Обитатели деревни, находящейся в сотне миль отсюда, произносили имя Джорджианы почтительным шепотом, словно говорили о божестве или святой. Но, зная о шокирующих похождениях первой Джорджианы, матери Хока, в честь которой была названа девушка, Йен таил определенные сомнения.
Женщины этого семейства были олицетворением бед и неприятностей.
И все же ему почему-то не терпелось увидеть ее.
На протяжении нескольких поколений ходили разговоры о желании объединить два могущественных клана: герцогов Хоксклифф и маркизов Гриффит. Но для Йена это значения не имело. Его интерес был чисто академическим. Великий союз может подождать еще немного. Может, когда-нибудь его сын Мэтью женится на дочери Хока и Бел, которая пока еще лежит в пеленках. Для него дни семейной жизни окончены.
Он был женат. Однажды. И одного раза более чем достаточно.
Лакей выжидающе уставился на Йена, но тот колебался. Если за ним следят недобрые глаза, не стоит подвергать друзей опасности.
С другой стороны, шпион, зная о присутствии в доме двух кавалерийских офицеров, Гейбриела и Дерека, вряд ли решится подобраться слишком близко. Кроме того, лорд Артур может рассказать что-то полезное о знаменитом махарадже Джанпура.
Приняв решение, Йен сунул записку в нагрудный карман и кивнул лакею.
— Спасибо. Я поеду.
— Прошу сюда, милорд.
Но как раз в тот момент, когда слуга попытался расчистить ему дорогу, ветер слегка сменился, донося до него запах гари. Люди бросали все и мчались на запад.
— Что случилось? — поспешно спросил Йен, опасаясь, что пожар разгорелся на многолюдном рынке.
Рави остановил прохожего, допросил и облегченно вздохнул:
— Это всего лишь похороны, сахиб. Какой-то местный чиновник умер, и его сжигают на костре. Его пепел будет рассеян над рекой.
— Вот как! — обрадовался Йен, — Значит, все в порядке. Прекрасно. В таком случае едем скорее…
Он резко осекся, когда на базар влетел всадник. Вернее, всадница, верхом на великолепной белой арабской кобыле.
На ее пути разлетались во все стороны куры, сыпали проклятиями торговцы, рухнула башня из корзин, сбив по пути лоток с фруктами. Разбегались во все стороны люди.
Йен потрясенно раскрыл рот.
Незнакомка, окутанная облаком тонкого шелка, обвивавшего ее гибкую фигурку, наклонилась пониже и что-то прошептала на ухо лошади. Взгляд кобальтово-синих глаз над прозрачной вуалью буквально излучал бешенство.
Синие глаза?!
Не успел Йен опомниться, как она перескочила медленно двигавшуюся, запряженную буйволами телегу и исчезла в направлении погребального костра.
Рави и Йен растерянно посмотрели друг на друга. Кули последовали их примеру.
Йен знал только одну особу женского пола, способную так быстро и успешно сотворить подобный хаос.
Да-да, в глубине души он точно знал, кого только что видел.
Побледневший лакей тихо ахнул и хотел что-то сказать, но захлопнул рот, услышав сардонический шепот Йена:
— Я сам все улажу.
Сдержанно кивнув и словно повинуясь невидимому зову, Йен зашагал в том же направлении.
Джорджиана Найт гнала кобылу, стараясь объезжать рикш, пешеходов и священных коров, лениво бродивших по дорогам, пока наконец не добралась до речного берега. Там человек пятьдесят окружили погребальный костер. Гигантские языки пламени лизали лазурное небо.
Тошнотворный запах паленого мяса ударил в нос. Горло сжимало судорогой, но она продолжала скакать. От быстроты действий зависела жизнь любимой подруги.
Родственники усопшего старика Баларама заметили приближение Джорджи. Многие все еще толпились вокруг погребального костра, изображая подобающую случаю скорбь: выли и размахивали руками. Впрочем, некоторые уже настороженно наблюдали за вновь прибывшей. Уж они-то знали, как ненавидят британцы священный ритуал!
Недаром Джорджи ожидала, что ей попытаются помешать!
По индийским законам самосожжение прекрасной и добродетельной вдовы не только угодно богам, но и становится великой честью для обеих семей: ее и мужа.
Подумать только: погибнуть ужасной смертью лишь для того, чтобы почтить имя супруга!
Джорджи подумала, что это идеальный пример того, что с институтом брака не все ладно, причем в обеих их культурах. Вся власть принадлежит мужчине! И, видит Бог, одного обращения с женщинами на Востоке вполне достаточно, чтобы отвратить от брака!
Недаром ее знаменитая тетка, герцогиня Джорджиана Хоксклифф, говаривала, что брак — это кандалы каторжника. Что ж, сегодня она сама не позволит, чтобы брак стал еще и смертным приговором!
И тут она заметила милую Лакшми, стоявшую рядом с костром, в свадебном сари из красного шелка, густо расшитом золотом и жемчугом. Черноволосая красавица смотрела на пламя с таким видом, словно оценивала, сколько мук придется перенести, пока небытие ее не поглотит.
Погруженная в свои мысли и, вне всякого сомнения, находившаяся под воздействием легкого наркотика, она не заметила появления своей английской подруги.
Белая кобыла, раздраженная дымом, встала на дыбы, как только Джорджи натянула поводья.
Приказав лошади стоять смирно, она спрыгнула с седла.
По толпе пробежал шепоток. Но Джорджи решительно пробивалась вперед. В наступившей тишине неестественно громко звенели крошечные серебряные колокольчики на ее щиколотке.
Все знали, что девочки с младенчества играли вместе и что Джорджи, в отличие от многих британцев, сама стала почти индианкой. Возможно, родственники решили, что она пришла попрощаться со вдовой. Родные Лакшми были богатыми браминами, считавшиеся в Индии кем-то вроде аристократии.
Наверное, поэтому ей позволили пройти.
Она услышала шум и, даже не оборачиваясь, поняла, что вслед за ней прибыл Одли, но родственники Баларама не подпускали щеголеватого набоба ближе к костру. Тот захлебывался от негодования.
— Да как вы смеете! Прочь руки! Мисс Найт! Если понадоблюсь, я здесь!
Но Джорджи, сосредоточившись на своей цели, по-прежнему не оглядывалась.
Жадное пламя уже превратило кости старого Баларама в золу. Наконец Лакшми подняла глаза и, увидев шагавшую навстречу Джорджи, даже отшатнулась от ее свирепого взгляда.
Подступив к подруге, Джорджи стиснула ее плечи и повернула спиной к огню.
— Ты совершенно спятила, если вообразила, будто я позволю тебе пройти через это. Что за абсурдные предрассудки!
— Какой у меня выбор? — дрожащим голосом спросила Лакшми. — Я не могу обесчестить свою семью.
— Еще как можешь! Достаточно и того, что они заставили тебя выйти за этого старого козла! Так еще и умирать за него?! Да это просто непристойно! — яростно прошипела Джорджи.