Читать интересную книгу Пенсеры и пенсы - Геннадий Прашкевич

Круглосуточный прогноз обещал полное безветрие в устье реки Голын.

Итак, куда? Я знал, что не ошибусь, выберу верное решение. Тот, кто злостно не посещает ванную («теток») в назначенные часы, нарушает главные Положения, а я их не нарушал. Отделу этики известен список всех нарушителей. Он невелик, но он существует. Без «теток» никак. В преклонном возрасте без них не добьешься желаемого. Чего хочет пенс, поднимающийся на Канченджангу? Разумеется, рассказать о мире, увиденном с ледяной вершины. Чего хочет пенс, пересекающий мертвую пустыню или спускающийся в мутные придонные течения Курильской впадины? Разумеется, рассказать о том, что увидел на самом дне.

За сверкающим ледяным гребнем… Среди черных курильщиков… В снежной мгле…

Только так. Ты – пенсер. Ты свободен. Тебе не нужно думать о здоровье, всего лишь вовремя посещай ванную. И если даже забудешь, пропустишь разок, ничего страшного, «тетки» подскажут. Танцуй «Розамунду», спорь, путешествуй, не пренебрегай гимнастикой и медитацией, ты всегда под контролем «теток».

Пенсеры – игроки. Пенсеры всегда заняты игрой.

Конечно, время от времени возникают неясные слухи о какой-то необычной, какой-то особенной игре, якобы вдруг выпадающей из-под контроля «теток», но это всего лишь слухи. Сотрудники Отдела этики хорошо это знают. Да и что значит своя? В конце концов, на определенном этапе любая игра пусть на какое-то мгновение, но выходит из-под контроля и самый неукротимый пенс остается наедине с дикой природой, как на знаменитом полотне, посвященном снежной буре на горе Бумза.

Чудовищная вертикальная стена…

Черные страшные изломы трещин…

Мертво рушащиеся снежные козырьки…

3

Лет семьдесят назад («тетки») расследователь Отдела этики Шеин («тетки») занимался аварией пассажирского планера «Ганг». Это случилось задолго до моего рождения. Огромный планер развалился где-то над пустыней Гоби. Такое случается. Цэвэр. Трупы пассажиров и экипажа оказались разбросанными на площади в добрый десяток километров, только Счастливчик уцелел. Никто не верил в такое спасение, но Счастливчик уцелел. Он сидел в авиационном кресле, намертво пристегнутый, лицо расцарапано, в крови, но не разбился, огонь обошел место его падения, он не сошел с ума, не искалечился. Цэвэр. Он должен был сгореть, сойти с ума, расплющиться при ударе о пески, но ничего такого не произошло. Счастливчика должно было размазать по камням, как желе, но он даже не выпал из кресла.

Удивительная, даже пугающая история.

Пенсерам такие истории никогда не нравились.

Еще бы. Дин-ли. Тихие уголки. Ты достиг своих девяноста лет.

Ты завершил свои житейские дела. А до этого – строил дальние орбитальные станции, изучал жизнь океанов, спасал, лечил людей, добывал металл и камень, развивал новые технологии. Не один год, даже не один десяток лет. А теперь ты перешел в пенсеры. Больше никаких проблем. «Все включено». Устраивайся на тихих солнечных островах или селись в Реальных кварталах, путешествуй. Игру выбирает большинство пенсеров. Это, в сущности, объяснимо. Ты вырастил детей, ты помог обществу, значит, имеешь право заняться собой и тем, к чему тебя влекло всю жизнь. Сто лет – не катастрофа. Сто лет – всего лишь возраст игры.

Алмазная незабудка

7 октября 2413 года.

20.30. На реке Голын безоблачно.

1

Я шел по набережной.

Не искал особенных знаков.

Деревянные скамьи с мудрыми нужными изречениями, издалека заметные говорящие указатели. Запах свежего чая, зеленой листвы, цветов, ванили. В Дин-ли не спрашивают, сколько тебе лет. Если ты живешь в Дин-ли, по-любому выйдет – много. Но здесь торопиться некуда, ты все успеешь.

Ты – пенсер. Ты – подобный в подобном.

Высокая дама в шляпке, прихотливо построенной из белых чудесных перьев, издали кивнула мне, может, обозналась или просто удивилась молодому челу. Подведенные морщины и цветные тату пользовались в Дин-ли большим почетом, их не прятали. Бросались в глаза береты – вязаные и печатные, без этого никак. Тысячи веселых открытых улыбок. Вон человек-гриб ростом в сто шестьдесят, но смеющийся. Уже выцветшие, но уверенные глаза, наверное, когда-то голубые.

Чаще всего возраст пенсеров выдает походка.

