– Ты стала чуткая, дорогая моя. Тонкая. Как она. Ах, как мне было жаль ее, как жаль… – Он покачал головой. – Знаешь… – Он колебался, говорить ли ей это, но потом посмотрел и увидел перед собой взрослую женщину. Говорить, решил он, Шурочка уже поймет. – Как мне было жаль, когда она вышла замуж за Волковысского. Я боялся, что вот так дело и закончится. Но любовь… Любовь, Шурочка, она может сделать с человеком все.
– Правда? – тихо спросила племянница и посмотрела на дядю взрослыми глазами.
Его словно подстегнул этот недетский взгляд. Теперь он говорил с человеком, способным оценить правильно то, что услышит.
– Я любил свою сестру. Я сделал невозможное. Я – эгоист до мозга костей, собственник самого себя, я полюбил тебя и вырастил тебя. Шурочка, только любовь способна заставить человека сделать то, о чем он даже не подозревал, что может.
Шурочка открыла рот. Но слова не нашлись, чтобы выразить всю силу своего удивления.
– В-вы…
– Да, я. Я никогда не хотел иметь детей. Я всегда сам хотел быть ребенком. Но своим собственным, чтобы позволять себе делать то, что мне хочется. Я не собирался жениться, потому что тогда мне пришлось бы делить себя с кем-то. Но я… но я…
– А вы… всерьез хотите жениться на… – Она собиралась произнести «Кардаковой», но фамилия звучала так грубо-купечески, что она заменила ее на имя и отчество. – На Елизавете Степановне? – не удержалась она и спросила то, что занимало ее.
– Да, дорогая моя Александра. Это тоже по большому счету из любви. Но к тебе. – Он усмехнулся. – Потому что мой брак позволит тебе сделать удачную партию.
– Но, дядя, вы напрасно хотите пойти на такую жертву…
– Ну… я несколько преувеличил. Не волнуйся. Мне симпатична она и все, что с ней связано. – Он вскинул голову и посмотрел на племянницу немного свысока. – Ты знаешь, я из тех людей, кто делает только то, что ему нравится и хочется.
– Но вы сами сказали только что – я… тому причиной?
– Все сошлось как нельзя лучше, Александра, – обтекаемо ответил он.
– Но, дядя, вы прекрасно знаете, за кого я выйду замуж. – В голосе Шурочки слышались запальчивые нотки.
– Шурочка, не будь смешной. Ты сама знаешь, что условия, которые поставил отец своему сыну, то есть твоему Алеше, невыполнимы.
– Алеша третий год в тайге. В горах Алтая он ищет золото. Он найдет его. Я точно знаю. Почему вы не верите? Ведь Игнатов, отец Вари, ваш лучший друг, нашел… золото.
– Шурочка, мне не хочется раскрывать то, что сокрыто в недрах… не земных, а канцелярских. Я не стану объяснять тебе, в каких случаях один делает открытие, а другой – нет. – Он хмыкнул. – Ты многому выучилась, ты много знаешь того, о чем не говорят вслух. Верно? Тебе известно, что мы с Игнатовым состояли и… в общем-то до сих пор состоим в одном сообществе. В котором много людей… полезных друг другу. Ничего дурного не собираюсь говорить об Игнатове, но… В общем, душа моя, Алеша один не найдет того, что ищет. А значит… ты свободна от обещания, которое дала ему.
– Но он не один. У него есть рабочие. Потом… есть я… – Шурочка стиснула губы, чувствуя, что от напряжения готова расплакаться. – Время тоже не вышло. Срок не кончился, который ему определил отец. – Она заставила говорить себя твердым голосом. – Сейчас только еще весна.
– Да, ты права, у него есть время. До первого мороза. А зима на Алтае начинается рано. Игнатов писал мне, что в этом году она придет рано по всем приметам. К тому же суровая. Боюсь, твой Алеша зимовать станет уже в монастыре.
Шурочка с трудом продохнула.
– Все равно, пока не вышел срок, я не дам своего согласия на брак с Кардаковым, – заявила она.
Дядя кивнул:
– Хорошо. Я потерплю. – Он улыбнулся. – Моя невеста, я думаю, тоже.
– Вы говорили, она заказала свой портрет? – вдруг спросила Шурочка.
– Точно так. Она хочет оформить спальню… собой. – Он засмеялся.
– А вами?
– Мной – тоже. – Он ухмыльнулся. – Позднее. Она опаслива и недоверчива, как все люди ее круга. Вдруг обманут или обвесят? Товар продаст, а деньги не отдадут?
– А живописец настоящий? – полюбопытствовала Шурочка, не обращая внимания на ернический тон дяди.
– Реалист ли, ты хочешь спросить? Я полагаю, его мастерство годится для салонов. Если продолжить тему, то следует сказать вот что. – Он поменял позу, сел прямо, давая понять Шурочке, что сейчас она услышит то, о чем раньше не подозревала. – В прежние времена такие мастера частенько прибегали к мистификации. Они виноваты в том, что у нас, потомков, возникают искаженные представления о прошлом. Возьмем обычный портрет, с которого на нас смотрят далекие предки. Мы полагаем, художник написал того, кого видел перед собой. Но оказывается, он следовал канону.
– А в чем состоит канон? – Шурочка обрадовалась, что дядя отошел от опасной для нее темы. Дышать стало легче, она наслаждалась, наполняя грудь.
– Изволь, послушай. Канон заключался в следующем. – Он сделал паузу, любуясь порозовевшим лицом Шурочки. – Если дама слишком худая, на портрете ее полнили. Если слишком полная – худили. А наш удел – любоваться красотками и восхищаться ими! – Он снова привалился к спинке, положил ногу на ногу.
– А тот портрет ее, что я видела у вас… На столе… Он писан по канону? Или по правде?
Дядя рассмеялся, сложил руки на груди. Трубка высовывалась из подмышки, как из норки.
– Из твоих слов я могу заключить, что ты недавно сидела за моим столом. Потому как Елизавета Степановна одарила меня своим портретом неделю назад. Он, так сказать, проба кисти найденного ею мастера.
– Конечно. – Шурочка не отказывалась. – Я рассматривала глобус. А портрет стоял прислоненный к его ножке. – Она пожала плечами. – Как могла я не видеть его?
– Понимаю. – Он кивнул. – Не стану отвечать, поскольку довольно скоро сама можешь сравнить его с оригиналом.
– Вот как? Вы позовете ее в гости?
– Нет, мы все поедем в концерт. В Москву пожаловала очередная редкая знаменитость из Европы. Елизавета Степановна музыкальна, несмотря на… – Он осекся и поморщился. Как ему избавиться от этого снобизма? Всякий раз норовит добавить – несмотря на происхождение. Да, она из купцов. Но она смотрит на мир шире, чем многие. – С нами будет ее младший брат. С ним ты должна наконец познакомиться, Александра.
Шурочка вздохнула.
– Знаете, дядя, пожалуй, я пойду спать.
– Ага-а… Ты хочешь завтра предстать передо мной ангелом. Или нет, не так. Ты следуешь заветам моей любимой византийской императрицы Евдокии. – Он подмигнул ей.
– Но вы сами заставили читать вам о ней вслух, – ответила Шурочка, задержав шаг.
– Да, мне она нравится больше всех. – Дядя кивнул. – Хотя жила чрезвычайно давно. Но оказывается, даже в пятом веке встречались обольстительные женщины. Чтобы нравиться мужчинам и сохранить цвет лица, она принимала ванны и отдыхала после них часами. Внешность – вот главная сила ее влияния.