— «В богатстве и в бедности…», — наставительно произнес я.
Натянул потуже перчатки.
— «…пока смерть не разлучит вас».
Я шагнул к Марте.
— Сэм, — надорванно сказала она.
Страшно было слушать эти слова.
Или забавно, — это уж вам решать.
— Подпиши. Сделай все, что говорят эти люди.
— Нет, — он замотал головой. — Это же наше будущее. То, что детям оставим.
— У трупов нет будущего, — напомнил я. — А впрочем, мне все равно. Но эти господа…
Я показал на китайцев.
— …будут очень расстроены.
Потом я склонился к Марте.
— Правая рука или левая?
Выбрал левую.
— Красивые пальцы у вашей жены, — заметил я. — Даже жаль ломать.
Послышался хруст. Женщина забилась и закричала от боли.
— Марта! — воскликнул Сэм.
Он рванулся, но два китайца удержали его.
— Обычно плохо срастаются, — сказал я. — Будет этакий кукиш вместо руки.
— Нет, — плакал Сэм. — Вы не можете…
Я взял второй ее палец.
Потом остановился.
— Ты прав, — согласился я. — Не стоит спешить. Сломаем-ка снова первый. Теперь в другую сторону…
Хрусть!
Марта рухнула на пол, ее тело сотрясала мелкая дрожь. Она мелко, по-собачьи выла. Совсем немного боли — и люди теряют человеческий облик.
— А теперь второй, — сказал я.
— Стойте, — простонал Сэм. — Я все подпишу.
* * *
— Два кофе, пожалуйста.
Официант кивнул.
Поднималось солнце. Я сидел в небольшой кондитерской. Провел рукой по лицу, — черт, надо бы побриться.
Марта была напротив меня.
— Как муж? — спросил я.
— Плакал всю ночь. Как ребенок. Просил прощения. Сейчас в гараже, работает за троих.
— Не снимайте гипс слишком рано, — подсказал я. — А то он поймет, что я не ломал вам пальцы.
— Я понимаю. Как Рон Ростовщик?
— Сами видели. Был очень удивлен, когда вы вернули деньги. Он не думал, что вам удастся собрать.
Марта холодно улыбнулась.
— Рон хотел, чтобы долг вырос еще больше. Тогда он бы смог забрать у нас дом, последний гараж, деньги на колледж детям. Все. А Сэмми… Никогда этого не понимал.
Я достал из кармана расписки.
— Можете сжечь их прямо сейчас.
— С радостью.
Мы смотрели, как горят оплаченные долги.
— Что, если Сэм узнает? — спросил я. — Узнает, что это вы наняли меня, а не Рон Ростовщик?
— Не узнает.
Был еще вопрос, который мне хотелось задать.
— Вам не было жалко мужа? — спросил я. — Он провел ужасную ночь.
Марта Лабарр мягко улыбнулась.
— Порой мы обязаны причинять боль тем, кто нам дорог, — сказала она. — Это и есть настоящая любовь.
— Золотые слова, — согласился я.
Людям нужна кровь
— Людям нужна кровь!
Дмитрий Навроцкий пыхнул тисовой трубкой.
— Смерть, жестокость, насилие, — вот чего хочет публика. От этого они… как сейчас говорит молодежь? торчат.
— А секс? — спросил я с надеждой.
Навроцкий закинул мне руку на плечо.
— Секс, мой дорогой мальчик, давно устарел. Чтоб наслаждаться женщиной, ты сам должен быть мужчиной. Разве же такие остались? Только вот вы да я…
Он усмехнулся.
— А на труп глазеть, разрезанный на куски, — любой неудачник может.
У лифта я задержался, чтобы сравнить их.
Знаменитому автору детективов стукнул шестой десяток. Волосы тронуты сединой, — наверное, он их красил. Густые усы, как у капитана дальнего плавания. Легкая хромота.
— Я как Мэрилин, — пошутил Дмитрий, поднимаясь по лестнице.
В просторном холле издательства стоял и другой Навроцкий — блестящий, из глянцевого картона. В руках держал книгу.
«Кинжал Дорина» — читайте новый бестселлер от мастера детективов!
Было уже за полночь, в издательстве людей почти не осталось.
Вахтер отпер нам двери. Это был седой старичок, с мокрой лысиной. На руке темнела наколка — тигр с какой-то плюхой на голове.
— А Дорина по-прежнему любят, — заметил я.
— Сам удивляюсь, — сказал Навроцкий. — Я написал о нем… когда? После перестройки. И гляди, до сих пор жив, курилка!
Он был прав.
И хотя критики занудно гундели, что, мол, новые романы о Дорине и в подметки не годятся первой трилогии, — книги по-прежнему разлетались большим тиражом.
— Вы идите в холл, — Навроцкий глубоко затянулся. — А я тут к нашему любезному издателю загляну… Погуторим малость.
