящим чувством сухие строки, что печать скрепляет две души, и в самом деле созданные друг для друга.
Герсими светло улыбнулась: она не завидовала своей «сестричке», ставшей пять лет назад для нее настоящей сестрой, – ибо она сама была замужем за младшим братом халифа Шахрияра, его первым советником, Шахземаном. Наоборот, она радовалась тому, что пять лет назад смогла уберечь от беды тех, кого считала самыми близкими своими людьми. Тех, кто и в самом деле смог стать ее семьей.
Прошедшие годы подарили Шахразаде прекрасных сыновей-близнецов и милую дочурку. Герсими обрела сына и готовилась к тому, что вскоре порадует супруга еще одним отпрыском. Иногда, к счастью, история, начинающаяся как трагедия, превращается в добрую волшебную сказку.
Так, как произошло это у мудрой и веселой Шахразады, сумевшей уберечь собственную голову, пустив ее в дело. Мало того – дочь визиря смогла не только развеять заклятие, тяготеющее над принцем Шахрияром. Шахразада из несчастной, обреченной на смерть, превратилась в любимую жену халифа, который и в самом деле не чаял в ней души.
Иногда Шахземан со смехом повторял, что в нем, «мудрейшем из мудрых», нет вовсе никакой надобности, ибо Шахразада всегда подсказывает мужу решение, которое любой мудрец (да и любой обычный человек) счел бы единственно верным и к тому же самым простым. Пусть халиф Шахрияр иногда хмурился, услыхав слова своей жены, но все же прислушивался к ее тихому голосу так, как не прислушивался и к крикам всего дивана.
Цвела великая страна, управляемая, что тут скрывать, не без помощи умной и любящей женщины. Очень скоро перестали засматриваться на ее богатства кровожадные соседи, рассудив, что через какое-то время породниться с великим халифом Кордовы будет куда проще, чем вложить немало золота в подкуп царедворцев или интриги дивана, не говоря уже о тысячах душ, которые пришлось бы отдать в войне за пядь земли под рукой Шахрияра Третьего.
Да и сам халиф Шахрияр превратился в совершенно другого человека – годы спокойной жизни изгнали из его души печаль и суетность, а из разума – непреклонность и высокомерие. Даже Лев Кордовы, отец Шахрияра, не мог узнать в сыне того бунтаря и пирата, каким нынешний халиф был еще не так давно.