Теперь, два года спустя, Город был врезан в извилины ее мозга так же крепко, как в землю, на которой стоял, в семь холмов, излучину реки и канал. Он по-прежнему не принадлежал ей, но его изображение, оттиск – да. Теперь она сама стала себе навигатором.
Город, словно дитя Франкенштейна, создан из разных кусков, сшитых грубо и наскоро, огромными серыми стежками эстакад и тоннелей. Мрачное индустриальное великолепие юго-востока: сущий Детройт. Обвившаяся пуповина развязок МКАДа и Третьего транспортного, огромные трубы ТЭЦ, из которых ночами поднимается изумрудно-зеленый светящийся инфернальный дым, труба Капотни, толчками выбрасывающая в темное небо пламя нефтяного факела и затягивающая черноту оранжевым заревом. Южный порт, подтыкающий низкие тучи металлическими костями подъемных кранов, с вереницей груженых контейнеров и десятилетним слоем пыли, и летом, и зимой сквозь снег покрывающим ларек с шаурмой и стопку камазовых покрышек у вывески шиномонтажа. Неспокойные вороватые окраины и заводские слободки, куда такси вызывают редко и только по ночам: такси стоит недешево, но метро закрывается в час, а ходить там с наступлением темноты – еще дороже. Там люди боятся садиться в незнакомые машины, но все-таки садятся на свой страх и риск, а Лора в свою очередь рискует, соглашаясь их везти. Такой вот общественный договор. Хотя, конечно, если учитывать ее прошлое, она изначально меньше них достойна доверия. В сущности, как много убийц может встретиться лицом к лицу в Городе? Лора горько усмехнулась – больше, чем кажется. Это ведь не рубец, не клеймо на лбу, первому встречному не видно…
Тихий интеллигентный север, с дворами, утопающими в зелени, вертлявой Яузой, Лихоборкой и спальными районами, замотанными в дребезжащие трамвайные пути. Огромный размах проспектов советских времен, с широким полотном дороги, колоннами и гербами, выбитыми на фасадах, стадионы и парки. На севере особенно чувствуется ничтожность человека перед лицом Империи. Свысока смотрят Рабочий и Колхозница, ввысь взлетает монумент покорителям Космоса, вертится колесо сансары-Обозрения, даже каменные кони ипподрома несутся высоко поверх машин и голов пешеходов. Дворцы стали выше на десятки этажей, теперь их обитатели – небожители из высоток и Триумф-паласа, и с простонародьем они не встречаются, разве что с извозчицей Лорой.
Центр застроен, забит, заполнен, тесный и красивый, с затопившими его, переливающимися через край заботами и волнениями, часто государственной важности. Это приют министерств, ведомств, присутствий, бюро, коллегий и департаментов, чиновничий мирок под знаком «Стоянка запрещена», со шлагбаумами, дипломатическими номерами и пропусками с российским триколором. Сюда Лорины пассажиры опаздывают на заседания, летучки и совещания, сюда везут документы в папках, тоскливую озабоченность в глазах, ранний геморрой и сердечные приступы.
В Сити, на острие этого многоверхого клыка Города, она доставляет белых воротничков всех видов. Впрочем, видов всего два: менеджеры среднего звена и высшего. Их различает страх: те, что пониже, боятся начальства и «не успеть», те, что повыше, боятся потерять свои деньги, оттого злее, хамоватее и разочарованнее. И если среднее звено нет-нет да и перебросится с Астаниной парой слов, посетует на босса-тирана, непонимание жены или даже стрельнет сигаретку («вообще-то бросил, в офисе недавно запретили под угрозой увольнения»), то топ-менеджеры заняты лишь собственными делами, которые решают по телефону и Интернету, сколько бы времени ни заняла дорога. Их мир – звонки и эсэмэски, уведомления о транзакциях, кризисы, баррели, видеоконференции и шелест кнопок ноутбуков. Сити искрится холодными огнями, его видно со всех сторон, как заколдованный дворец, как огромный безнадежно-голубой бриллиант, за который с легкостью можно продать душу.
Здесь, на западе Города, все выглядит более дорогим и менее доступным: здания, магазины, салоны, автомобили, женщины, мужчины. Рублевки с барвихами, чья блестящая жизнь наполнена отчаяньем немыслимой роскоши. Пятиметровые заборы вокруг особняков скрывают своих хозяев, но Лоре все же доводится подышать с ними одним воздухом, тем, что циркулирует по салону ее машины, сухим, постепенно наполняющимся запахом дорогих духов. Иногда она завозит кого-то из них забрать из химчистки кипу одинаково белоснежных рубашек, штук сорок-пятьдесят, стало быть, на два рабочих месяца, при условии, конечно, если не менять их после тяжело прошедших переговоров с партнерами. Иногда едет через полгорода, чтобы взять эффектную красавицу из дома и довезти до салона красоты, что на соседней улице. В такси никто не собирается выглядеть хорошо, так что она насмотрелась и на шрамы за ушами и подмышками, следы подтяжек, которые не собираются пока прикрывать голливудскими локонами и норковым мехом палантина, и на алые, ободранные химическим пилингом физиономии.
Иногда Лоре кажется, что через запад и юг в город течет власть. Каким-то необъяснимым образом направление ее движения совпадает с перемещением воздушных масс по розе ветров и с течением главной реки. Правительственная трасса от загородных дач и резиденций, по которой с воем проносятся кортежи черных блестящих джипов, похожих на морских касаток, такие же обтекаемые, быстрые и суровые, чтобы нырнуть в расставленные сети Боровицких ворот Кремля. Парадный въезд через юго-запад, мимо чистых и ярко окрашенных домов и новехоньких деловых и медицинских центров. Здесь ей бывает неуютно, будто оттого, что свет становится сильнее и выхватывает каждого на этих улицах явственнее.
Ночью Город меняет свое лицо. Как в игре, когда «горожане ложатся спать, мафия открывает глаза», сами люди становятся другими, меняя одну маску на другую – без масок никто не ходит. Всюду алкоголь, всюду сняты запреты. Бешеные гонки по улицам. Двери клубов, из которых выплескиваются на улицу лужицы неоправданно-радостных одурманенных людей с расширенными зрачками. Не далее как вчера, последним рейсом перед сном, Лора везла из одного клуба в другой свою постоянную пассажирку Алису. Как она утром добралась до дома и добралась ли? После скоропалительного брака и развода с мужем-бизнесменом, у которого Алиса умудрилась откусить изрядный кусок благосостояния, эта рыжеволосая нимфа пустилась в безудержное веселье, будто жила на планете последние деньки и стремилась испытать все по максимуму. С нею, с ее восторженными или усталыми, снисходительными рассказами в жизнь Лоры иногда входили клубные музыкальные сеты, а Город оборачивался средоточием ночных заведений, вечеринок и пентхаусов, яхт-клубов в Строгине, премьер, дегустаций дорогих коньяков и виски и бутиков в Столешниковом, Камергерском и на Тверской.