– Или штурм, – подтвердил догадки капитана Аарон. – Не хотел этого говорить, но у меня странное предчувствие, будто сюда идет сама смерть. Я не пророк, и видений у меня не бывает. Я могу ошибаться, но сердце мне подсказывает, что вскоре произойдет нечто непоправимое.
– Будем ожидать худшего, но уповать на лучшее. Если считаешь, что здесь опасно, можешь уйти.
– Здесь опасно, – нехотя улыбнулся Аарон, – но меня всегда притягивала опасность. Я останусь до конца.
Глава 1. Пробуждение полумертвого
Зомби сохранит свои черты такими, какими они были при жизни, за исключением физической силы, которая удвоится. Зомби будет способен выполнять только то, что прикажет колдун. Он будет функционировать пока его не расчленят или повредят.
Колдун может уничтожить зомби, бросив на него горстку костяной пыли и выкрикнув имена Guede и Baron Samedi наоборот (edeuG и idemaS noraB). Если колдун, который создал зомби, умирает, зомби становится свободным и останется на земле, причиняя людям зло.
Дарион Горгоротский «Существа мифические и божественные. Черные колдуны и некроманты»
«Золотая» осень в лесу Мертвеца не отличалась особыми красотами, отнюдь, представляла собой весьма удручающее зрелище. Нагие ветви дубов и грабов переплелись между собой, будто исполины сцепились в драке. Грубые стволы, окаймленные слоем бледно-зеленого мха, утонули в редком белокуром тумане. У корней, вздыбивших почву, гниющей от извечной влажности грудой скопились прелые листья. Даже вечнозеленые ели, изогнувшиеся от нехватки пространства, никак не разбавляли разросшегося здесь уныния. Но и этого природе показалось мало: она решила оправдать название, которое люди дали этому месту – лес Мертвеца.
Сквозь полотно тумана, изредка разъедая его, находя в монолите брешь, на землю опускался призрачный лунный свет. По временам ему удавалось осветить безжизненное тело, валявшееся посреди гнилой листвы. Этот покойник неведомым образом сгнил лишь наполовину: под одной частью его лица, укрытой свежими палыми листьями, спряталась личина скелета, а под другой, перемазанной кровью и грязью, при тщательном всматривании можно было различить лицо молодого парня.
Когда тусклое ночное светило в очередной раз прорвалось сквозь туман, покойник открыл глаза и судорожно вздохнул. Грудь его – точнее, лишь левая ее сторона – с противным свистом наполнилась воздухом. Затем мертвец с шумом выдохнул, закрыл глаза и вновь затих, будто и не показывал мгновением ранее признаков жизни.
Окружающий мир погрузился в привычную для себя тишину: не пели птицы, уже покинувшие эти леса в поисках более теплых мест, забыли о полной луне и заунывных зовах волки, молчали пробудившиеся для охоты филины, притаились в норах вездесущие мыши. И покойник больше не дышал. Хотя опять-таки, присмотревшись, можно было заметить, как медленно поднимается и опускается его грудь, но это явление оказывалось столь неразличимым, что даже друид, связанный со своим учеником ментальными узами, не сразу поверил в спасение воспитанника и не с первого раза отыскал тонкую струну его жизни.
– Сандро? – осторожно спросил дух, принимая материальный облик, но от этого – из-за сгустившегося тумана – не делаясь более явным для окружающих. Да и не было в округе созерцателей, кроме одного покойника. – Ты меня напугал, – облегченно протянул Трисмегист, все же нащупывая нить жизни своего ученика. – Я уж было подумал, что тебе пришел конец. Глупой вышла бы смерть…
– Не то слово… – откашлявшись, хрипло просипел в ответ некромант, и его ополовиненные губы изогнулись в подобие улыбки. – Хотя и сейчас… самочувствие… не из приятных… – слова давались с трудом, а собственного голоса Сандро и вовсе не узнавал. Неужто при падении он повредил горло? Чародей попробовал перевалиться на живот, но не достиг результата: тело ослабло, а ног он и вовсе не чувствовал – вероятно, защемил позвонки. Решив не тратить время на догадки, Сандро потянулся к посоху, в который, хвала богам, так крепко вцепился, падая со скалы, что отпустил из мертвой хватки, только ударившись о землю.
