Читать интересную книгу Горицвет - Братья Бондаренко

Услышал это Бельчонок и сказал:

   — Эх, ты... Как же это я промашку такую дал, не сообразил. Но ничего, это еще поправить можно.

И побежал новую иголку искать.

Но ведь ежиные иголки на каждом шагу не валяются. Все лето искал, нашел-таки. Иголку нашел, а шалить стало стыдно — вырос. И осталась его иголка без дела. Лежит у него в домике на видном месте. Иной раз посмотрит он на нее и вздохнет:

   — Эх, ты... И как я тогда промашку такую дал.

ХОДИЛ ЕЖИК В СТРАНУ ЗАМОРСКУЮ

Никогда не приходилось Ежику в заморских странах бывать, но от перелетных птиц много он о них

слышал и любил говорить при случае:

   — У нас что, вот в стране заморской...

И начинал рассказывать. И выходило по его рассказу, что в заморских странах леса выше, чем

у нас, и птицы в них поют звонче, и вода в родниках слаще.

— Одно слово — заморские страны. В них все заморское не наше. Все, хоть немножко, да получше, чем у нас — говорил Ежик. И мечтал:

   — Эх, побывать бы хоть в одной какой-нибудь стране заморской. Ну почему я не птица? Взмахнул бы крыльями и полетел.

   — В заморские страны не только на крыльях и пешком попасть можно, — сказал Хомяк. — Я уж сколько раз там бывал.

   — Ну и как там? — заблестел Ежик маленькими глазками.

   — Все так, как ты говоришь.

   — Послушай, своди меня в страну заморскую, я, знаешь, как тогда рассказывать буду!

   — Сводить можно, — сказал Хомяк, — да только идти туда с завязанными глазами надо.

   — Зачем это?

   — Потому что пеший путь в заморскую страну только я знаю. А это моя тайна.

   — Ну коли так, — сказал Ежик, — завязывай мне глаза. — Й выдвинул вперед остренькую мордочку.

Целую неделю водил его Хомяк с завязанными глазами до родному лесу, а потом привел его на ту же поляну, с которой ушли они, и снял с глаз повязку.

— Вот, — говорит, — перед тобой и страна заморская.

Смотрит Ежик — вот это да, куда попал он! Деревья вокруг вершинами кверху стоят и все луной облитые. Вот это роща! В такой жить никогда не надоест.

Воздух Ежик понюхал. Сказал:

   — Чистый какой. У нас вроде и такой, а совсем не такой: нет в нашем воздухе запахов заморских. А звезды яркие какие! Не то что у нас. И частые, все небо утыкано. Что значит страна заморская: звезды в ней и то другие.

Всю ночь ходил Ежик по родной роще и все удивлялся ей, ахал: «Красотища какая!» А когда стало солнце всходить, совсем голову потерял. Кричит Хомяку:

   — Смотри, смотри, какое солнце в заморской стране круглое. И какое большое! Наше рядом с ним, что горошина рядом с арбузом. А сосны как вытянулись! У нас хоть бы одна такая стройная была, посмотреть не на что.

Родничок увидел, водички из него похлебал и опять заахал:

   — А, родничок-то совсем как наш, очень похож, а вода — куда нашей до нее. Сама сласть! Весь день можно пить и все пить будет хотеться. Что значит страна заморская. На всю жизнь теперь рассказывать хватит. А ты что же не удивляешься?

   — Чему ж удивляться? — сказал Хомяк. — Я это каждый день вижу.'

   — Ну?! Счастливый ты какой. А можно мне здесь... навсегда остаться? Больно хорошо здесь, самое место для жцзни.

   — Оставайся, — разрешил Хомяк, — полезай вон под тот куст боярышника и живи.

Глянул Ежик, куда Хомяк показывал, и лапками

всплеснул:

   — Смотри ты, совсем как мой куст, под которым я в нашей роще живу, и совсем не такой. На этом и листьев больше и пораскидистее он моего, больше тени дает. Эх! Даже боярышники в заморской стране не такие, как у нас... А-а-а, а ты откуда тут взялась? — Это Ежик, заикаясь от неожиданности, у жены спросил, которая вдруг выкатилась серым комышком из- под куста. А она, как увидела его, так и подкатилась к нему счастливая:

   — Вернулся! А у меня уж все сердце по тебе изболело. Думала, пропал ты, ведь целую неделю дома не был. Ты, поди, есть хочешь?

И только тут понял Ежик, что посмеялся Хомяк над ним. Ничего не сказал ему. И жене не сказал ничего. Только ссутулился вдруг и ушел к себе в домик. И после этого никогда больше не слышал от него никто ничего о заморских странах.

КАК ПЕТУХУ ПРИШЛОСЬ ДЕРЕВНЮ МЕНЯТЬ

Любил Петух бабушки Василисы сочинять всякие небылицы про Индюка. Наговорит всем, что у Индюка

горб на спине растет; и приходится Индюку показывать всем спину, доказывать, что никакого горба у него нет.