«Тетки» справляются со многими трудностями, но не со всеми, природу не переспоришь. Я, например, узнал пенсера Борисова. Бибай. Этого уже в юности считали сумасшедшим, хотя какая юность у сумасшедших? Он испытывал мощные ракеты, работал на орбите, не раз горел, темные пятна ожогов на лице, на руках и сейчас бросались в глаза, но, скажем так, ничему не противоречили.

Похоже, я застал в Дин-ли пик моды на тату. Лучистые звезды, цветные луны во всех четвертях, прихотливые лилии, снежные перья, крылатые рыбы, перепончатокрылые драконы, птицы из волшебных снов.

На меня тоже обращали внимание.

Кивали, провожали насмешливыми взглядами.

Пожалуй, так обращали бы внимание на согбенного старика, затесавшегося вдруг на званый вечер, проводимый молодыми челами.

«Такому не нужна живая вода», – услышал я.

Оборачиваться не имело смысла. К тому же, в сухощавом франте, руки, шея и лицо которого было густо оплетены прихотливыми тату, я узнал знаменитого лингвиста Л., лет семьдесят назад построившего общую теорию языка. Вот с ним, наверное, было бы интересно пообщаться.

2

«Такому не нужна живая вода», – повторил кто-то.

Ну да. Зачем молодому челу живая вода? Когда тебе тридцать пять – на вечность смотришь без особенного интереса. Да и чужим я себя не чувствовал, несомненно, заслуга «теток». Впрочем, и пенсерам в Дин-ли кривые слабые ноги мешают не больше, чем отблеск фонарей на воде. Улыбки, покашливание, легкое придыхание. Большая река, долгие облака. Цветные и белые воротнички, легкие сандалии, туфли, шляпы, береты, снова тату. Пенсеры ничего не хотели скрывать – были разрисованы, как маори. Я узнал в толпе престарелого художника Якова Рябова, акварели и масло которого известны многим, если не всем, даже у меня хранится несколько миниатюр. Яков Рябов всю жизнь писал тени. Кажется, он знает такие оттенки, для которых еще не придуманы названия. Гайхамшигтайгаар. По самому звучанию диковинного слова я понял («тетки») его значение. Чудесно. И произнесла это согбенная дама в элегантной широкополой шляпе чуть набекрень, с цветами.

Я вдруг понял, чего мне не хватало в Дин-ли.

Детей, конечно. Не было тут детей. Не знаю, с чем это можно сравнить.

Негромкие покашливания, шарканье ног, спокойные улыбки. Над рекой Голын безоблачно. И все же не спокойствие объединяло пенсеров. И не возраст, и не отсутствие детей, как бы это ни бросалось в глаза. Игра, – вот что свело пенсеров на набережной в Дин-ли. Они не хотели доживать последние годы в городских домах и квартирах. Они прожили долгие жизни, иногда скучные, иногда чрезвычайно яркие, теперь им хотелось только игры. Они не впали в детство, как иногда подшучивают, совсем нет, они просто хотели участвовать в чем-то достойном самого активного человека.

Климатический удар подвел черту под всей прошлой историей человечества.

Больше никаких войн. Теперь все – на людей. Каждый заплатил за удивительную старость своим удивительным прошлым. Они распрощались с Лондоном и с Венецией, с Голландией и с Данией. Не они лично, конечно, а их предки, как выразился бы археолог. Они навсегда распрощались с Прибалтикой, с Флоридой, с частью Аляски. Уцелевшие небоскребы Сан-Франциско украшают теперь длинный одноименный остров, огромные территории Китая и Индонезии ушли под воды Мирового океана, захватившего все, что он мог захватить. Астрахань, Санкт-Петербург, прибрежная полярная полоса, архипелаги Западной Сибири…

Но у пенсеров Дин-ли горели глаза.

Они были самодостаточны и свободны.

Они пришли на эту набережную, чтобы послушать и посмотреть еще один вариант «Одиссея», они ждали новой необычной музыки, новостей о живой воде. Без некоторой доли воображения никакой нормальной жизни вообще не существует. Не важно, что многие тут хромают и даже опираются на трости. «Тетки» с ними. Это придает уверенности.

«Быть мальчиком – вопрос пола, быть стариком – вопрос возраста».

Я засмеялся, но не стал оборачиваться. Все тут свои, я ничем не хотел выделяться.

О «тетки», дайте мне сил и терпения. Наделите меня выдержкой. Я о каждом увиденном хотел что-то знать. О «тетки», не позволяйте мне никого, совсем никого упустить из виду. Я подмигнул согбенной старушенции, небрежно распустившей по плечам седые красивые волосы. Она незамедлительно ответила, даже чуть-чуть подпрыгнула, показывая, какая она ловкая и быстрая, прямо не согбенная старушенция, а сжатая пружина!

И не важно, что все тут поглядывали на меня снисходительно.

3

Никто не спорит, весь мир – театр.