кивает только
Мимо ее лица, как будто
рукоплещущим трибунам
Конфет “Нибс”, карамели
“Джуджу Бидс” и вафлей “Неккос”.
Прощаясь с очень маленькими детьми
Но в следующий раз они
не будут прежними. Их речь,
такую милую, нестройную чуть-чуть,
уже исправят.
И более скептичным станет взгляд,
теперь он подключен надежно к гулу жизни
из телевизора и разговоров уличных,
и алфавита,
культура загрязнит прозрачную
лазурь их глаз.
И это, наконец, понять заставит, как
важны все надоедливые тетки и соседи
(с их запахами сигарет и пота летом
и лицами как небо сквозь листву),
кто знал тебя с нуля, от самого начала,
и ворковал бессмыслицу свою,
когда ты не умел еще скучать,
когда не знал имен, и даже своего,
не знал, как щедрый мир все встречи
превращает в расставанья.
В дороге
Эта покорная рысца по коридорам аэропорта,
вгрызаясь в сэндвич Данкин Донатс на ходу,
эти гостиничные номера,
где телевизионный пульт
ждет у кровати, как пистолет самоубийцы,
эти часы полета, когда рубашек белых
владельцы сонные листают
важный толстый триллер,
и эти шведские столы на завтрак
в прерии отелей Марриотт -
эти места, где ты проездом,
становятся милей, чем дом.
Трехколесный велосипед в коридоре,
быстрый поцелуй жены,
капающий кран, нестриженый газон -
и это жизнь?
Нет, жизнь открывается в дороге, в ноутбуке,
чей гладкий экран мерцает
зеркалом темной королевы,
в отполированных ботинках,
выдающих желание сразить наповал,
и в отдаленной поездке,
в тряском приземлении
сквозь пелену облаков
на единственную полосу,
в конце которой такой же человек, как ты,
хранит Грааль.