– Нельзя было быть столь импульсивным! – нашел время для укора Трисмегист. – Ты хоть понимаешь, что мог умереть и стать полноценным личем? Или ты поменял свои планы и уже не желаешь становиться человеком? Прошу тебя: больше не делай столь опрометчивых шагов.
– Надо было действовать – и я действовал, – прохрипел в ответ некромант и, больше не желая тратить силы на бесцельные беседы, при помощи последней сохранившейся энергии принялся изучать собственное тело. Изъянов там нашлось немало, но со многими из них Сандро уже научился жить и понимал, что даже при великом желании не сможет переиначить черную магию, благодаря которой, собственно, и существовал.
Результат изучения его не порадовал. Ссадины, ушибы, царапины, синяки – на них некромант не обращал внимания – сойдут и сами. Но были проблемы и посерьезнее. Защемление одиннадцатого и десятого позвонков, из-за которого полностью отказали ноги. С такой травмой не смогли бы справиться даже горгоротские костоправы с их упражнениями и иглоукалываниями. Ко всему лопнула селезенка, и Сандро с удивлением и радостью подумал, что выжил благодаря одному только чуду. Даже замедляющие заклинания, которые он прочел перед встречей с землей, из-за деревьев и неровного ландшафта не дали особого результата. Чудо, да и только! Но именно на него и уповал Сандро, прыгая со скалы. Об Анэт некромант старался не думать. Он сделал выбор за нее, посчитав, что смерть милее рабства. Да девушка не сильно-то и сопротивлялась, видимо, придя к такому же решению.
Сандро мотнул головой, приводя себя в чувства – сейчас не стоит об этом, следует думать о другом. Он крепче сжал мертвой рукой змеиный крест и принялся залечивать полученные раны. Созидающая магия давалась с трудом, а силы и без того были на исходе. И все же, спустя бесконечно долгих десять минуты, некроманту удалось воссоздать ту картину своего тела, которая была до падения. Горгоротские костоправы были бы на седьмом небе от счастья, узнав, что есть нечто более действенное, чем медитация.
Покончив с лечением, Сандро ощутил также явственно, будто откат от заклинания, как на него накатывается волна слабости и отрешенности. Мысли закружились в голове невероятным калейдоскопом и, словно отвечая на крики совести, остановились на погибших спутниках, с которыми не так давно он бежал из Бленхайма. По его вине они теперь мертвы. По его вине – ничьей больше! Если бы он отсиделся в храме Сераписа, а не мчал без оглядки вперед, ничего подобного не произошло б…
Некромант безвольно выпусти из рук змеиный крест, присел, взял в охапку мокрых листьев и вытер ими выступившие на лбу бисеринки пота, а затем обхватил колени руками и с тоской сказал:
– Я убил всех, а сам остался жив.
Никто не ответил на его слова. Лишь туман лизнул холодом мокрое от росы чумазое лицо юноши и подобрался ближе, становясь одновременно плотнее и гуще. Сквозь туман уже нельзя было разглядеть по временам выползающий лунный круг, поэтому, даже благодаря обостренному зрению, некроманту не удалось увидеть ничего дальше кончика собственного носа.
– Альберт, – после долгой паузы вновь заговорил Сандро. – Ответь мне: почему я всегда одинок? Всю свою сознательную жизнь, я провел в одиночестве: без дружеской поддержки, ласк любимой… У меня ведь до сих пор не было женщины! Но теперь, когда Энин потеряна или, быть может, уже мертва, я не смогу полюбить другую. Да и не захочу любить кого-то, кроме нее…
– Перестань плакаться! – рыкнул Трисмегист, не понимая, с чем связаны столь печальные мысли его воспитанника: Анэт, возможно, еще жива, впрочем, как и Батури. В том, что Энин цела, так вовсе нет никаких сомнений – вампир вытащил ее задолго до окончания боя. – Не переживай, Сандро, – продолжал тем временем друид, – найдем мы твою Энин…
– Сомневаюсь, – отозвался некромант, не в силах сопротивляться накатившемуся унынию. – Я даже не знаю, куда Батури ее отволок. А теперь я не отыщу Энин, потому что он мертв.