«На многое легла епитрахиль заката…»
На многое легла епитрахиль закатаПарчою выцветшей, забвением богатой, —
А ты б еще хотел напомнить о себе:Письмом прижившимся в шкатулке и судьбе,
Стихами старыми, где в сочетаньи слов,Сквозь лабиринты лет, день первой встречи нов…
Но ведь душа ушла от обнищавших местИ птицу не вернуть на сломанный насест;
Из рук охотника ей не принять зерна:За дымкой выстрела пшеница не видна.
«Душно. Поют петухи…»
Душно. Поют петухи.Туча ползет грозовая.Персти кипариса кругиЧертит, предостерегая.
Минуло время забав, —Молний над нами сверканье.Струны дождя оборвав,Ветер рванулся с рыданьем.
Ласточка жмется к гнезду,Словно оно уцелеет.К Страшному зрея Суду,Кладбище тускло белеет.
«Еще есть облака и птицы…»
Еще есть облака и птицыНа небе, звери — на земле,И детские простые лица,Неискушенные во зле.
Печатью чудною отмеченЛишь тот, кто в самый черный год.Грядущей гибели навстречуО вечном торжестве поет.
Кто суетою злободневнойИстоки вод не замутилИ день блаженный и безгневныйЗа сотни лет предвосхитил.
Он не увидит, угасая,Ночных пожаров городов.Струя дождя, струя косая,Безлюдье сельское садов
Глазам тускнеющим предстанут.И лишь осенние цветыЗапекшейся коснутся раны,Как он, смиренны и просты.
«Колеблет сад живое пламя маков…»
Колеблет сад живое пламя маковИ чья-то первая приблизилась весна.Мир полон снов, и шепотов, и знаков,Тугим кольцом душа окружена.
Она не спит, но явь проходит мимо.Ей царства новые открыты и, вчераЕще ничья, сейчас неудержимоОна летит в объятия костра.
«Не требуя, такие только просят…»
Не требуя, такие только просятИ, если им отказано, — молчат.
Их тело легкое земля любовно носит,Как бабушка болезненных внучат.
И смерть их бережно срезает, а не косит,И только с ними нищий мир богат.
«Чтоб говорить об этом, нужны годы…»
Чтоб говорить об этом, нужны годыМолчания и подвига, борьбыС самим собой, затвора и ухода, —А ты во власти собственной судьбы!
Не ты ведешь, тебя несет стихия,Тобой играет каждый ветерок.Что лепеты раскаянья глухие?Как твой порыв непрочен, неглубок!
Ничтожный окрик… и ответишь гневом,И не подставишь никогда ланит…Нет, не таким разносемянным севамСтать жатвою, что голод утолит!
«Какая странная игра…»
Какая странная игра:— Кто выдумал игру? —Обиды шевелить с утра,Пополдни, ввечеру.
Свои сокровища считатьСкупец не станет так.Трястись, как над ребенком мать,Над коркою — бедняк.
Приумножать, года нестиТот ядовитый груз…А где-то слово есть «прости»,Как разрешенье уз.
«Под мелким, медленным дождем…»
Под мелким, медленным дождем,Продрогнув, очередь стоялаЗа хлебом. Ночь сменилась днем, —Толпа росла и не роптала.
О вы, покорные стадаЗлым пастырям в овечьей шкуре!Вы будете молчать, когдаРазрушат ваши городаИ, беззащитные, под бурейРассеетесь в свой черный час,Себе пристанища не зная…
Того ли Он хотел для вас,От крестной муки изнывая!
«И снова в Рим стекутся пилигримы…»
И снова в Рим стекутся пилигримыК подножию и Павла, и Петра,И ты придешь туда пешком, с другими,В последние земные вечера.
В развалинах лежащий вечный городПрекрасен будет в гибели своей.Не устрашат ни палачи, ни голодИз катакомб нахлынувших гостей.
Все потерявшим, все нашедшим людямОдно виденье очи ослепит.Не будет храмов… Пастырей не будет…Но Он придет и стадо укрепит.
«Года с тобой живем на бивуаке…»
Года с тобой живем на бивуакеКочевниками у немилых рек.Барачных стен и голода, и мракаНам не избыть — на наш их хватит век.
Да, тяжела ты милостыня! СухиОтверженных и гибнущих глаза.Не жди, что друг к тебе протянет руки,Что скатится целебная слеза.
И очага не строй — его разрушат,И родину отнимут навсегда.Но есть иная родина… ПослушайПлачь Иова сквозь страшные года.
Вот так, как он, в беспамятстве и муке,Вот так, как он и нам давно пора…Учись, душа, единственной наукеОсвобожденья, мира и добра!
«Все призрачно в мире. Все кончится скоро…»
Юрию Терапиано
Все призрачно в мире. Все кончится скороИ камня на камне… Не думай! Молчи!Еще так прекрасны сады и соборыИ братство бродяг на скамейке в ночи;
И осень Парижа… Редеют каштаныИ ржавые листья над Сеной летят.Под пепельным небом, в дожди и туманыЧердачные окна поэтов глядят.
Пред ними былое. Для них ЖеневьеваВыходит на площадь и город шумит;Старинных органов ликуют напевыИ двери Сорбонны надежны, как щит.
«Все мы как-то доживаем…»
Все мы как-то доживаемНеизжитый век.В «дурачки» еще играем,Суетясь, движенья чаемПересохших рек.
Каждый словно занят деломВ уголке своем,Только «дело»-то — не дело,И «углы» взамен удела,Богадельня — дом!
Хорошо б теперь на папертьХрамов вековых.Но и храм-то нынче заперт,И дорог свернулась скатерть,Что вела до них.
«Еще судьбы своей не знаем…»
Еще судьбы своей не знаем,Еще для будущего спим,И книгу дней приоткрываемС тем нетерпеньем молодым,
Как будто все начать сначалаЕще возможно: подвиг ждет.Меж дел и будничных, и малыхНаш час торжественный пробьет.