Читать интересную книгу Кошки-мышки (сборник) - Каспари Вера

Макферсон, я пытался не обращать внимания на ее сияющие глаза. Тогда я еще не знал, что она сама придумала название для ручки и страшно гордилась его литературностью. Лора продолжала гнуть свою линию и рассказала о рекламной кампании стоимостью пятьдесят тысяч долларов, которая обязательно меня прославит.

Я решил, что пора оскорбиться. «Да вы знаете, как много места занимают мои колонки и сколько они стоят? Вы понимаете, что каждый день отсюда выгоняют производителей пишущих машинок, бритвенных лезвий и зубной пасты, которые ломятся в эту дверь, держа наготове пятидесятитысячные чеки? А вы говорите мне о славе!»

На смущение девушки было больно смотреть. Я предложил ей остаться и выпить со мной по бокалу хереса. Несомненно, она предпочла бы сбежать, но помешала застенчивость. За хересом я уговорил Лору рассказать о себе. Эта работа была для нее первой, тогда Лора и не мечтала о чем-либо большем. Бедняжка обошла шестьдесят восемь рекламных агентств, прежде чем ее приняли. Она только с виду казалась застенчивой, на самом деле у нее была железная воля. Лора понимала, что умна, и стремилась показать себя, несмотря на многочисленные неудачи. Выслушав ее, я сказал: «Наверное, вы думаете, что меня растрогал ваш рассказ и я соглашусь на ваше предложение?»

– Вы согласились? – спросил Марк.

– Макферсон, я самый меркантильный человек в Америке. Я даже пальцем не пошевелю, пока не просчитаю выгоду.

– И все-таки вы пошли ей навстречу.

Я стыдливо потупил голову.

– Семь лет Уолдо Лайдекер с воодушевлением расхваливал авторучку «Байрон». И я уверен, что сборник моих эссе никогда бы не разошелся стотысячным тиражом без этой рекламы.

– Похоже, Лора была необыкновенной девушкой.

– В то время почти обыкновенной. Однако я разглядел в ней скрытые возможности. Через неделю я пригласил ее на ужин. Так все началось. Под моим чутким руководством Лора из угловатого подростка превратилась в очаровательную жительницу Нью-Йорка. Год спустя никто бы и не заподозрил в ней уроженку Колорадо-Спрингс. При всем при этом, Макферсон, она оставалась преданной и благодарной. Из всех моих друзей она была единственной, с кем я охотно делил свою славу. Лора стала такой же неотъемлемой и узнаваемой частью премьер, как седеющая эспаньолка Уолдо Лайдекера или его отделанная золотом трость.

Мой гость ничего не сказал и снова помрачнел. Похоже, шотландское благочестие и бруклинская нищета породили в нем неприязнь к роскошным женщинам.

– Она когда-нибудь вас любила?

Я смутился.

– Лора всегда меня любила, – хрипло произнес я. – Все восемь лет она отвергала одного поклонника за другим.

Наличие Шелби Карпентера противоречило сказанному, но объяснение должно было появиться позже. Марк ничего не спрашивал, он знал, как важно вовремя смолчать, когда имеешь дело с болтливым субъектом вроде меня.

– Моя любовь к Лоре была не просто страстью зрелого мужчины к хорошенькой девушке. Я испытывал более глубокое чувство. Лора сделала меня щедрым. Люди заблуждаются, когда думают, что со временем полюбят тех, кому причинили боль. Раскаяние ничем не вознаграждается. Человеческой натуре свойственно избегать тех, чье присутствие напоминает о неприятном прошлом. Не зло распускается пышным цветом, а великодушие. Лора считала меня самым добросердечным человеком на свете, и мне пришлось соответствовать. В ее глазах я превосходил остальных и по уму, и по добродетелям.

Мне почудилось сомнение в одобрительном взгляде Макферсона. Он встал.

– Уже поздно. У меня встреча с Карпентером.

– Смотрите, жених ждет! – Пока мы шли к двери, я добавил: – Интересно, понравится ли вам Шелби.

– Понравится, не понравится – это не ко мне. Меня интересуют знакомые Лоры…

– В качестве подозреваемых? – пошутил я.

– Как источник информации. Возможно, я к вам еще зайду, мистер Лайдекер.

– В любое время. Искренне надеюсь, что помогу отыскать мерзкое существо, – вряд ли его можно назвать человеком! – которое совершило это ужасное и бессмысленное злодейство. И все же мне бы хотелось узнать ваше мнение о Шелби.

– Вы его недолюбливаете, правда?

– Шелби был частью другой жизни Лоры, – ответил я, взявшись за дверную ручку. – На мой предвзятый взгляд, более заурядной и ничем не примечательной. Впрочем, лучше вы сами сделайте выводы, молодой человек.

Мы обменялись рукопожатием.

