Читать интересную книгу Луна, луна, скройся! - Лилит Мазикина

Вампир ставит на столик винные стаканы, присаживается рядом, открывает бутылку и склоняется. Воротник рубашки отходит сзади, обнажая шею, перечёркнутую толстой тёмной косицей. Я осторожно, почти нежно отвожу косицу пальцами левой руки — кожа очень гладкая и очень прохладная, упырь замирает — и тут же бью «шилом».

Это как взрыв. Время замерло, а пространство исчезло. Остаётся только боль. Некоторое время я даже не могу вздохнуть. Наконец, мне удаётся — я делаю крохотный, мелкий, всклипывающий вдох. Перед глазами проясняется. Я вижу тысячи извилистых серебряных линий поверх коричневых шестиугольников. Изысканный и таинственный узор. Я делаю ещё вдох и понимаю, что это мои рассыпавшиеся волосы. Сама я лежу, скрючившись, почти что лицом в пол, упираясь одной ладонью в паркетные доски и прижимая другую к огромному комку боли у меня в животе. Я не понимаю, чем и как упырь успел меня ударить. Может быть, у меня порваны кишки, взрезана брюшина, размозжён мочевой пузырь. Я не знаю. Мне чертовски больно, и тысячи извилистых, искрящихся линий перед моими глазами расплываются и сплавляются в странные узоры. Я делаю ещё один маленький вдох, и ещё — боль пульсирует в такт моему дыханию.

Жертва оказалась ловче охотника. Это даже не ирония. Это просто данность. Рано или поздно это случается. В конце концов, мне не доводилось встречать «волка» старше тридцати лет, а это что-то значит.

Вампир грубо поднимает мою голову за волосы. В животе снова происходит взрыв, а из моих глаз брызжут слёзы. Не удержавшись, я всхлипываю.

— Съешь меня многорогий, я знаю тебя. Ты же танцуешь думба в Парке семи прудов? — произносит упырь.

Я бы обязательно ответила что-нибудь остроумно-язвительное, но прямо сейчас мне чертовски плохо, и я ещё раз всхлипываю.

Танцую ли я думба! Я танцую его с семи лет и к своим двадцати двум — одна из лучших танцовщиц столицы. Думба — одна из древнейших цыганских плясок. Он сочетает искусство танца, пантомимы, акробатики, жонглирования и исполняется исключительно на улице — такова традиция. Для него нужны не только пластичность и чувство ритма, но и фантазия, умение импровизировать соло и синхронно, сочетать порывистость и плавность, нужны артистизм, гибкость и ловкость. Конечно, мне сильно помогло то, что я была зачата после смерти отца. Недаром про «волков» в сказках говорится, что у нас нет костей — такие мы гибкие. Но вот уж остальное у меня не с рождения, я честно работала — тысячи и тысячи часов; мой брат дал мне хороший старт, передав мне секреты думба, часть из которых была уже утеряна другими семьями. Он сделал браслеты из ткани и свинцовых пластин для моих рук и ног, чтобы мои движения стали чёткими и выверенными. Он раскрывал мне тайны жестов, взглядов, малейших движений, улыбок. Научил меня хитрости обращения с деталями костюма в пляске. Ходить по стеклу и танцевать по нескольку часов. А ещё он научил меня убивать — но, увы, недостаточно хорошо, если я лежу здесь на полу.

Как же мне больно!

Слёзы текут по моему лицу, и я понимаю, что из носа сейчас тоже потечёт, а я ничего не могу с этим сделать, и это особенно унизительно.

Вампир отпускает мои волосы, и с глухим стуком мой лоб соприкасается с паркетом.

— Как тебя зовут? — спрашивает упырь. Я всхлипываю и не шевелюсь. — Довольно глупо. Между прочим, убить человека, чьё имя знаешь, психологически труднее, чем абсолютного незнакомца. Этим не стоит пренебрегать.

Он замолкает, словно ожидая моего ответа, но я молчу. Из упрямства я стараюсь даже дышать без всхлипов. Всё это не больше, чем игры кошки с мышкой. Ему хочется моей бессмысленной надежды, может быть, ощущения контроля надо мной. Чёртов извращенец. Чёртов, чёртов извращенец. Я шумно втягиваю воздух носом.

— Меня зовут Ловаш Батори. Очень приятно, — произносит, наконец, упырь. Я молчу. Скосив глаза, я вижу его дорогие туфли. через две или три минуты они вдруг разворачиваются и исчезают из поля зрения. Я слышу шаги, потом звук открывающейся и захлопывающейся двери. Я остаюсь одна. Проходит много времени — не меньше получаса — прежде, чем у меня получается немного разогнуться. Стоя на четвереньках, я оглядываюсь. Моя заколка закатилась под диван, а «шило» лежит на полу шагах в десяти от меня. Остриё густо измазано кровью. Я долго-долго подползаю к нему — в моём животе полыхает боль — подбираю и медленно, тщательно его облизываю. Потом я сажусь, приваливаясь к дивану, и слабыми, дрожащими руками поднимаю куртку и водолазку. На моём животе — огромное багровое пятно, и ничего больше. Я тупо смотрю на него, словно могу проникнуть взглядом сквозь кожу и мышцы и разглядеть свои внутренности. Наконец, я отпускаю полы одежды и залезаю на диван. Я не могу идти, и мне всё ещё больно. Я разрешаю себе немного поплакать и незаметно для себя засыпаю.

Утром я нахожу на столике визитку: имя, номер телефона. Лежала она там с вечера или Батори возвращался, когда я спала? Я не могу вспомнить.

Живот болит, но я уже в состоянии ходить.

В поликлинике я сказала, что меня лягнул пони, и меня мгновенно потащили на осмотр. По его результатам сообщили: повезло, очень сильный ушиб — и только. Прописали мазь, и с ней я на неделю заперлась у себя в апартмане. Сидеть я несколько дней могла только привалившись к чему-нибудь спиной, а больше лежала с коммуникатором: я пропустила два выступления, и постоянные зрители осаждали гостиную моего сайта. Мысли мои были мрачны. Колбаса кончалась, деньги тоже, и, что хуже всего, один из вампиров знал, где я танцую, а значит, легко мог узнать моё имя и место моего нынешнего жительства. По всему выходило, что надо срочно найти чью-то лёжку, набить карманы и свиные кишки и сматывать удочки в глухую провинцию, отсидеться у кого-то из своих. У меня записана в специальном блокноте пара адресов дальних родственников: месяц у одного, месяц у другого, всех хватит как раз на четыре месяца, благо переезд через границы стран, некогда входивших в состав Венской Империи, сейчас не требует особых документов. Конечно, никаких поездов. Только авто. Вопрос в том, как выследить упырскую лёжку и не попасться Батори.

Я почти уверена, что он вовсе не принадлежит к известному графскому роду. «Батор ловаш» по-венгерски значит «смелый всадник», «геройский рыцарь». Звучит как псевдоним. Венгерские вампиры из дворян — самые вычурные из всех. Что там показательно носить настоящую косицу и именоваться в духе рыцарских романов! Я как-то упокоила одного кровососа, который ложился спать в длинной ночной рубашке с жабо, а его ящик был сделан в виде гроба — дорогущего гроба с бархатной обивкой и позолотой! Неудивительно, что этот «Батори» так странно себя ведёт. Только вот что это: игра в галантность или нечто более изощрённое и неприятное? Как бы мне ни хотелось первого, но здравый смысл заставляет склоняться ко второму варианту.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});