Эти учения, по возможности, старался максимально приблизить к боевым. Вот поэтому свой штаб я и «гонял» по утрам и вечерам, выбирая самые трудные маршруты передвижения и ставя при отработке боя самые разные задачи. Ведь как только установится устойчивый снежный покров, нам предстоят очень даже реальные военные действия.
— Малк, твоей второй рати завтра с боем предстоит прорваться вот в этот лесок, — карандашом я указал место на схематичной карте, — а далее скрытно передвигаться до вот этого озера, и устроить там засаду по всем правилам нашего воинского искусства.
— Твоей пятой рати, товарищ ратный воевода, — обратился я к внимательно меня слушающему Мечеславу, — вместе с отдельным осадным батальоном предстоит вброд перейти реку, под непрерывным обстрелом условного противника, и закрепиться на противоположном берегу реки, а затем, по понтонным мостам, переправить осадные орудия.
— Вашим же ратям, Клоч, Аржанин, Беримир и Олекс надлежит активно противодействовать ратям Малка и Мечеслава, используя при этом тупые стрелы, маневры и перестроения. При этом ратьеры Злыдаря будут непрерывно атаковать наскоками ваши войска.
Присутствующие задумались над поставленными задачами, потирая кто лоб, кто руки. В установившейся тишине я спокойно, позёвывая, закончил:
— Жду вас завтра с утра, товарищи воеводы, с полностью разработанными планами ваших действий. И помните о главном нашем противнике! Пока мы с вами здесь «играемся», Шейбани — хан, командующий северным крылом монгольских войск, уже обрушился на Булгарию. Это информация пришла от доверенных купцов. Спасибо всем за внимание, вы всё слышали, все свободны!
Командный состав нестройным ручейком быстро «вытек» из моей палатки. За её пологом слышалось лишь удаляющееся чавканье множества ног, да неразборчивые отзвуки переговаривающихся мужских охрипших голосов, видимо сказываются ежедневные разговоры на повышенных тонах с подчинёнными.
— Дежурный!
— Здесь, государь! — у входа в палатку «материализовался» один из телохранителей.
— Позови ко мне картографов и командный состав конной разведки.
Я услышал, как дежурный передал мои слова кому — то из вестовых. Картографам следовало «вставить фитиль», план местности эти деятели «нацарапали как курица лапой». Стало уже традицией, что картографы свои промахи сваливали на конные разведотряды ратьеров, доставлявшие им неверные сведения, а ратьеры, как нетрудно догадаться, кивали на картографов, которые неверно истолковывали и неправильно трактовали доставленные им исключительно точные сведения.
Вот так вот примерно, изо дня в день, в каждодневных трудах и заботах, посвящённых слаживанию войск, прошёл целый месяц. Особое внимание уделялось построению войск в полковые, ратные и корпусные каре, с целью противодействия коннице противника. Этот приём отрабатывался, в том числе, в дальнем прицеле на монголов, уже начавших «потихоньку» резвиться у русских границ. И если мне не изменяла память, у нас в запасе, до монгольского вторжения, был ещё целый год. И этот срок надо было использовать на «полную катушку», устранив на северо — западе все потенциальные угрозы.
Только к началу первой декады ноября полки и их командиры смогли более менее притереться друг к другу, а в начавшемся вскоре походе ещё более закрепить достигнутый успех.
Колокольный звон гулко разносился над столицей, погружённую в колючую зимнюю стужу. Полки и рати собранные со всех концов Смоленской Руси в один кулак по недавно установившемуся санному пути начали своё продвижение на север. Так начинался поход на Новгород.
Несколькими днями ранее во всех смоленских церквях непрерывно, сутки напролёт, шли молебны о даровании победы над буйными и своенравными новгородцами. В день выступления войск на главной Торговой площади Смоленска был зачитан указ государя о ратном походе на Новгородскую землю. Затем в главном кафедральном Успенском соборе службу вёл сам епископ Алексий. Я вместе с воеводами в мерцающем свете восковых свечей вдыхал терпкий запах ладана. Епископ в ризе, вышитой золотой ниткой держал тяжёлый золотой крест, украшенный камнями. Под занавес службы, по давно заведённым традициям, я первым подошёл и поцеловал крест, моему примеру немедля последовали воеводы, за ними потянулись другие прихожане.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Стоило мне выйти из стен собора, как всколыхнулось и взорвалось криками целое море горожан, плотной толпой окруживших собор. Взобравшись на коня, я приветственно помахал рукой, тем самым ещё больше усилив восторженный рёв.
