Читать интересную книгу Зарисовки.Сборник - Урфин Джюс

– Вопрос доверия актуален? – вглядываюсь в глаза, где зрачки моментально затапливают глаза до самой радужки, открывая портал в личную бездну. – Как ты? – смотрю на обкусанные до ранок губы.

– Ладно, я понял – тебе не понравилось. Вопрос закрыт, – снимает ошейник с себя.

– Я хочу, чтобы ты знал, – отзеркаливаю движение, растирая шею, – искушение свалить все на твои плечи велико. Но нет… – вытягиваю из его рук ошейник. – Без смысловой нагрузки… хочешь? – ошейник вновь облегает мое горло, уже не стягивая удавкой условностей.

Исходные данные для ошибки

– Что ни делается, все к лучшему… – прижимая телефон плечом к уху, стараюсь прикурить и одновременно успокоить звенящую слезами подругу. – Угу. Да, конечно. Еще как… – выстраиваю перечень моих стандартных слов-ступенек, по которым карабкается ее «песнь Ярославны».

Устало потираю лоб, насильно разглаживая межбровную складку, перечеркнувшую хорошее настроение. Колесико зажигалки раз за разом прокручивается вхолостую.

– Полный пиздец? – сочувственно кивает мне невольный свидетель разговора, протягивая свою.

– Полнейший. Подруга разводится.

– Отпаивать надо… водкой.

Мой собеседник тушит о край переполненной пепельницы сигарету. Тонкую. Дамскую со сладковатым ароматом вишни. Мой вспыхнувший интерес напарывается на едва заметную темную полоску у корней отросших волос. На губы, подкорректированные пластическим хирургом. На тонкое запястье, обвитое парой кожаных плетеных браслетов. На летящий, излишне изящный жест рукой. Мы, кажется, из одной лиги?

– Михаил, – протягивает он мне руку. – Я у вас в редактуре работать буду.

– Илья. За зарплатой это ко мне, – жму я сухую узкую ладонь.

– Обрастаю нужными связями, – дежурно улыбается он мне в ответ.

Щелкаю кнопкой чайника. Включив компьютер, подхожу к окну, рассматриваю мокрый асфальт с яркими пятнами осенней листвы. Красивой осени в этом году не получилось. Ветер фактически за пару дней оборвал листья и барственно, как старый позер молодой любовнице, швырнул под ноги осеннее золото. Небо, разобидевшись, заливает город «перемороженным» дождем. Градус моего настроения вместе с ртутным столбиком уже рухнул к нолю и угрожает сползти еще ниже. Взгляд уныло обводит знакомый до оскомины двор, на минуту задерживается на курящей паре и проходит мимо, но тут же возвращается, узнав в одной из фигур Михаила.

– Хорошее пальто, – вслух одобряю я увиденное. Тонкий классический силуэт Михаила гармонично вписывается в унылую серость двора, придавая ему даже какой-то английский шик. Вот только парень рядом с ним разбивает эту картину, как нечто инородное. Он какой-то весь чрезмерный. Слишком высокий, слишком яркий, слишком… южный, что ли, для этого времени года. Красивый. Меня раздражают его широкие жесты, улыбка, которую любят снимать в рекламе. И вот этот, собственнический, жест, которым он удерживает за руку Михаила, тоже раздражает. Почему? Может быть, потому что рядом со мной сейчас нет такого человека? Может быть, потому что такие красавцы всегда оставались чем-то недоступным? Может быть, потому что я никогда не осмеливался на такую откровенную демонстрацию?

Серые, словно стертые ластиком непогоды, дни, уныло цепляясь один за другой, вызревают в межсезонье. Я вычерчиваю денежный знак на абсолютно чистом листе, даже не пытаясь вслушиваться в речи главреда. Зачем? По финансам вопросы решаются за плотно закрытой дверью, но почему-то мое присутствие считается необходимым. Искоса рассматриваю Михаила. Безжалостный свет дневных ламп, которые не гасят уже даже днем, бесстыже обнажает правду. Он старше, чем кажется. Возраст едва заметно заштриховал уголки глаз гусиными лапками, четче обозначил носогубную складку, провел две колеи между бровей. Тридцать пять? Тридцать семь? Креативно выбритые виски, два колечка в мочке уха, невнятной конструкции теплая кофта с ассиметричным воротом и какая-то мальчишеская ломкость фигуры успешно обманывают окружающих. Вот только взгляд… цепкий, слегка уставший, умеющий прятать живые эмоции под равнодушием, выдает опыт. И свет, хирургически безжалостный свет вдруг подчеркивает выдержанность того, что спрятано под модной брендово-молодежной этикеткой.

Михаил перехватывает мой взгляд и вопросительно приподнимает брови в немом вопросе. Я, неопределенно качнув головой, даю знать, что ничего не случилось. Он еще пару раз в течение планерки оглядывается, но я успеваю отвести глаза раньше, едва заметив движение его головы.

«Ненормированный рабочий день» – понятие, обычно не касающееся меня, но квартальный отчет просто невозможно отправить днем. Поэтому домой я начинаю собираться гораздо позже, когда даже самые упертые расползаются из редакционного муравейника по домам. Закрываю кабинет и ловлю едва уловимый, уютный аромат кофе. От усталости поддаюсь желанию и иду на запах. Дверь кабинета открыта настежь, в кресле, уткнувшись почти носом в верстку, сидит Михаил.

– Вечер добрый, – неловко мнусь я на пороге. – Запах кофе коварная штука.

– Какой редкий вид ночной бабочки, – Михаил с усмешкой приглашающе кивает на кресло. – Там в кофейнике должно еще остаться хотя бы на чашку.

Я устраиваюсь напротив и с интересом рассматриваю будущий журнал. Вверхтормашковость совсем не мешает мне читать.

– Мне придется брать с тебя подписку о неразглашении, – ухмыляется Михаил. – Ты почему тут в такое время? А как же жена, дети, футбол и борщ?

Я поднимаю глаза и натыкаюсь на изучающий взгляд.

– Это не из моей пьесы, – делаю большой глоток и обжигаюсь, – и не из твоей.

– Ваша карта бита, – дурашливо объявляет Михаил. – Я бы не догадался, ты выглядишь стопроцентной арабикой.

– А я всего лишь контрафакт, но с грамотным дизайном, – делая второй осторожный глоток, откидываюсь на спинку кресла, только сейчас понимая, насколько был напряжен.

– Друг? – полночь притупляет границы, позволяя прозвучать личным вопросам.

– В свободном… падении, – признаюсь неожиданно для себя я.

– Может быть, тогда выпьем где-нибудь?

– А как же друг? Не ждет? – разрешаю я себе быть бестактным в ответ.

– Сегодня нет.

Резкая, внезапно откровенная, налетевшая, как порыв ветра, дружба втягивает меня в калейдоскоп его жизни. Я привыкаю выбираться из скорлупы собственного кабинета, чтобы перекурить с ним новость. Я узнаю, что под спокойной насмешливой маской Михаила живет немного сентиментальный паникер, который абсолютно по-женски может обыграть тысячью мыслями-сюжетами одну вскользь брошенную фразу. Я понимаю, что этот перфекционист, способный довести до инфаркта весь отдел, принимает людей целиком, со всеми изъянами и сколами характера. А еще я чувствую, что влюбляюсь.