и я дрожал как осиновый лист.
Низенький толстяк с прилизанными, зачёсанными назад волосами подошёл к нам и представился владельцем этого местечка. Назвал его «обителью аббата Соньера». Надо же! Многообещающее название! Потом он указал на большой дом с острой крышей, тоже покрытой снегом, и сказал, что в нём мы будем жить эти три дня.
Я взглянул на Тома и увидел его сияющую улыбку. Уверен, что он точно так же, как я, чувствовал бегущие по коже мурашки, которые предвещали что-то необыкновенное впереди. Всё вокруг выглядело таким таинственным. Казалось, заснеженные домики смотрели на нас и гадали, зачем мы приехали – на поиски драгоценностей или просто на каникулы. Лично я задавался тем же самым вопросом.
Прежде чем расселить по комнатам, нас собрали внизу в просторном холле. И мы снова столкнулись нос к носу с Амандой и её подружками. На этот раз с ними были ещё два парня. Один здоровенный, у него, похоже, даже борода пробивалась, второй пониже ростом, но зато гораздо шире, потому что очень накачанный. Мама попросила всех замолчать, но парни продолжали исподтишка задевать и смешить девчонок, пользуясь тем, что их особо не видно. Меня это жутко бесило.
Аманда то и дело прыскала и зажимала рот рукой, чтобы смеха не было слышно. Кровь во мне прямо-таки закипала, а щёки стали цветом точь-в-точь как куртка Тома, ярко-красные. Хорошо, что от мороза у всех лица разрумянились, так что никто не обратил на меня внимания.
Тома потянул меня за рукав куртки – мол, наплевать на них. Однако я стоял к этой компании так близко, что слышал каждое слово, даже когда они шептались.
– Ну и дыра, – сказала Шарлотта, причём довольно громко – специально, чтобы я услышал. Правда, не настолько громко, чтобы её слова разобрали взрослые. – Пара жалких домишек и какие-то развалины. Кому только в голову пришло привезти нас сюда, это же полный отстой.
Глава 4
Ренн-лё-Шато окутала темнота, и маленькая уснувшая под снежным одеялом деревенька, казавшаяся такой мирной и уютной несколько часов назад, выглядела теперь мрачной и недоброй. На улице ни одного фонаря. Когда нас повели ужинать в столовую – буквально в нескольких метрах от дома, где нас поселили, – взрослым пришлось подсвечивать путь карманными фонариками. Под ногами поскрипывал снег, и я сразу вспомнил, как мы ездили кататься на лыжах в Итальянские Альпы.
Хозяин сказал, что зимой столовая обычно не работает, поэтому пригласил двух поваров из соседней деревни, чтобы прокормить нас в ближайшие три дня.
Столовая оказалась большой вытянутой комнатой, уставленной разномастными столами и стульями. В глубине её виднелся огромный камин, и один из поваров разводил в нём огонь. Вот только комната так и не прогрелась до конца ужина, так что некоторые – и я тоже – сидели в куртках. На стенах из грубого камня, куда ни посмотри, прилеплены чёрно-белые фотографии и статейки из старых журналов. На одной я увидел священника – похоже, аббата Соньера, – он в полном облачении стоял перед алтарём. На другом снимке с гордым видом позировала толпа людей, все с лопатами и заступами. И ещё там были разные вырезки из газет о знаменитом кладе в Ренн-лё-Шато.
Такое впечатление, что деревня до сих пор жила этой историей с сокровищами. Я бы легко поспорил на всё содержимое моей копилки: не появись в Ренн-лё-Шато кюре-миллиардер, никто бы в жизни не узнал, что есть на свете такая деревушка.
После десерта мы сквозь снежные вихри, которые снова закрутились над деревней, добежали до дома, где нам выделили комнаты для ночёвки. И вот мы снова в просторном нижнем холле. Наши сопровождающие ещё раз провели перекличку. Конечно, отозвались все до одного – а как иначе? Будем честны: здесь и пойти-то некуда.
Широкая деревянная лестница вела вверх, к спальням, которых хватило на всех наших ребят из двух автобусов. Перед ступеньками выстроилась длинная очередь – мама и ещё кто-то из родителей собирали у нас мобильные телефоны. Процедура была ежедневной и обязательной на протяжении всей экскурсии. Многие горевали, расставаясь со своими ненаглядными гаджетами, ворчали, сердились – хорошо, что мне без моей замшелой древности ни жарко ни холодно. До половины одиннадцатого, когда гасили свет, у нас было свободное время. Около камина, где лежали разные настольные игры, я заметил деревянный ящичек с шахматами и решил прихватить его с собой. Тома, увидев, что я проверяю, все ли фигуры на месте, только пожал плечами.
