Вечер закончился всеобщим примирением. Было решено, что Петр Антонович вместе с женой отправятся к старенькой матушке, как и полагается прилежным деткам, Клавдию ненадолго упрячут в санаторий, пусть немного подлечится от работы, а Акакий... А он с удовольствием согласился остаться дома. Действительно, зачем куда-то бежать, если одному и дома полная свобода?
Клавдия уселась к телефону и, незаметно выдернув штепсель, бодро диктовала в мертвую трубку:
– Жорочка, мне лучше, чтобы прямо с завтрашнего дня... Нет-нет, не надо дорогую, можно совсем дешевенькую путевочку, я потерплю... Ах, туда нужны новые вещи? Без них не пускают? Ну тогда придется купить, мое здоровье дороже... Да нет, это не я так говорю, мой муж так считает...
Муж вовсе так не считал, но Клавдия посмотрела на него столь ласковым взглядом, что он только вздохнул. Да пусть покупает что хочет! Главное, чтобы путевочка с завтрашнего дня... Тьфу ты, господи! Главное, конечно же, здоровье!
Клавдия устроила трубку на рычаг и окинула взглядом притихших родственников.
– Ну все, я договорилась, завтра после обеда выезжаю. Мамаша, а чего вы скисли? Вы тоже уезжаете завтра и даже можете себе купить в дорогу новый спортивный костюм. Кака! Выдай маме денег из своей заначки, пусть она побалует себя покупками.
Акакий сделал вид, что не слышит.
– Пойдемте, мамаша, я вам покажу, где он от меня прячет деньги, – взяла Клавдия под руку свекровь, – вы сами возьмете себе сколько нужно...
Следующий день прошел в сплошных проводах. Сначала провожали чету «молодоженов», то бишь Катерину Михайловну с Петром Антоновичем. При этом «молодая» так и норовила опоздать на поезд. Еще возле подъезда она вдруг быстро-быстро задышала и медленно опустилась на скамейку:
– Ой, что-то у меня сердце колышется. Наверняка нервный стресс... Может, уж лучше не ехать? – И в ожидании поддержки она посмотрела на домочадцев собачьим взглядом.
– Нет, мамаша, так не пойдет. Вы, конечно, можете и не ехать, – наклонилась к ее уху Клавдия, – но я вам вот что скажу: что ваш супруг сегодня выглядит просто неприлично взбудораженным. У него чего-то не к добру разгорелись глаза. Прямо дикий мустанг! Я очень подозреваю, что он ухлестнет за первой же юбкой. Не добравшись до вокзала.
Катерина Михайловна глянула на скучающего, потного от напряжения «мустанга» и грустно кивнула:
– Это ты точно подметила. Тот еще жеребец...
До вокзала они добрались без приключений. Да и чему приключаться, если Акакий довез их в собственной машине? Однако ж возле самого вагона Катерина Михайловна снова пошла на попятный.
– Все, никак не могу ехать, – с потаенной радостью развела она руками. – Ты уж, Петруша, прости, но я забыла очки. А без них я совершенно беспомощна! Абсолютно! И купить новые мы уже не успеем – пока всех врачей...
– Мамаша-а, – лукаво заиграла глазками Клавдия, – а что это лежит у вас в боковом кармашке чемоданчика, а-а? Хотели схитрить, да?
Уличенная мамаша немедленно покрылась багровыми пятнами и забегала взглядом.
– И... и вовсе ничего я не хотела схитрить... и вовсе там не мои очки, а... Клавочка, а это разве не твои?
– Маменька, у Клавдии сроду очков не водилось. Она считает, что очки ее старят, – произнес Акакий. – Тебе все же придется ехать.
Катерина Михайловна только поджала губы. Ни одна из ее уловок не сработала, а ехать к сварливой свекрови ужас до чего не хотелось.
– Хорошо-хорошо, я поеду, – мстительно закивала она головой, – но только, Петр, так и знай: если твоя родительница еще раз назовет меня крашеной каракатицей, я... Я отобью у ней мужа!
– О боже... у бабушки еще и супруг здравствует... – тихо пробормотала Клавдия и принялась ловко кидать чемоданы в тамбур.
Отъезд самой Клавдии прошел менее помпезно. Она только ухватила большую сумку, быстро чмокнула супруга в колючую щеку и строго погрозила ему пальцем:
– Ты смотри тут, Кака, не балуйся! Приеду – у соседей все выведаю. Тимку корми... Тимочка, детонька, солнышко мое мохнатенькое, звездочка моя усатенькая, рыбонька моя... Да, Кака, кстати: рыбкам корм в холодильнике. Анечке и Дане я сама позвоню. Все, я ушла.
И даже не требуя, чтобы муж отвез ее на машине до пункта отправления, степенная обычно матрона, радостно понеслась вниз, будто первоклассница, перескакивая через две ступеньки. Что и говорить – свобода окрыляет!
Акакий Игоревич в первый вечер этой самой свободы просто сидел, пялился в телевизор и тупо хлопал глазами. Перед сном он даже самостоятельно помыл ноги, потому как не мог поверить, что Клавочка действительно не вернется в ближайшие двадцать дней. Но уже на следующее утро он себя строго пожурил – нельзя так бесцельно разбрасываться драгоценными минутами. Надо отдыхать по полной программе. А если по полной, то необходимы были женщины. Желательно молодые, длинноногие и длинноволосые красавицы. И чтобы никаких денег не просили, хотелось бы. А еще, в идеале, чтобы красавицы сразу же воспылали к нему, к Акакию, искренней, чистой любовью. Или, на худой конец, живым интересом. Однако ж умудренный жизненным опытом ветреник понимал, что за короткие часы страстную, светлую любовь можно и не встретить. В агентства по оказанию сомнительных услуг он звонить, честно говоря, побаивался – во всех программах показывают, как девицы травят доверчивых клиентов клофелином. В ресторан идти одному было не с руки – мало ли что, вдруг кому-нибудь приспичит его побить. А на улицах знакомиться ему всегда запрещали. Акакий загрустил.
Однако вопрос решился сам собой. Возвращаясь из магазина, нагруженный пивными бутылками Акакий Игоревич возле своего подъезда на скамейке заметил сгорбившегося соседа со второго этажа – Леньку Викешина, известного гуляку и балагура. Несмотря на болтливый язык, Викешин имел золотые руки, делал ремонты в квартирах, а поскольку работа была приходящей, то постоянного заработка у Леньки никогда не водилось, а посему не водилось и постоянной жены. На Акакия Игоревича Ленька всегда посматривал чуточку свысока, норовил оскорбить и звал его исключительно ботаником. Поэтому дружбы между соседями не водилось. Вот и сейчас, гремя бутылками, Акакий собирался быстренько проскользнуть мимо скандального типа, однако тот его окликнул как никогда добродушно:
– Эй! Брюхозвонов! Составь компанию, ботаник!
Акакий Игоревич мгновенно спрятал пакет с пивом за спину и поучительно выговорил:
– Во-первых, я вам никакой не Брюхозвонов! Моя фамилия пошла от французских предков, и я Акакий Игоревич Распузон. Слышите, как звучит: Распузон-н-н-н... Буковку «н» надо немножко в нос говорить. И потом... Я вовсе не ботаник по профессии, как вы выражаетесь. Но предпочитаю отдыхать культурно, и вам составлять компанию...