Читать интересную книгу Пожалуйста, избавьте от греха - Рекс Стаут

– Вчера вы сказали доку Волмеру, что читать вас заставляет любопытство к тому, что еще выдумали наши собратья по разуму. Ну и?

Вульф поморщился.

– Сколько раз нужно говорить тебе, что слово «док» – отвратительный вульгаризм.

– Я все время забываю.

– Пф! Ты никогда ничего не забываешь. Ты это делаешь назло мне. Что касается Кеннета Мира, то в «Тайме» его фотографии не помещали. А как насчет «Газетт»?

– Нет. Имя несколько раз упоминалось, но фотографии не было. Как, впрочем, и сообщения о том, что у него руки в крови. Хотя нагляделся он на нее предостаточно. Но, коль скоро речь идет об услуге для друга, я могу сделать пару звонков и…

– Нет. Позвони доктору Волмеру.

– Но, может быть, мне следует…

– Нет.

Я развернулся на стуле и придвинул к себе телефонный аппарат. Из трех известных нам номеров в данную минуту дока, скорее всего, следовало искать по тому, что не числился в справочниках и был установлен на третьем этаже его особняка. Трубку снял сам Волмер. Вульф взял свою трубку, а я слушал.

– Добрый вечер, доктор. Этот человек приходил, опоздав на полчаса, и только что ушел. Он отказался предоставить нам какие бы то ни было сведения, даже свое имя, и нам пришлось прибегнуть к хитрости, воспользовавшись скрытой камерой. Припертый к стенке, он был вынужден показать нам свое удостоверение на право вождения моторизованного средства, после чего отбыл, не сказав ни единого слова. Его имя недавно упоминалось в прессе в связи с убийством, но только в качестве одного из свидетелей; никаких намеков на то, что он находится в числе подозреваемых, не было. Назвать вам его имя – для доктора Остроу?

– Ну… – Секунд на десять трубка замолчала. – Вы узнали его… прибегнув к хитрости?

– Да. Как я и сказал.

– Тогда, мне кажется, что не… – Снова воцарилось молчание, правда, не столь продолжительное. – Я сомневаюсь, что Ирвин захочет узнать это. Он никогда не прибегает к подобным методам. Могу я спросить его, а потом перезвонить вам?

– Разумеется.

– Вы не намерены… Вас не интересует это убийство? В профессиональном смысле?

– Только как наблюдателя. Я к нему не причастен и вмешиваться не собираюсь.

Волмер поблагодарил Вульфа за услугу, без особого, впрочем, пыла, и они распрощались. Вульф кинул взгляд на стенные часы – было пять минут одиннадцатого – и потянулся к очередной книге, «Командование принимает Грант» Брюса Каттона. Я вышел из кабинета и поднялся по ступенькам в свою комнату, чтобы успеть на телетрансляцию последних иннингов бейсбольного матча со стадиона «Шеа».

Глава 3

Обычно мы храним «Таймс» и «Газетт» в течение трех недель после выхода, порой дольше, и даже, будь наш банковский счет на рекордно высоком уровне, я бы все равно порылся в отчетах про убийство Оделла из одного лишь любопытства – ведь мы теперь лично познакомились с одним из действующих лиц. Однако нам срочно требовалась работа. За последние пять месяцев с начала 1969 года мы расследовали всего шесть дел, причем лишь в одном случае гонорар составил число с пятью нулями – нам удалось вытащить одного бедолагу из совершенно жуткой передряги, в которую тот угодил исключительно по собственной глупости. Словом, банковский счет отощал, как медведь после спячки, и, чтобы справиться с расходами на содержание нашего старого особняка, включая еженедельную выплату жалованья Теодору, Фрицу и мне, Вульфу пришлось бы к середине июля расстаться с кое-какими ценными бумагами, что было крайне нежелательно. Вот почему, когда я спустился в цоколь, где хранились старые газеты, движило мною не одно лишь праздное любопытство.

Убийство случилось две недели назад, но все подробности были с достаточной ясностью освещены уже в самых первых газетных сообщениях и с тех пор существенно не менялись. Во вторник 20 мая, в три часа семнадцать минут дня, некий Питер Д. Оделл вошел в комнату на шестом этаже здания КВС на Западной Пятьдесят четвертой улице, выдвинул нижний ящик письменного стола и мгновенно погиб. Бомба, которая разнесла его в клочья, была настолько мощной, что не только подбросила металлический стол в потолок, но и разрушила две стены. Компания КВС – «Континентальные вещательные сети» – занимала целое здание, а Питер Д. Оделл занимал в ней пост вице-президента и отвечал за развитие. Комната и стол были не его; комнату занимал другой вице-президент, Эймори Браунинг, отвечавший за планирование.