Ну вот, мы выполнили всё, что от нас требовалось, и наконец-то добрались до нашей комнаты. Похоже, ей была уже не одна сотня лет и на протяжении этого времени никто ничего в ней не менял, сохраняя её первоначальное убранство, чтобы однажды сдать целиком в музей. Две узенькие кровати стояли у противоположных стен напротив друг друга, а у стены в глубине стоял массивный платяной шкаф с зеркалом точь-в-точь как у моей бабушки. Деревянные полы скрипели, пружины на кроватях тоже, им жалобно вторили дверные петли. Казалось, весь старый дом жалуется при каждом нашем движении. Посередине комнаты лежал ковёр – суперкрасивый, с рыцарями на фоне средневекового замка, и мы с Тома улеглись на него.
Тома показал на свободную стену и сказал:
– Представляешь, какой классный экран! Если подключить приставку, можно всю ночь смотреть спортивные соревнования.
– Ай-ай-ай, вот незадача: у нас только и есть, что старинная игра в шахматы.
– Если б я не сдал смартфон, посмотрели бы какой-нибудь сериал или видео. Узнали бы всякие подробности об этом кладе…
– Послушай, неужели тебе чего-то не хватает? – спросил я, едва сдерживая смех. – Видишь вон там большое зеркало? Ага, на шкафу. Скажи себе, что это экран, и включи воображение.
Тома несколько секунд смотрел на меня очень серьёзно, а потом расхохотался. Прямо покатился со смеху, запрокинув голову.
– Нет уж, спасибо, давай лучше в шахматы играть, – решил он, отсмеявшись.
– А ещё не забывай, до чего нам повезло, что комнат хватило на всех.
В шахматы мы с Тома играли примерно одинаково, так что наши поединки бывали захватывающими и крайне напряжёнными. Не думаю, что, стремясь к победе в разгар игры, он так уж сильно жалел о своём телефоне. Я обыграл его два раза подряд – и ох как же упорно и яростно он сражался.
Тома не отвлекался даже на вопли мальчишек и смех девчонок, что доносились из всех комнат на нашем этаже. Нахмурив брови, он продумывал каждый ход, словно от этого зависела вся его жизнь.
Мы играли ещё час и сравняли счёт. Стрелки часов бежали быстро, так что мы могли сыграть всего одну партию до того, как погаснет свет. И эта партия была решающей!
Крики и смех слышались всё ближе. Хлопали двери. Приближались шаги по коридору.
Тома напряжённо размышлял, куда бы ему двинуть слона, чтобы доставить мне как можно больше проблем, и вдруг на этаже наступила тишина. В этой внезапности было что-то удивительное – словно кто-то повернул ручку и выключил звук. Около нашей комнаты заскрипел пол, дверь распахнулась, и в проёме появилась фигура, закутанная в простыню.
– У-у-у-у-у! У-у-у-у-у-у! – завыла белая фигура. – Я призрак аббата Соньера, я пришёл уничтожить всех ботанов на свете!
Выл один из придурков, прицепившихся к Аманде с подружками.
Аманда вместе с Шарлоттой и Самантой тоже участвовали в этом развлечении. Их очень веселило кривляние новых друзей. Когда я встретил насмешливый взгляд Аманды, у меня внутри всё перевернулось. Я буквально её не узнал.
Тот, что поменьше ростом, – кажется, его звали Кевин – заорал:
– Эй, шахматисточки! Не стосковались тут?
Девчонки захихикали, а призрак в белой простыне чуть не задохнулся от хохота. Кевин неожиданно повернул выключатель на стене возле двери, погасил свет и захлопнул дверь. Хохот переместился к нашим соседям, и опять вопли и смех заполонили коридор.
Я никогда не понимал такого идиотизма: почему, желая унизить парня, к нему обращаются в женском роде? Чем плохо быть девочкой? Почему у некоторых это звучит как оскорбление? Если подумать, полная бессмыслица. На месте Аманды или любой другой девчонки мне бы такое не понравилось. Впрочем, это совсем другая история.
Мы остались в полной тьме, спрашивая себя, что это было. Чья-то дурь помешала нашему поединку не на жизнь, а на смерть. Неудивительно, что мы были в недоумении. И вот ещё что интересно: неужели кому-то от этого весело?
Я встал, чтобы зажечь в комнате свет, и вдруг увидел за окном что-то странное. У нас в комнате было одно окно, и выходило