поздно ему всерьез набьют морду.
Мне все больше казалось, что приятелем Денни был симпатяга за барабанами.
Ударник выглядел добродушным и беззаботным типом, с которым тот легко мог сойтись.
Денни трепался с Сэмом и спрашивал, как обстоят его дела. Когда они закончили, мы
попрощались.
– Готова идти? – осведомился Денни, понимавший, насколько я вымоталась.
– Еще бы, – ответила я, мечтая о постели.
К счастью, от последнего жильца в квартире осталась кое-какая мебель.
Денни усмехнулся и взглянул на группу. Я ждала, что он перекинется взглядом со
своим приятелем, и смотрела на него. Денни нравилось, когда на его лице был намек на усы
и бороду по краю челюсти. Никакой буйной растительности, – казалось, что он просто
вернулся из долгого похода. Его лицо, в противном случае детское, благодаря этому
становилось грубее и старше, но щетина была мягкая и приятно щекотала мне шею. К тому
же она была исключительно сексуальна. Я поняла, что у меня есть еще одна причина
поскорее уйти.
Не сводя с Денни глаз, я увидела, как он помахал ключами и вздернул подбородок. Он
явно поймал взгляд Келлана и показывал, что мы идем домой. Я же настолько погрузилась в
грезы, что забыла проследить, кому он сигналил. Мне все еще не было ясно, кто из них
Келлан. Я окинула взглядом сцену, но никто из четверки не смотрел на нас.
По пути к выходу я спросила:
– Кто из них Келлан?
– Мм? А, я же не сказал! – Он кивнул на группу. – Певец.
В груди у меня екнуло. Иначе и быть не могло. Я остановилась, оглянулась, и Денни
тоже притормозил, смотря на музыкантов. Пока мы шли к двери, песня сменилась. Звучал
медляк, и голос Келлана стал тише, нежнее и сексуальнее, хотя казалось, что дальше уже
некуда. Но я замерла и прислушалась не поэтому.
Дело было в словах. Они были красивы, даже потрясающи – поэтическое выражение
любви и утраты, беззащитности и самой смерти. Они рассказывали о ком-то покинутом, кого
хотелось помянуть добрым словом, – о том, по кому стоит тосковать. Пустые девчонки,
число которых удвоилось, продолжали взывать к певцу в поисках его внимания. Они как
будто даже не уловили изменения музыкального настроя. Но Келлан стал совсем другим.
Теперь он сжимал микрофон обеими руками и смотрел поверх толпы расфокусированным
взглядом, весь захваченный музыкой. Он потерялся в словах, и те, казалось, рвались из
сокровенных глубин его души. Если предыдущая песня была забавной безделицей, то эта
представала личной. Она явно что-то значила для него. Мое дыхание пресеклось.
– Ух ты, – наконец вздохнула я. – Он удивительный.
Денни кивнул в сторону сцены:
– Да, в этом он всегда был мастер. У него даже в школе была приличная группа.
Внезапно мне захотелось задержаться там на всю ночь, но Денни устал не меньше
моего, а то и больше, ведь вел машину в основном он.
– Пойдем домой. – Я улыбнулась ему, упиваясь звучанием этих слов.
Он взял меня за руку и потянул за собой сквозь оставшуюся часть толпы. На выходе я
в последний раз оглянулась на Келлана. Удивительно, но его безупречное лицо было
обращено прямо ко мне, и я чуть вздрогнула. Песня все лилась из его уст, и я вновь
пожалела, что не останусь до конца.
Он разительно переменился по сравнению с моментом, когда я его заметила. На
поверхностный взгляд он показался лишь исключительно чувственным. Все в нем кричало:
«Я возьму тебя прямо здесь и сейчас и заставлю забыть собственное имя». Но теперь в нем
открылась глубина, даже душевность. Может быть, первое впечатление было ошибочным и
Келлан заслуживал более близкого знакомства?
Жизнь в его обществе обещала быть любопытной.
Денни легко нашел наш новый дом: тот стоял в плотно застроенном переулке не так
далеко от бара. Улочка была заставлена машинами, и движение стало практически
односторонним. Подъездная дорожка могла вместить пару автомобилей, и Денни занял более
дальнее от входа место.
Он подхватил с заднего сиденья три наши сумки, я взяла две оставшиеся, и мы вошли
внутрь. Дом был небольшой, но милый. В прихожей торчали крючки для одежды, все
пустые, чуть дальше виднелся стол в форме полумесяца, на который Денни бросил ключи.
