Читать интересную книгу Стихотворения - Артюр Рембо

Май 70

Офелия

I

По глади черных вод, где звезды задремали,Плывет Офелия, как лилия бела,Плывет медлительно в прозрачном покрывале…В охотничьи рога трубит лесная мгла.

Уже столетия, как белым привиденьемСкользит Офелия над черной глубиной,Уже столетия, как приглушенным пеньемЕе безумия наполнен мрак ночной.

Целует ветер в грудь ее неторопливо,Вода баюкает, раскрыв, как лепестки,Одежды белые, и тихо плачут ивы,Грустя, склоняются над нею тростники.

Кувшинки смятые вокруг нее вздыхают;Порою на ольхе гнездо проснется вдруг,И крылья трепетом своим ее встречают…От звезд таинственный на землю льется звук.

II

Как снег прекрасная Офелия! О фея!Ты умерла, дитя! Поток тебя умчал!Затем что ветра вздох, с норвежских гор повеяв,Тебе про терпкую свободу нашептал;

Затем что занесло то ветра дуновеньеКакой-то странный гул в твой разум и мечты,И сердце слушало ночной Природы пеньеСредь шорохов листвы и вздохов темноты;

Затем, что голоса морей разбили властноГрудь детскую твою, чей стон был слишком тих;Затем что кавалер, безумный и прекрасный,Пришел апрельским днем и сел у ног твоих.

Свобода! Взлет! Любовь! Мечты безумны были!И ты от их огня растаяла, как снег:Виденья странные рассудок твой сгубили,Вид Бесконечности взор погасил навек.

III

И говорит Поэт о звездах, что мерцали,Когда она цветы на берегу рвала,И как по глади вод в прозрачном покрывалеПлыла Офелия, как лилия бела.

Бал повешенных

На черной виселице сгинув,Висят и пляшут плясуны,Скелеты пляшут СаладиновИ паладинов сатаны.За галстук дергает ихВельзевул и хлещетПо лбам изношенной туфлею, чтоб опятьЗаставить плясунов смиренных и зловещихПод звон рождественский кривляться и плясать.И в пляске сталкиваясь, черные паяцыСплетеньем ломких рук и стуком грудь о грудь,Забыв, как с девами утехам предаваться,Изображают страсть, в которой дышит жуть.Подмостки велики, и есть где развернуться,Проворны плясуны: усох у них живот.И не поймешь никак, здесь пляшут или бьются?Взбешенный Вельзевул на скрипках струны рвет…Здесь крепки каблуки, подметкам нет износа,Лохмотья кожаные сброшены навек,На остальное же никто не смотрит косо,И шляпу белую надел на череп снег.Плюмажем кажется на голове ворона,Свисает с челюсти разодранный лоскут,Как будто витязи в доспехах из картонаЗдесь, яростно кружась, сражение ведут.Ура! Вот ветра свист на бал скелетов мчится,Взревела виселица, как орган, и ейИз леса синего ответил вой волчицы,Зажженный горизонт стал адских бездн красней.Эй, ветер, закружи загробных фанфаронов,Чьи пальцы сломаны и к четкам позвонковТо устремляются, то вновь летят, их тронув:Здесь вам не монастырь и нет здесь простаков!Здесь пляшет смерть сама… И вот среди разгулаПодпрыгнул к небесам взбесившийся скелет:Порывом вихревым его с подмостков сдуло,Но не избавился он от веревки, нет!И чувствуя ее на шее, он схватилсяРукою за бедро и, заскрипев сильней,Как шут, вернувшийся в свой балаган, ввалилсяНа бал повешенных, на бал под стук костей.На черной виселице сгинув,Висят и пляшут плясуны,Скелеты пляшут СаладиновИ паладинов сатаны.

Возмездие Тартюфу

Страсть разжигая, разжигая в сердце подСутаной черною, довольный, бледно-серый,До ужаса сладкоречивый, он бредет,Из рта беззубого пуская слюни веры.Но вот однажды возникает некто Злой,И за ухо его схватив, – «Помилуй Боже!» —Срывает яростно недрогнувшей рукойСутану черную с его вспотевшей кожи.Возмездие! Он весь дрожит от резких слов,И четки длинные отпущенных греховГремят в его душе. Тартюф смертельно бледен.Он исповедуется, он почти безвреден…Не слышит тот, другой: взял брыжи и ушел. —Ба! С головы до пят святой Тартюф наш гол!

Венера Анадиомена

Из ржавой ванны, как из гроба жестяного,Неторопливо появляется сперваВся напомаженная густо и ни словаНе говорящая дурная голова.И шея жирная за нею вслед, лопаткиТорчащие, затем короткая спина,Ввысь устремившаяся бедер крутизнаИ сало, чьи пласты образовали складки.Чуть красноват хребет. Ужасную печатьНа всем увидишь ты; начнешь и замечатьТо, что под лупою лишь видеть можно ясно:«Венера» выколото тушью на крестце…Все тело движется, являя круп в конце,Где язва ануса чудовищно прекрасна.

