Быть может, всем семействам суждена подобная судьба, но Фаби отчего-то была уверена: воробьи, скромные и незаметные, выживут. Только вот гордиться этим не следовало.
Фаби выпрямилась и встретила взгляд Ризель: принцесса улыбалась краешком рта, да только в улыбке не было ничего веселого. На плечах этой хрупкой женщины лежал чудовищный груз, а ее изысканный хрустальный рай вот-вот должен был разлететься на осколки. Белая Цапля была единственным глашатаем воли Капитана-Императора, который вот уже несколько лет не покидал покоев, расположенных в западном крыле Яшмовой твердыни. Странная болезнь, поразившая императора, не была заразной — по крайней мере, за прошедшие годы никто не подхватил от него смертельный недуг, — но если поначалу он хоть изредка появлялся на людях, то теперь его навешали только двое доверенных слуг и сама принцесса. Ризель заходила к отцу каждое утро, выслушивая наставления, которые после передавала советникам. Однажды — это было уже после того, как Фаби привезли во дворец, — кто-то из клана Орла захотел встретиться с императором лично. Ризель не стала противоречить; советника провели к больному. Строптивец пробыл там недолго — выскочил за дверь весь бледный и трясущийся, бормоча что-то о «каре небесной». Потом Фаби слышала, что он почти сутки провел в ванной и заставил слуг сменить воду не меньше десяти раз.
Больше о личной аудиенции никто не просил.
«Капитан-Император скоро умрет…»
Даже произнеся эту фразу мысленно, Фаби от ужаса зажмурилась. Император Аматейн был очень молод по меркам небесных людей, ему не исполнилось даже ста лет. Как рассказывали Фаби родители, коронация Аматейна была столь пышной, что всем казалось — она обязательно войдет в легенды и ознаменует начало нового Золотого века. Получилось совсем наоборот: война с Окраиной разгорелась с новой силой, да к тому же Империю ослабляли постоянные столкновения между семействами. Только три клана из пятнадцати сумели остаться в стороне от интриг и борьбы за земли — Жаворонки, Ласточки и Соловьи, — остальных же словно поразило внезапное безумие, и они с ожесточением принялись уничтожать друг друга. Двадцать лет назад Аматейн положил конец этой борьбе, подписав договор с шестью семействами, но Фениксы, Буревестники и Совы не захотели ему подчиниться, а земли Пересмешников и Голубей оказались поделены между победителями. Где-то на просторах Империи остатки покоренных кланов лелеяли планы мести…
Много лет спустя уже никто не мог с уверенностью сказать, что на самом деле произошло с непокорными Фейра, Амальфи и Соффио. Фаби слышала немало версий, одна страшней и невероятней другой, но самые жуткие истории рассказывали о гибели семейства Фейра — говорили даже, что пламенный лорд вовсе не нарушал никакой клятвы, а сам стал жертвой предательства и изощренной интриги, чье авторство приписывали то Вейлану, первому советнику и адмиралу Аматейна, то… нет, об этом Фаби не хотелось даже думать. Так или иначе, именно после того, как Фейра были уничтожены, Капитан-Император заболел. Поначалу его недуг вовсе не казался чем-то ужасным. Уже потом, когда стало понятно, что хворь не намерена отпускать Аматейна из своих цепких объятий, во дворец стали приглашать лучших целителей — сначала тайно, а потом и в открытую. В Яшмовой твердыне побывал даже лорд Рейнен, старейшина вороньего семейства, — и все без толку.
Капитан-Император стоически перенес то, что болезнь изуродовала его красивое лицо, заставив на людях носить маску, но вскоре судьба нанесла ему удар пострашнее: старший сын Аматейна пропал без вести где-то на севере, и до сих пор о нем не было никаких известий.
А два года назад Аматейн потерял сразу жену и младшего сына: мальчика загрызли пардусы, сбежавшие из дворцового зверинца, после чего Ее Величество в великой скорби удалилась в Сады Иллюзий — туда, где и супруг не мог ее отыскать. Фаби немало наслышалась о том, что звери оставили от тела бедного ребенка всего-то несколько костей. На время похорон сына Аматейн ненадолго прервал затворничество, но когда траурный срок закончился, по дворцу поползли слухи.
Болезнь Капитана-Императора зашла слишком далеко.
Было весьма маловероятно, что он сумеет снова зачать наследника, а ведь три тысячи лет трон Цапли передавался только по мужской линии. Теперь же наследников мужского пола не осталось, даже незаконнорожденных, поэтому все взгляды обратились к Ризель.
Юная принцесса была очень красива, и ее многогранному таланту можно было только позавидовать. Она могла поддержать любой разговор и разбиралась в тонкостях морского дела не хуже, чем в тканях или драгоценных камнях. С ней считали за честь подискутировать о проблемах философии виднейшие ученые из лучших университетов Империи… и все-таки она была женщиной. А лорды сильных кланов никогда не склонят головы перед императрицей, если рядом с ней не будет императора.
За поведением Ризель следили очень внимательно, пытаясь то так, то этак растолковать каждый ее шаг. Пока что Ее Высочество ничем не выдала своих намерений, какими бы они ни были. Но не нужно было долго думать, чтобы понять всего лишь одну простую истину: как бы ни поступила принцесса, войны не избежать. А если станет известно, что все прошедшие века династия Цапли стояла на зыбком фундаменте из слегка подправленных легенд, то никто не будет дожидаться смерти Аматейна.
Взгляд Ризель сделался тяжелым, и Фаби поняла, что время, отведенное ей на размышления, закончилось.
— Говори.
Девушка с трудом взяла себя в руки.
— Даже если это единственное расхождение с общепринятой историей… — начала она и по внезапно изменившемуся выражению лица Ее Высочества поняла: нет, не единственное. Всего лишь одно из многих. — То, я боюсь… э-э… трон зашатается так сильно, что… удержать его будет непросто. Но разве воробей может чем-то помочь Белой Цапле?
Ризель не успела ответить — в открытое окно ворвался норд-ост и разметал рукопись по комнате. Фаби следовало бы броситься ее собирать, но девушка почувствовала, что это выше ее сил. Ризель сидела неподвижно, пока ветер не стих, а потом ее тонкая рука взметнулась и описала в воздухе круг: разлетевшиеся листочки тотчас принялись сползаться к ногам принцессы, аккуратно укладываясь в стопку.
— Империя сейчас подобна одуванчику, — сказала Ее Высочество. — Стоит кому-нибудь дунуть посильнее, и она разлетится по сторонам света легкими пушинками, а от былого могущества останется одно воспоминание. Только воля моего отца удерживает ее от распада.
Принцесса встала. Она была выше Фаби всего на полголовы и по меркам магусов считалась очень маленькой, но сейчас девушке показалось, что Ризель смотрит на нее откуда-то с заоблачных высот.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});