– Чтобы разгадать загадку смерти Лоры, вначале вы должны понять тайну ее жизни. Это непростая задача. У Лоры не было ни подпольного состояния, ни тайных сокровищ, но хочу вас предупредить, Макферсон, что мотивы поступков современной женщины покажутся вам куда сложнее, чем деятельность мошенников и рэкетиров.

Макферсону явно не терпелось уйти.

– Многогранной и изысканной современной женщины. «Тайна эта, словно червь в бутоне, румянец на щеках ее точила»[8]. Я всегда к вашим услугам, Макферсон. Au revoir.

Глава 2

Хотя довольно значительная часть моей работы посвящена изучению убийства, я никогда не опускался до написания детективов. Рискуя показаться несколько нескромным, процитирую одну из своих работ. Думаю, здесь будет уместна вступительная фраза из эссе «О шуме и ярости»[9], которую так часто воспроизводят: «Когда во время избирательной кампании тысяча девятьсот тридцать шестого гола я узнал, что президент обожает детективы, то сразу проголосовал за республиканцев».

Мое предубеждение никуда не делось. Я по-прежнему считаю традиционный детектив выплеском шума и ярости, свидетельствующим о том, как сильна у пугливой толпы, которая зовется «читающей публикой», варварская потребность в насилии и мести. Литература о расследовании убийств наводит на меня скуку не меньше, чем само расследование раздражает Марка Макферсона. И все же, будучи эмоционально вовлеченным в дело Лоры Хант, я не могу не поведать эту историю, точно так же, как Марк обязан продолжать поиски преступника. Мое повествование будет не столько детективом, сколько историей любви.

Мне хотелось бы самому стать ее героем. Представляю себя грустным персонажем, которого помимо его воли втянули в любовную историю, начавшуюся с жестокости и обреченную на трагический финал. Мне нравится думать о себе в третьем лице. Порой я попадаю в передряги или оказываюсь в неловком положении, и только подмена неприятных воспоминаний очередным захватывающим эпизодом книги «Жизнь и эпоха Уолдо Лайдекера» избавляет меня от угрызений совести. Редки те ночи, когда я засыпаю, не убаюкав себя при помощи какой-нибудь героической фразой вроде: «Невозмутимый Уолдо Лайдекер стоял на краю скалы, у подножия которой рычали тысячи свирепых львов».

Делаю это признание, рискуя показаться смешным. С виду я не выгляжу героем. Росту во мне шесть футов и три дюйма, но великолепный скелет скрыт под массой плоти. Мечты мои, напротив, довольно скромны. Тем не менее смею предположить, что если бы мечты так называемого обычного человека выставили, как рисунки Дали, на всеобщее обозрение, люди утратили бы всю свою важность и достоинство. Когда-то полнота считалась признаком доброго нрава, однако в наше скучное время физическая активность возводится в разряд добродетели и герои всегда стройны и подтянуты. Мне это не грозит, ведь я считаю, что ни одна стоящая философская мысль или фантазия не посетят человека, который, словно Шейлок, занят подсчетом фунтов плоти. В общем, в пятьдесят два года я научился воспринимать лишний вес с тем же философским спокойствием, с каким переношу жару или военные новости.

К сожалению, я не смогу давать героическое описание самого себя в тех главах, где главным действующим лицом выступает Марк Макферсон. Я давно научился сохранять самооценку в мире, где существует Шелби Карпентер, но молодой сыщик впечатляет куда больше. У Марка нет слабых мест, он целиком создан из прочного металла и оставляет отпечаток на любом, кто пытается на него надавить.

Марк ясен, но не прост. Его терзают комплексы. Хотя он презирает роскошь, она его завораживает. Он не одобряет мою коллекцию стекла и фарфора, обстановку в стиле бидермейер[10], библиотеку, однако завидует культуре, в которой ценится внешний лоск. Замечание о том, что я предпочитаю людей с недостатками, свидетельствует о его уязвимости. Он вырос в среде, которая ценит физическое совершенство, и только в зрелом возрасте узнал истину, открывшуюся мне еще с тех пор, когда я был несчастным толстым юнцом: у слепых, хромых или заик больше зла в душе, и потому они проницательнее остальных. Втайне лелея свою боль, они ищут недостатки и слабости других, а кто ищет, тот найдет. Сквозь телескопические очки я разглядел в Марке слабость, которую, возможно, даже бы не заметил, будь у меня нормальное зрение.

Я не завидую твердости характера Макферсона. Раздробленная кость, разорванные мышцы, шрамы, благодаря которым походка приобретает особую твердость, суровая военная выправка – вот что пробуждает во мне зависть. У моих собственных недостатков – астигматизма, тучности, рыхлого бледного тела – нет столь героического оправдания. Подумать только, серебряный стержень в берцовой кости, подарок умирающего головореза! В самой анатомии этого человека уже есть романтика.