Слева был короткий коридор с дверью в конце. Ванная? Там же я различила столешницу –
наверное, кухня. Прямо перед нами открывалась гостиная. В глаза бросался непомерно
большой телевизор. «Мальчишки есть мальчишки», – подумала я. Справа виднелись
ступеньки, витком уводившие на верхний этаж.
Мы поднялись и остановились перед тремя дверями. Денни отворил правую:
разоренная постель и старая гитара в углу выдавали обитель Келлана. Денни захлопнул
дверь и сунулся в среднюю, посмеиваясь над нашей игрой в угадайку. Там оказалась ванная.
Итак, оставалась дверь номер три. Улыбаясь, Денни распахнул ее настежь. Я стала
осматриваться, но моего любопытства хватило лишь на впечатляющую, королевского
размера кровать у стены. Не теряя времени зря, я потянула к ней Денни, схватив его за
рубашку.
Нам редко удавалось побыть наедине. Вокруг нас постоянно терлись какие-то люди:
его тетя, моя сестра или – ох! – мои родители. Мы лелеяли мечту об уединении, но после
беглого осмотра нашего нового крохотного дома мне стало ясно, что оно будет не таким
полным, как я надеялась, особенно наверху: стены были слишком тонки, чтобы обеспечить
приватность. Поэтому мы свалили багаж в углу и воспользовались отлучкой нашего соседа.
Прочее барахло могло и подождать, ведь были вещи и поважнее.
* * *
Я проснулась ранним утром, еще хмельная от путешествия, но освеженная. Денни
распростерся на своей стороне постели и выглядел слишком безмятежно, чтобы
пробудиться. Я испытала легкий трепет, очнувшись от сна рядом с ним. Нам редко удавалось
провести вместе целую ночь, но отныне так будет всегда. Стараясь не потревожить его, я
встала и направилась в коридор.
Мы поселились прямо напротив Келлана, дверь в комнату которого была чуть
приоткрыта. Дверь же в ванную, находившуюся между нашими спальнями, оказалась
закрытой. В моей семье ее не закрывали никогда, если внутри никого не было. Света под
дверью не было видно, но в нем и надобности не было, так как уже достаточно рассвело.
Постучать? Я не хотела выглядеть идиоткой, стучащейся в свою же дверь, но меня еще не
представили Келлану, и мне не улыбалось начать знакомство с ним со встречи в ванной. Как,
впрочем, и вообще встреча в ванной. Я оглянулась на его дверь и стала прислушиваться,
пока моя голова не пригрозила лопнуть. Мне померещилось, будто я различаю легкое
дыхание, доносящееся из его комнаты, но оно могло быть и моим собственным. Я не
слышала, как он вернулся ночью, но Келлан, похоже, был из породы тех, кто гуляет до
четырех и спит до двух пополудни, так что я рискнула и повернула ручку.
Нахлынуло облегчение: никого. Тотчас у меня появилось желание скорее смыть с себя
дорожную грязь. Убедившись, что дверь надежно заперта, – я в равной степени не хотела,
чтобы Келлан наткнулся на меня, – я включила душ. Накануне, прежде чем рухнуть и
отключиться от изнеможения, я спешно перерыла наши пожитки в поисках пижамы. Сейчас
я скинула трусы и майку и шагнула под воду – почти кипяток. Блаженство. Мне вдруг
захотелось, чтобы Денни проснулся и присоединился ко мне. У него было прекраснейшее
тело, казавшееся еще лучше мокрым, в потоке воды. Но затем я вспомнила, каким
измученным он выглядел прошлым вечером. Что ж, может быть, в другой раз.
Я расслабилась под горячей водой и вздохнула. Спеша в ванную, я забыла шампунь,
но там, на мое счастье, нашлось мыло. Не лучший способ мыть волосы, но мне было
неудобно воспользоваться дорогими средствами Келлана. Я блаженствовала в пару намного
дольше, чем следовало, задумайся я о других, кому бы вдруг понадобилась теплая вода. Но я
ничего не могла поделать – так здорово снова быть чистой.
Наконец я выключила воду и вытерлась единственным имевшимся полотенцем. Оно
было ужасно тонким и маленьким, в следующий раз мне надо будет постараться не забыть
свое – большое и удобное. Торопливо обернувшись этим клочком материи и думая о
прохладном коридоре, я распахнула дверь. Желая лишь одного – отмыться, я позабыла обо
всех туалетных принадлежностях, не говоря уже о смене одежды. Я принялась вспоминать, в