А Петух ходит по двору, посмеивается.

Или пустит слух, что Индюка на чужом огороде прихватили. И опять Индюк оправдывается, кулдычит:

   — Не был я на чужом огороде. Не вор я.

А Петух ходит по двору и посмеивается.

И до того он донял Индюка, что решил Индюк наказать его. Но как его накажешь? Побить? Петух каждый день дерется, притерпелся. Этим его не удивишь.

Дня два сидел Индюк за сараем и все думал, как наказать петуха, и придумал-таки. Подзывает Хохлатку, спрашивает:

   — Петух-то ваш, говорят, сегодня яйцо снес?

   — Неужто правда? — вскрикнула курица и побежала со всех ног к подружке.

Ты слышала, — кричит, — Петух-то наш сегодня, говорят, яйцо снес.

   — Ну? — закудахтала подружка и тоже побежала говорить всем:

   — Вы слышали? Петух-то наш...

И вскоре уже весь двор говорил, что Петух сегодня яйцо снес. Поговаривали даже, что будто он каждый день, несет по яйцу и даже собирается цыплят выводить.

А Петух об этом и не знал ничего. Он на улице с соседними петухами дрался. Вернулся, а куры окружили его, кудахчут, шеи вытягивают:

   — Покажи, Петя, какое ты яичко снес. Никогда мы не видели, какие яйца петухи несут.

Смеется Петух:

   — Чудачки вы, куры.

Думал вначале — шутят они, а потом видит: и впрямь они думают, что он яйцо снес, побагровел. Чиркнул шпорой. Кукарекнул на весь двор:

   — Признавайтесь, кто сплетню пустил? Переглядываются куры, молчат. Молчит и Индюк,

Он хоть и безобидную шутку придумал, а житья Петуху от нее не стало. Стоило ему, бывало, только присесть и задуматься о чем-нибудь, как уже подкрадывается к нему какая-нибудь курочка и шепчет на ухо:

   — Несешься, Петя, да?

Вскочит петух — ко-ко! — и к Индюку:

   — Слышал брат, какую сплетню про меня пустили, а?

Кулдычит Индюк, сочувствует:

— Понимаю, как же. Про меня тоже сочиняли. Обидно тебе, верю.

   — Еще бы не обидно, — багровеет петух и кричит

на весь двор: — Да что я курица что ли, чтобы яйца нести?

Но не только у себя во дворе, во всей деревне Петуху покоя не стало: по всем дворам пошла гулять новость — Петух бабушки Василисы яйца несет. Кто ни встретит петуха, обязательно спросит:

   — Правда, что ль, говорят, что ты яйца несешь?

А петухи, так те даже драться перестали с ним.

   — Мы, — говорят, — должны беречь тебя, Петя. Ты ведь у нас теперь не просто петух, а петух несушка.

До того невмоготу петуху стало, что решил он деревню сменить. Ночью, когда спали куры, слез он потихоньку с насеста и ушел в соседний колхоз на птицеферму. Проснулись утром куры — нет петуха.4

   — Вот теперь, — говорят, — все понятно: на гнездо пошел садиться. Гляди, теперь недельки через три цыплят на двор приведет, петушков маленьких.

ПРИЛИПАЛО

Живет в море вместе с другими рыбами Прилипало. А зовут его так потому, что прилип он к Акуле и плавает вместе с нею. Станет Акула завтракать, и Прилипало тут как тут.

— Может, и мне, — говорит, — чего-нибудь останется.

А как не остаться? У Акулы всегда объедки бывают. Подбирает их Прилипало, говорит:

   — Мне все равно, что есть, лишь бы сытым быть. Набьет живот акульими объедками, догонит Акулу, прилипнет к ней и радуется: самому плыть не надо и о еде думать незачем: добудет себе Акула чего-нибудь, и он возле нее покормится,

И так долго было: возила Акула на себе Прилипалу, кормился Прилипало объедками с ее стола, но однажды раздумался: что он—немощный разве какой, сам себя прокормить не может? Может! И плавает он не хуже других рыб.

Отделился он тут же от Акулы. Решил самостоятельно жить. Плывет, смотрит, а еды вокруг — полное море. Выбирай себе по вкусу и ешь.

И сказал Прилипало:

   — До чего же я все эти годы глупым был: терся

возле Акулы, недоедыши ее доедал. Ведь мог бы жить, как все другие рыбы: есть, что захочу и когда захочу. А то как было: Акула за стол — и я за нею, Акула

из-за стола — и я за нею. Плохо жил, теперь по-иному

заживу. Широко. Самостоятельно.

Но так говорил Прилипало, пока сыт был. А когда проголодался и почувствовал, что пора ему еду себе добывать, иную песню запел:

   — Дурак я, — говорит, — дурак. Ну зачем я от Акулы отстал? Она, поди, уж поела чего-нибудь, сытая по морю плавает. И я мог бы сытым быть, а то вон от голода голова далее кружится. А еды хоть и много вокруг, но все равно ее добывать надо. А зачем