— Радуются не бойсь, что иногородние полки уходят, — вслух сказал я находящемуся рядом Перемоге.
— Не совсем так государь, но, наверное, не без того. Загостились здесь рати, цены на всё взлетели! — ответил мне наместник со знанием дела.
С трудом расчистив дорогу от восторженных «поклонников» мы переправились в Заднепровье. Сюда уже загодя перебазировались все войска, расквартированные в окрестностях Смоленска. Улицы Ильинского конца были под завязку забиты войсками. По обочинам дорог плотными рядами стояли любопытствующие горожане, все как один высыпавшие из своих подворий. Они весело махали руками, провожая в путь — дорогу воинов, любуясь завораживающим и приковывающим взгляд слитным строевым шагом. Тысячи ратников бодро, в ногу, маршировали в валенках, оббитых кожаными подошвами.
Вместе с ближниками и телохранителями мы верхом выехали в Гнёздово, намереваясь там дожидаться войскового обоза и замыкающих походный ордер арьергардных полков.
Наконец — то мы выехали из, казалось бы, необъятного тёмного густого леса, впереди раскинулось поле, судя по выглядывающим в некоторых местах из снега колоскам — ржаное. На самой линии горизонта виднелись дома и какие — то постройки — пригород Лучина. Сразу за ними еле проглядывались городские древо — земляные укрепления, а справа и слева поле обрывалось, переходя в редкий лесок с кустарником.
Я отдал приказ начать разгружать сани, а также сжечь виднеющиеся постройки в дали, незачем противнику давать готовый строительный материал. Сани, сцепленные меж собой, должны стать последней линией обороны и местом сосредоточения резерва. Часть саней, на всякий случай, перекроют дорогу с тыла, хоть возможность нападения оттуда крайне маловероятна, а другая часть образует на флангах гуляй — города.
Для чего мне нужны были все эти явно избыточные приготовления? Во — первых, лишний раз отрепетировать порядок развёртывания и последующего действия войск пусть и пока перед малочисленным противником. Во — вторых, дело в том, что хотя сам город Лучин с военной точки зрения ничего из себя не представлял, но я вполне допускал мысль, что здешнюю малочисленную дружину и городское ополчение могли усилить какие — нибудь мои многочисленные недоброжелатели.
Далее озаботился фланговым прикрытием. Самая реальная опасность для флангов — атака пехоты. На обоих флангах поместил артиллерию, для нанесения наиболее эффективного и максимально убийственного для противника фланкирующего огня. Длину запальных трубок очень тщательно можно не рассчитывать, при стрельбе вдоль наступающих колонн ядро или картечная граната всегда найдут для себя множество целей. Так как фланги — ключевое звено в обороне, они нуждаются в особо тщательном укреплении, поэтому на них дополнительно разместили гуляй — города из сцепленных саней и повозок.
Но все эти приготовления станут актуальными, если дело дойдёт до полевого сражения, в чём я крайне сомневался. Окончательно изготовив войска к бою, я направил парламентёра с предложением о добровольной сдаче Лучина.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Святослав Ростиславич с бревенчатых городских стен, с тревожным интересом, наблюдал завораживающую картину — развёртывание огромной армии, что привёл смоленский князь к его владению.
Уныло завывал ветер, сметая с «заборалов» крепостной стены комья снега, закручивая их налету. Никто в его весьма скромном войске даже и не допускал мысли попытаться атаковать противника. И если три десятка дружинников ещё готовы были стоять на стенах, отбивая приступы смолян, то остальные наспех вооружённые лучане — ополченцы были совсем другого мнения. Увидев эту великую силу, что пришла к ним на порог непрошенным гостем, горожане просто перепугались и в один голос предлагали не гневить смолян и сдать им город без боя. Святослав Ростиславич придерживался схожего мнения, осознавая всю тщетность какого — либо сопротивления. Ведь ещё ни один город не смог ничего противопоставить ни войску Владимира Смоленского, ни, что особенно страшило удельного князя, смоленским пушкам, изрыгающим дьявольский огонь и гром.