чужих мыслей. По свидетельству современников, викторианские девушки краснели лишь при одном упоминании о рентгеновских лучах, ибо каждая из них могла уподобиться леди Годайве1, беспомощной под взглядом любопытных, вооруженных биноклями с рентгеновскими лучами. Пожилые мужчины с удовольствием вели на эти темы беседы в клубах. Появлялись политические памфлеты и карикатуры вплоть до рентгеновского снимка совета министров великой державы. Раздраженная ситуацией лондонская «Пэлл Мэлл газетт» разразилась в передовой: «Нам надоели рентгеновские лучи. Самое лучшее, что нужно сделать цивилизованным странам,— это объединиться и сжечь все рентгеновские лучи, казнить всех изобретателей, утопить оборудование всего мира в океане. Пусть рыбы разглядывают свои кости, если им угодно, но не мы». Блеснул тупостью и венский полицмейстер, издавший следующее постановление: «Ввиду того, что по нашему заведению не поступало официальных сведений о свойствах новых лучей, строго воспрещается производить какие бы то ни было опыты впредь до выяснения вопроса и особого распоряжения полиции».
Возникшая шумиха не могла охладить интереса к великому открытию. Рентгеновы лучи немедленно стали не только предметом глубокого изучения во всем мире, но и быстро нашли практическое применение. Кроме того, они послужили непосредственным импульсом к обнаружению нового явления — естественной радиоактивности, которое потрясло мир менее чем через полгода после открытия рентгеновских лучей.
Париж эпохи атомной зари
Невидимые человеческому глазу первые проблески атомной зари появились на фотографической пластинке профессора физики Парижского музея естественной истории Анри Беккереля. Он — признанный всемирный авторитет в области люминесценции — в это время, как и многие, интересовался природой всепроникающих рентгеновских лучей. Исследуя индуцируемое солнечным светом свечение различных минералов, Беккерель обнаружил, что оно возникает и при освещении соли урана. Оказалось, что если такую соль положить на завернутую в черную бумагу фотографическую пластинку и выставить на солнце, то при проявлении пластинка засвечивалась лишь в том месте, где лежала соль урана. Беккерель решил повторить это наблюдение. Однако день оказался пасмурным, и опыт пришлось отложить, а пластинка, обернутая в непроницаемую для света бумагу с наложенной сверху солью урана в виде креста, была оставлена профессором в темном ящике письменного стола. Через два дня — 1 марта 1896 года — снова выдался солнечный день и можно было воспроизвести опыт. Движимый интуицией, ученый решил проявить пластинку, не освещая ее солнцем. К его удивлению, на пластинке оказались точные очертания креста, выложенного из соли урана. Значит, уран самостоятельно, независимо от солнечного излучения, испускает невидимые глазу «урановые лучи»!!!
Итак, оба великих открытия в значительной мере обязаны счастливым случайностям. Но здесь уместно напомнить мудрые слова Луи Пастера: «Случай помогает лишь умам, подготовленным к открытиям». Действительно, еще задолго до Рентгена и одновременно с ним многие исследователи работали с катодными лучами, наблюдали даже свечение экрана, а следовательно, «видели» рентгеновское излучение, но «увидел» (распознал) его только Рентген, и не потому, что ему повезло, а потому что «на случай при великих открытиях наталкиваются те, кто его заслуживает» (Лагранж).
Десятки исследователей после открытия Рентгена были заняты исканием новых таинственных излучений. Но и здесь лишь пытливому и талантливому Анри Беккерелю удалось отличить от возбуждаемой солнечным светом люминесценции самостоятельное испускание ураном проникающего излучения.
Парижу повезло не только на Беккереля. Изучение открытого им явления стало предметом страстных исканий вначале величайшего исследователя Марии Склодовской-Кюри, а вскоре и ее мужа — не менее блестящего ученого Пьера Кюри. 11-летняя беззаветная любовь и совместное творчество этой пары — одна из замечательнейших и красивейших страниц истории науки — ознаменована, открытием и выделением нескольких радиоактивных элементов, среди которых главные — полоний и радий — соответственно были открыты в июле и в декабре 1898 года. Полоний был назван в честь родины Марии Склодовской-Кюри — Польши, а радий означает лучистый. Отсюда и само явление было названо ею радиоактивностью.
Величие открытия радиоактивности было ознаменовано присуждением в 1903 году Нобелевской премии по физике Пьеру и Марии Кюри, а также Анри Беккерелю.
Мы заканчиваем краткое изложение истории зарождения физических предпосылок радиобиологии, отсылая любознательного читателя к специальной историко-мемуарной литературе, в первую очередь к повествованиям о чете Кюри. Коротко напомним лишь о фактах, иллюстрирующих неоценимый вклад этой фамилии в развитие ядерных исследований. В 1911 году Мария Кюри награждается второй Нобелевской премией за работы в области радиационной химии; такой чести еще и до наших дней не удостоен ни один ученый. Всего Марии Кюри было присуждено 10 премий и 16 медалей; она была избрана почетным членом 106 различных научных учреждений, академий и научных обществ.
История всех времен и народов не знает примера, чтобы две супружеские пары в двух последовательных поколениях внесли столь большой вклад в науку, как семья Кюри. В 1935 году, через 32 года после родителей, получает Нобелевскую премию их дочь Ирен вместе со своим мужем — внуком французского коммунара — Фредериком Жолио за исследования в той же области, теперь — за открытие искусственной радиоактивности. Итак, 5 Нобелевских премий на четверых в одной семье!
Чрезвычайный интерес и уважение к двум поколениям Кюри — ученых объясняется еще и их высокими моральными качествами. Преданность науке привела к тому, что жизнь их была в прямом смысле принесена ей в жертву. Мария, Ирен и Фредерик Жолио умерли от лучевой болезни, и есть все основания полагать, что лишь трагическая ранняя кончина Пьера (в результате уличной катастрофы) избавила ёго от той же участи.
Этапы становления
Изучение биологического действия ионизирующих излучений началось тотчас после открытия рентгеновских лучей. Среди самых ранних работ известны классические исследования нашего соотечественника И. Ф. Тарханова, установившего уже в 1896 году реакции на облучение во многих системах организма, на основании чего им было высказано сбывшееся вскоре предположение о возможности лечебного применения рентгеновского излучения. Достаточно сказать, что лишь за год после его открытия было издано 49 книг и более 1000 статей об использовании Х-лучей в медицине.
В том же 1896 году в печати появились сообщения о поражениях кожи (эритемах, дерматитах, выпадении волос) у лиц, подвергавшихся частым и продолжительным воздействиям Х-лучами при проведении экспериментов, а в 1902 году Фрибен описал первый случай лучевого рака кожи.
В 1914 году Фейгина собрала из литературы 114 случаев рентгеновского рака у медицинского и технического персонала, а в 1933 году один из основоположников отечественной рентгенорадиологии М. И. Немёнов отмечает, что на съездах рентгенологов можно встретить ветеранов рентгенологии без пальцев и.даже без всей конечности из-за ампутации по поводу рентгеновского рака. Жертвой его пали такие крупные исследователи, как Бергонье, Леви-Дорн, Розенблат,