Вот в двух словах, что случилось, но в дополнение к главному вопросу – кто подложил бомбу? – оставалось еще много неясностей. В том, что один вице-президент зашел в комнату другого, ничего необычного не было, но вот зачем понадобилось Оделлу выдвигать этот ящик? Тот самый ящик. Многие в КВС знали – вот почему это и просочилось в «Таймс» и «Газетт», – что ящик не открывал никто, кроме самого Браунинга, который хранил в нем бутылку (или бутылки) бурбона «Тен майл-крик» двенадцатилетней выдержки. И Оделл наверняка знал об этом.

Никто не признался, что видел, как Оделл заходил в комнату Браунинга. Хелен Лугос, секретарша Браунинга, которая сидела в примыкающей комнате, находилась в это время в архиве, располагавшемся в конце коридора. Кеннет Мир, один из заместителей Браунинга, проводил совещание на первом этаже. Сам Браунинг был в это время у Кэсса Р. Эбботта, президента КВС, в его личном кабинете, занимавшем весь угол шестого этажа. Если кто и знал, зачем пожаловал Оделл к Браунингу, то признаваться не пожелал. Вот почему ответ на вопрос «Кто подложил бомбу?» частично зависел от ответа на другой вопрос: «Кто должен был выдвинуть этот ящик?».

Перечитав отчеты в пятнадцати экземплярах «Таймс» и в пятнадцати выпусках «Газетт», я уразумел только одно: я знал все подробности убийства назубок. И все. Ни намека, ни малейшей зацепки, чтобы начать расследование, у меня не было. Когда я покончил с газетами, стрелки часов показывали начало двенадцатого, следовательно, Вульф уже спустился из оранжереи. Я поднялся по лестнице в свою комнату и позвонил в «Газетт». Поскольку газета дневная, телефон Лона Коэна обычно бывает занят с десяти утра до двадцати минут пятого, но мне все же удалось прорваться. Я сказал, что мне хватит тридцати секунд, но Лон заявил, что с меня достаточно и пяти.

– Тогда, – мстительно произнес я, – я не расскажу тебе про бычков, которые паслись на заливном лугу и отбивные из которых припас для нас Феликс. Ты можешь встретиться со мной в «Рустермане» в четверть седьмого?

– Могу, если нужно. А что захватить с собой?

– Только язык. Свой собственный. Ну и, конечно, пару фунтов салата, на потом.

Под «потом» я подразумевал еженедельную игру в покер, которой мы самозабвенно отдавались по четвергам с восьми вечера в квартире Сола Пензера. Лон прошелся по поводу салата, и мы распрощались. Я тут же позвонил по другому, не менее привычному номеру, подозвал Феликса и сказал, что на сей раз просьба посадить нас наверху, в уединенном кабинетике, исходит лично от меня, а не от Вульфа и что я очень рассчитываю на отборные бифштексы. Феликс спросил, какими цветами украсить стол, но я ответил, что бифштексы, как ни странно, предназначаются не для женщины, а для мужчины, из которого я надеюсь выцарапать ценные сведения, поэтому стол лучше украсить самым обыкновенным, растущим на каждом шагу четырехлистным клевером – на счастье.

Предупреждать Вульфа, чтобы к ужину меня не ждали, мне не требовалось, поскольку по четвергам я всегда провожу вечер у Сола. Вульф садится ужинать в семь пятнадцать, а покер начинается в восемь.

Когда мы покончили с утренней почтой, я вскользь обронил, что выйду из дома без четверти шесть, до того, как Вульф спустится из оранжереи. Кеннета Мира я упоминать не стал, молчал про него и Вульф, но в середине дня позвонил Волмер и сказал, что доктор Остроу не выразил желания узнать настоящее имя Рональда Сивера. Наврал, конечно. Доктор Остроу наверняка возжелал бы знать, как зовут Сивера, но только не после того, как Волмер наябедничал о том, что Вульф прибег к мошенничеству.

Маленькая комнатка наверху в «Рустермане» хранила для меня множество приятных воспоминаний о тех днях, когда еще был жив Марко Вукчич, благодаря которому ресторан снискал славу лучшего во всем Нью-Йорке. Сам Ниро Вульф высоко ценил кухню «Рустермана», в который частенько захаживал посидеть со своим старым другом. Кухня и сейчас оставалась отменной, как заметил Лон Коэн, проглотив третью ложку десерта; не поскупился он на похвалу и позднее, когда запустил зубы в сочнейший бифштекс, запив его изрядным глотком фирменного кларета.

Примерно после четвертого глотка Лон сказал:

– Я чувствовал бы себя куда лучше – или хуже, кто знает, – если бы знал цену. Ясное дело – тебе что-то понадобилось. Или Ниро Вульфу. Что?

Я проглотил кусочек мяса.