Он хлопнул меня по плечу и зашагал по длинному коридору.
— Денег хочет потребовать, — раздался голос позади меня. — Все этому старому козлу мало.
Я вздрогнул.
За мой спиной стояла женщина.
Ей было чуть за тридцать, — и уже очень, очень давно.
Серое узкое лицо, в пальцах сигарета.
— Не знал, что здесь так много знаменитых писателей, — солгал я.
Я был уверен, что видел эту унылую рожу где-то на обложках, — но не смог бы назвать фамилии.
Она это поняла.
— Спасибо, хоть попытались, — хмыкнула романистка. — Мария Стрелкова. Марта Изразцова — читали?
— Врач велит беречь зрение.
Нет, дамочка посадила меня в лужу.
Мария и Марта, — кто ж из них урод с сигаретой, а кто — героиня ее романов? Как же к ней теперь обращаться?
Она кивнула на кабинет.
— Дмитрий давно ничего не пишет. Все это знают. Живет себе в Италии, сюда и не приезжает почти. На него ишачит команда «негров»…
Она хотела еще что-то сказать, но раздались шаги. Маша/Марта глянула через мое плечо:
— Ладно, пойду попудрю носик… То есть поссу.
Сей литературный пассаж заставил бы Пушкина удавиться от зависти.
Монстр ушел, я обернулся.
Хотелось узнать, с кем это она не захотела встречаться.
— А! Вы и есть тот милый молодой человек, который будет нашим консультантом?
Меня передернуло.
Нет, стоило тоже попудрить носик. Или задницу.
На меня налетел Восторженный Одуванчик.
Дамочке было за пятьдесят. Светлые волосы сложены в гламурное воронье гнездо. Глазки маленькие, словно булавкой в черепе выверчены.
И светилась в них глупость.
— Представьте, это же так здорово, говорить с настоящим, живым частным детективом!
Инга Кольцова выдавала по книге в месяц.
Имя ее давно стало синонимом коммерческого успеха, — и безвкусицы.
— О, — сказал я. — Поговорить с мертвым будет гораздо забавней!
Она запнулась.
Генератор глупостей в ее голове явно дал сбой.
Мне показалось, что надо подсахарить ситуэйшен, и я сказал:
— Наверное, нужен большой талант, чтобы написать столько книг? — спросил я.
Глазки Инги Кольцовой вспыхнули, как у робота, которого опять подключили в сеть.
Генератор глупостей загудел и вновь включился в работу.
— О, что вы! — воскликнула она, вцепившись в меня острыми лапками. — Любой может написать книгу. И вы! Попробуйте!
Воистину любой, — уныло подумал я.
— Простите, я опоздал.
К нам подошел Сергей Трубецкой.
Он курировал отдел детективов, — все это были полоумные овцы из его паствы.
— Навроцкий уже в кабинете, ждет вас, — подсказал я.
— Тогда идем.
Инга схватила меня за плечо и повисла так тяжело, — словно я танкер с нефтью тащил.
— Сейчас все гонят халтуру, — продолжал Трубецкой. — Мы хотим, чтобы наши книги были самыми лучшими. Да. Каждый роман будет вычитывать настоящий частный детектив. Это хорошая реклама. У вас одно из крупнейших агентств в Москве, так что…
Он хлопнул меня по плечу.
— Конечно, делать вам ничего не придется. Да и времени нет, каждый роман вычитывать. Мы их даже на редактуру не отдаем; ну, кроме тех, кто совсем уж ужасно пишет…
Краешком глаз он показал на Ингу Кольцову; бедняжка не поняла, что речь идет о ней.
Мы вошли в кабинет. Дмитрий Навроцкий и правда ждал нас. Автор сидел в большом кресле, опустив голову.
Правда, вряд ли он успел заскучать.
Шея у него была сломана, тисовая трубка валялась на полу.
* * *
Трубецкой нервно переплел пальцы.
— Милиция скоро будет, — сообщил он.
— И что будет теперь с русской литературой? — ядовито спросила Марта. — Такая потеря. Надеюсь, нас скоро отпустят. Хочу надраться.
Я покачал головой.
— Не будьте так уверены. У вас обоих есть мотив для убийства.
— Что за глупость! — взорвался издатель. — Дмитрий был моей звездой. Его книги продавались, как пирожки. Таких авторов по всей стране не больше десятка! Зачем бы мне его убивать?
— Да, — согласился я. — Как же досадно платить гонорар звезде, которая уже лет десять не написала ни строчки. Навроцкий мертв, но капитан Дорин жив.
Я погрозил ему пальцем.
— Вы продолжите серию с другим автором… И будете платить ему гораздо, гораздо меньше. Тендер устроите, кто меньше запросит. Почему нет? Сотни писателей будут рады глодать объедки с трупа Навроцкого.