могила прячется в снегу.
И соломка не спасает боле.
Сатана сбирает души в поле,
Я свою роняю на бегу…
Всё – о травке больше ни гугу.
Небо и хлеб
Жить ради неба или ради хлеба -
Храм возводить иль укреплять овин?
А впрочем, уж пора усвоить мне бы -
На сей вопрос ответ всегда один.
Насущный хлеб и небосклон в созвездьях,
Стабильный прок, безумных грёз поток,
Судьбы повестка, плата и возмездье -
Всё улеглось в исчёрканный листок.
В нём, только в нём искать мне пропитанье,
Ловя меж строк свет канувших миров,
Он то с лихвой воздаст за упованья,
То пустотой обдаст, зело суров.
И знал бы кто, как хлеб тот скудный горек,
Замешан на чернилах и тоске,
Затворнице зарвавшихся риторик,
Где небо помещается в руке.
Всего страшней, что белая бумага -
Экран, присяга, скатерть, простыня,
Тень савана, порыв крыла иль флага -
Продукт лишь целлюлозы без меня.
Блуждающему в собственных отсеках,
Как осознать бессильному уму,
Что мне, незримой фаворитке века,
Придётся зреть и есть себя саму.
Ристалищем времён я перед всеми -
Где плуг прошёл, там шарит телескоп.
Царит в душе тюремная богема -
Забитый сноб, изнеженный холоп.
Дорогой в склеп, бессмертью на потребу
Мне выпал жребий – сказочно нелеп! -
В хлебах взрастить своё седьмое небо,
На небе сжать свой самый сладкий хлеб.
Господин
Я не плакала очень давно,
Позабыла отдушину слёз.
Но взамен мне открытье дано -
Знать, кто слёзы с собою унёс.
Кто собрал их слепящую ткань
И прибавил к поборам иным,
Обесцветил прошедшего ткань
И развеял фантазии в дым.
Время, жадный лихой господин
С неизменною плёткой в руках,
В рабстве я у тебя до седин -
Я песок твой, и глина, и прах.
Твой мгновенный и вечный сосуд,
Плод, обитель и жертва огня -
Ты вершишь беззаконье и суд,
И спасаешь, и губишь меня.
Я бессмертья единая плоть,
Непреложность юдоли людской.
Меня в бренность оправил господь,
Чтоб ценить научилась покой,
Чтобы сделала выбор сама,
Чтобы всё начинала с нуля,
Чтоб сходила с пути и с ума
О покое и воле моля.
Время, время, огромный манеж,
Ринг и паперть, голгофа и трон,
Мой последний манящий рубеж,
Мой, не взятый пока, бастион.
Слепая
Как трудно быть слепой
В сверхзрячем этом мире -
Брести себе вперёд
Без цели, наугад,
Изменчивой тропой
В просвеченном эфире,
Оставив прочим гнёт
Вериг, интриг, наград.
Как странно быть слепой -
Не чувствовать насмешек,
Гордиться напоказ
Невидимой звездой,
Назвать своей судьбой
Тот град неуцелевший,
Чей строй волшебных фраз
Обложен высшей мздой.
Как просто быть слепой -
Вцепившись в чуткий посох,
Идти, минуя грязь,
Гомеровской стезёй.
Пред истиной святой
Не задавать вопросов,
От века оградясь
Чистейшею слезой.
Город
Несбыточный город распался на части –
На прошлое с будущим, вечное с бренным,
Ни к снам и ни к яви теперь не причастен
Ни пылью дорожной, ни бредом похмельным.
Он, дважды рожденный и трижды умерший,
Заклятый, невидимый, наглухо скрытый,
Со дна преисподней мне славший депеши,
Быльем прораставший по треснувшим плитам.
Мой канувший город забытых мелодий,
Где строк незаписанных маются тени.
Своё совершенство взрастил он под сводом
Моих наказаний, моих преступлений.
Я больше не рвусь в зыбкий морок зеркальный,
Свой сорванный голос во мрак не пускаю.
Меня не прельщают ни троны, ни тайны,
Ни тропы к вершинам по самому краю.
А он и не звал – все собрал отраженья,
Забытое эхо усилил стократно,
Меня он воссоздал, втянул в свои стены,
Вобрал он в себя и не пустит обратно.
А то, что осталось – моя оболочка –
Пытается жить в безвоздушной блокаде,
Бездумно сплетая нелепые строчки
О рухнувшем, проклятом, сгинувшем граде.
Обретение
Я спешу навстречу себе
Через тысячи лет разлук
Вопреки молчанью небес,
Равнодушью холодных звёзд.
И готовлю себя к борьбе
Под неистовый сердца стук,
И принятие новых мук
Есть единственный к жизни мост.
Через воды слепые мост,
Через бурный седой поток,
Он однажды меня унёс
В край, что нам не постичь умом.
Разрешён где любой вопрос,
И где вечность – уже не срок.
Полномочья сложил там рок,
И не нужен покров и дом.
В себя нынче вселюсь, как в дом,
Опустевший давным-давно –
Паутина лишь здесь кругом,
И никто не берёг огня.
Но опять обживусь я в нём,
Распахну всем ветрам окно,
Разыщу в подвале вино,
Дожидавшееся меня.
Обогреет оно меня,
Зазвучит золотой рояль,
Осмотрюсь я при свете дня
В обретённой судьбе моей.
И мечту, как залог храня,
Снизойдёт в мой покой печаль,
И мне станет безумно жаль,
Что не ждать мне иных гостей.
Я не встречу своих гостей,
Не открою пред ними дверь –
Какой тайной я ни владей,
А дорог больше общих нет.
Не прочесть мне от них вестей,
Не бояться новых потерь,
И уже не узнать теперь,
Когда выйдут они на свет.
Орфей
Застынет все, что пело и боролось,
Сияло и рвалось.
М. Цветаева.
Ты спаси меня, мой невозможный,
Мой придуманный, мой оберег…
Оседаю я пылью дорожной,
Осыпаюсь рябиною в снег.
Разметалась я палой листвою,
Раздробилась я эхом лесным.
А в лесу заплутавшие двое
Той листвой кормят въедливый дым.
Я истлела костром неумелым,
Каплей я истеклась по стеклу.
Всё, что раньше любило и пело,
Погружается в жадную мглу.
Сохрани меня, мой всемогущий,
Мой из песен, из сказок, из снов,
Лишь в моём зазеркалии сущий,
Ты на подвиг Орфея11 готов.
Но нелепее нет ожиданья,
Что спасёт меня в царстве теней
Воспалённого бреда созданье
И фантазии буйной моей.
Жизнь есть сон
Здесь всё, что было – сном объято,
А всё, что есть – ко сну стремится:
Тень ветерка, смятенье мяты,
Всплеск ручейка, смех медуницы.
Сквозь веки – пятна изумруда
На голубом звенящем фоне…
Как сладко спится нам, покуда
Без упряжи пасутся кони.
Как сладко спится нам на склоне
Холма, годов, небесной груды,
Покуда так возможно чудо,
И кони пьют с