совсем не просто.
Потому что я не могу умереть.
Потому что в отличие от девиц рядом, я здесь не для того, чтобы произвести впечатление на короля, или выйти замуж за особу королевской крови, или обеспечить место при дворе своему отцу.
Я здесь ради сердца принца Люсьена.
Буквально, не фигурально. Хотя фигурально было бы проще, не правда ли? Заставить парня влюбиться легко, судя по тому немногому, что мне запомнилось из прежней человеческой жизни, – всего-то и нужно, что комплименты, потупленные глазки и платье с глубоким вырезом, возможно, пяток платьев – и вот уже они податливы, как глина. Но я здесь ради того, что бьется у него в груди, и я добуду его сердце, хитростью или силой. Но чтобы подобраться так близко, мне нужно завоевать его доверие.
Принц привык к идиотам и подхалимам. Я должна дать ему противоположное. Быть особенной. Алмазным клинком пронзить плоть его скучной аристократической жизни.
– Для большинства жителей этой страны, для простого люда, – с нажимом продолжаю я, – одна картофелина олицетворяет разницу между голодной смертью зимой и возможностью дожить до весны. Одна-единственная картофелина означает жизнь. Одна картофелина может стать спасительной благодатью. Для людей короля, живущих в его деревнях, в его королевстве нет ничего драгоценнее одной картофелины.
Шепотки в зале стихают, на лицах знатных господ проступает смущение. Они не представляют, что значит умирать от голода, я уверена. А вот я знаю, каково это, не понаслышке.
Я вновь встречаюсь глазами с принцем. Он тоже смущен, но по-другому. Принц смотрит на меня так, словно никогда не встречал никого подобного. Словно я какой-то необычный образец, хранившийся в прохладном погребе для дальнейших научных изысканий. В его взгляде больше нет скуки, лишь крайнее изумление. Мне следовало бы отвести глаза, принять скромный или смущенный вид, но я этого не делаю. Я говорю глазами те слова, которые не могу произнести вслух.
«Я не цветок, который можно сорвать по твоей прихоти, злой волк. Я гончая, готовая к охоте. Я Бессердечная, одно из тех созданий, при виде которых твои люди бежали в страхе тридцать лет назад».
Я позволяю себе ухмыльнуться – едва заметной голодной усмешкой.
«Если бы тебе хватало мозгов, ты бы тоже бежал».
Королева улыбается, сжимая руку короля, и тот смеется. Вовсе не слабо или сдержанно, в его смехе клокочет безудержное веселье. Он мне улыбается и в этот миг выглядит лет на десять моложе.
– Как тебя зовут, маленькая смышленая Невеста?
«Зера, – мысленно отвечаю я. – Просто Зера, дочь пары торговцев, чьи лица я уже начинаю забывать. Сирота, воровка, любительница плохих романов и хороших пирогов, послушная раба ведьмы Ноктюрны, отправившей меня сюда, чтобы вырвать сердце из груди вашего сына».
Вместо этого я приседаю в неуклюжем реверансе и с улыбкой лгу:
– Зера И’шеннрия, ваше величество. Племянница Куин Й’шеннрии, леди дома Й’шеннрия и Рейвеншаунта. Благодарю, что приняли меня сегодня.
«Благодарю и прошу прощения. Насколько на это способно чудовище».
Пятью днями ранее
В меня всадили нож.
Не то чтобы меня можно было этим удивить, но…
– Зубы Кавара! – кляну я Нового Бога и завожу руку за спину, чтобы нащупать рукоятку кинжала. – Это мое любимое платье.
Вот так спокойно возвращаешься домой, выбрав лесную тропку, и в следующую секунду тебя закалывают, точно деревенскую свинью. Будь у меня дневник, записала бы в него, что вечер удался.
Стройный незнакомец, проткнувший меня, стоит рядом, скрыв лицо и фигуру под темным плащом с капюшоном. Я понятия не имею, кто он, – но он двигался намного быстрее человека и слишком высок для представителя одной из бледных подземных рас. Извивающийся голубой хвост, увенчанный кисточкой, – вот и неопровержимое доказательство, что передо мной ассасин-келеон. Эти кошачьи твари соображают быстро, а удары наносят еще быстрее.
– Так и будешь просто стоять здесь? – Я тяжело дышу, мои пальцы натыкаются на скользкую дорожку крови, стекающую по шнуровке корсажа. – Если собрался меня убивать, я бы предпочла, чтобы ты работал шустрее.
– Ты не умерла, – рычит келеон – их голоса всегда звучат нежно-грубовато, как если бы шелковое знамя протянули по гравию. В темноте его глаза светятся золотом из-под капюшона.
– Гений наблюдательности и мастер протыкания юных девиц, одиноко прогуливающихся во мраке! – Я выдавливаю из себя вымученную улыбку. – Какая честь. Я бы поклонилась, но нож, который ты мне столь любезно подарил, слегка мешает.
– Я поразил тебя в самое сердце, – твердит он. – Ты должна быть мертва.
– Хотела бы я сказать, что ты первый мужчина, который говорит мне столь романтичные вещи. – Мне удается извернуться, ухватиться за рукоятку кинжала и с усилием вынуть его. Обжигающая боль притупляется до отвратительной ноющей. – Но, увы, я профессиональная воровка, а не лгунья. – Я тычу в него окровавленным пальцем. – У тебя десять секунд, чтобы рассказать, кто тебя послал. Ассасины-келеоны недешевое удовольствие, а значит, это был кто-то из знати. Кого я вывела из себя на этот раз?
Его хвост дергается – верный признак, что он ищет способ сократить расстояние между нами и покончить с делом.
– Девять, – начинаю я.
В небе над нами красуются три полные луны: Красные близнецы, соединенные россыпью звездной пыли, и Голубой гигант, раздутый, точно брюшко у светлячка. Они заливают величественным ярким светом лес и прорезающую его Костяную дорогу – и в моем распоряжении все время мира, чтобы восхищаться этим, поскольку келеон выбрал путь молчания.
– Восемь, – отсчитываю я. – Это была леди с грифоном на знаменах, проезжавшая мимо в роскошном экипаже? Ей следовало бы поблагодарить меня за избавление от той изумрудной тиары. Она совершенно не сочеталась с ее цветом лица.
Он по-прежнему молчит. Стайка белых ворон пролетает над нами и усаживается на соснах, чтобы понаблюдать за разборкой своими красными глазками. Я подавляю желание закатить истерику. Последнее, что мне сейчас нужно, – это ведьмовская клика, наблюдающая за происходящим. Не люблю работать перед зрителями.
– Послушай, мой дорогой келеон. – Я перебрасываю кинжал из одной ладони в другую, пробую острие. – Ты ранил меня. Но я могу это простить. Куча людей проделывали то же самое, и с половиной из них мы стали добрыми друзьями! Я даже присутствовала на их похоронах! Правда, именно я и устраивала эти похороны. В одиночку. В лесу. Только я, бездыханное тело и лопата. Но это мелкие детали. Кстати, пять. Таймер не останавливался из-за моего выдающегося монолога.
Келеон снимает капюшон и хмурится, на его голубоватом лбу тут же выступают морщинки. Показываются уши – длинные, тонкие и прямые, без видимых отверстий. Келеоны походили бы на больших кошек, если