Ответы Нины

Он. – Рука в руке, давай с тобоюУйдем скорей Туда, где утро голубоеСреди полейСвоею свежестью пьянящейОмоет нас, Когда дрожат лесные чащиВ безмолвный час;И ветви, в каплях отражаяИгру луча, Трепещут, – словно плоть живаяКровоточа.Там, подставляя ветру смелоЖар черных глаз, В люцерну пеньюар свой белыйВ тот ранний часТы погрузишь, успев влюбиться,В душистый мех, И там шампанским будет литьсяТвой звонкий смех,Смех надо мной, от хмеля грубым,Чью силу рук Ты вдруг почувствуешь, чьи губыУзнают вдругВкус ягод, что в тебе таится;Над ветром смех, Коль ветер перейдет границыПриличий всех,И над шиповником, что можетБыть злым порой, А главное над тем, кто все жеЛюбовник твой.Семнадцать лет! Ты будешь радаПобыть вдвоем! О ширь полей! Лугов прохлада!Ну как, пойдем?Рука в руке, смешав дыханьеИ голоса, Неторопясь бродить мы станем,Войдем в леса.И там, закрыв глаза и млея,Ты, как во сне, Взять на руки тебя скорееПрикажешь мне.И я возьму – о миг величья! —И понесу, И будет нам анданте птичьеЗвенеть в лесу.Тебя, как спящего ребенка,К груди прижав, Я не услышу трели звонкойИ буду прав;И буду пьян от кожи белой,От этих глаз, И речь моя польется смело…Не в первый раз.В лесах запахнет свежим соком,И солнца свет Омоет золотым потокомИх снов расцвет…А вечером? Устав немного,С приходом тьмы Знакомой белою дорогойВернемся мыК садам, где травы – голубые,Где близ оград В округу яблони кривыеЛьют аромат.Мы под вечерним темным небомС тобой войдем В деревню, пахнущую хлебомИ молоком,И стойлом, где от куч навозныхТепло идет, Дыханьем мерным полон воздух,Остывший потБлестит на шерсти, чьи-то мордыВо мгле видны, И бык роняет с видом гордымСвои блины…А после дом, очки старушки,Чей нос крючком Уткнулся в требник; с пивом кружкиИ дым столбомИз трубок вылепленных грубо,Плохой табак, И оттопыренные губы,Что так и сякХватают с длинных вилок сало,Как впопыхах; Огонь из печки, отсвет алыйНа сундуках;Зад малыша, который близкоПодполз к дверям И мордочкой уткнулся в миску,Что ставят тамДля добродушного полкана;И старые пес Ворчит и лижет мальчуганаВ лицо и в нос…Надменная, словца не скажет,Страшна на вид, У печки бабка что-то вяжет,В огонь глядит.О дорогая, сколько сможемУвидеть мы В лачугах, чьи огни прохожимГорят из тьмы!Потом, среди сирени свежей,Таясь от глаз, В одном окне нам свет забрезжит,Поманит нас…Пойдем со мной! Тебя люблю я!Нельзя никак Нам не пойти! Пойдем, прошу я…Она. – А дальше как?

[15 августа 1870]

За музыкой (Вокзальная площадь в Шарлевиле)

На площадь, где торчат газоны тут и там,В сквер, где пристойно все и нет в цветах излишку,Мещане местные несут по четвергамСвою завистливою глупость и одышку.Там полковый оркестр, расположась в саду,Наигрывает вальс, качая киверами,Не забывает франт держаться на виду,Прилип нотариус к брелокам с вензелями.Находка для рантье трубы фальшивый звук;Пришли чиновники и жирные их дамыВ сопровожденье тех, кто нужен для услугИ чей любой волан имеет вид рекламы.Пенсионеров клуб, рассевшись на скамьях,С серьезным видом обсуждает договоры;Трость с набалдашником здесь попирает прах,И погружаются здесь в табакерку взоры.На стуле распластав свой ожиревший зад,Какой-то буржуа с большим фламандским брюхомИз трубки тянет дым и, видно, очень рад:Хорош его табак (беспошлинный, по слухам).А за газонами слышны бродяг смешки;Тромбонов пение воспламеняет лицаЖеланием любви: солдаты-простакиЛаскают малышей… чтоб к нянькам подольститься.Небрежно, как студент, одетый, я бредуВслед за девчонками, под сень каштанов темных;Они смеются, взгляд мне бросив на ходу,Их быстрые глаза полны огней нескромных.Храня молчание, и я бросаю взглядНа белизну их шей, где вьется локон длинный,И проникает взгляд под легкий их наряд,С плеч переходит на божественные спины.Вот туфелька… Чулок… Меня бросает в дрожь.Воображением воссоздано все тело…И пусть я в их глазах смешон и нехорош,Мои желания их раздевают смело.

Завороженные