Она ползала по полу на коленях, возила вокруг себя мокрой тряпкой и долго всхлипывала.
Страшно, когда взрослый плачет. Хуже, чем самому плакать.
Туся боялся войти в комнату. Он стоял на кухне, за шкафом, где серым-серо от старой паутины. Чувство непонятной вины смущало его, и сердце сладко ныло от жалости к маме и самому себе...
...Мама моет стекло и поет:
Можно галстук носить очень яркий
И быть в шахте героем труда!..
Туся видит, как женщины оборачиваются, как они застывают в своих окнах с тряпками в руках, точно портреты в рамах, как они вытирают пот со лба и улыбаются...
Как же так - резеда
И героем труда,
Почему, растолкуйте вы мне...
Мама выжимает тряпку, примус гудит упруго, горелка его светится малиново, а закопченные стены кухни и черный ее потолок белеют от солнца.
Потому что у нас
Каждый молод сейчас
В нашей юной, прекрасной стране...
Туся подает маме воду, мыло, старые газеты. Хорошо, когда распахиваются зимние окна! Хорошо, когда в комнату входит солнце! Хорошо, когда выметаются пыль и грязь! Ура!
Мама трет щеткой раму и поет.
Веселей, дружней заработали женщины на своих окнах. Громче заскрипели, звонче зазвенели стекла. Выглядывают из-за широких женских спин ребята: Наточка, Петя, Сережа, Дина, близнецы Караваевы... Родители Левы Тройкина свесились со своего окна. Строгим шагом вошел во двор оперуполномоченный товарищ Михайлов. Что, бродячие певцы? Шарманщик? Или, не дай бог, цыгане?.. А-а... Товарищ Михайлов козырнул Тусиной маме и вынул из кармана именной портсигар.
Венька-американец куда-то смылся. На ступеньках под окном сидит Аркашина компания и сам Аркаша-хулиган сидит. Компания курит папиросы "Люкс" и пускает колечки.
...Вот и стекла сухие. И песне конец.
И тогда-то раздались аплодисменты. Как по радио говорят: бурные и несмолкающие.
В окнах гроздьями висели женщины с детьми и, протянув вперед руки, хлопали в ладоши.
Хлопал товарищ Михайлов, глядя в упор на Аркашу и Аркашину компанию.
Хлопал Аркаша и хлопала его компания, в упор глядя на товарища Михайлова.
Мама смутилась, покраснела, оглянулась на Тусю и стала закрывать окно. Отовсюду закричали:
- Погодите!
- Не запирайте!
- Спойте еще!
- "Мой костер"!
- "Ой ты, сердце"! Ну, пожалуйста...
- "Катюшу"!..
Мама стоит в нерешительности у полузакрытого окна. Туся теребит ее за рукав.
- Ну, спой... Спой еще...
Входит папа с книгой в руках.
- Деточка, - говорит он вкрадчиво, - не обижай публику, спой еще одну...
Мама распахивает окно. Опершись на чистый подоконник, окруженная синими, сверкающими стеклами, она поет.
Венька-американец
Этот Венька-американец такой человек. Играет, например, с Тусей в шахматы. Проиграл и говорит:
- Ну, когда отыгрываться будешь?
- Почему отыгрываться? - спрашивает Туся.
- Потому что ты проиграл, - невозмутимо отвечает Венька-американец.
- Это ты проиграл, - говорит Туся.
- Я выиграл, - холодно улыбаясь, говорит Венька.
- Ты что! - горячится Туся. - Я тебе мат сделал! Вот - ферзем и турой!
- Мат? - удивляется Венька и смешивает фигуры. - Это я тебе мат сделал.
- Ну, сыграем еще раз, я тебе докажу, - говорит Туся вместо того, чтобы стукнуть Веньку по его толстомясой башке.
- Давай, - пожимает плечами Венька, - все равно проиграешь.
Венька еще ни разу не выигрывал. Ни разу.
- Будем играть при свидетелях.
- Это еще зачем? - спрашивает Венька.
- Чтобы ты не врал.
- Ах, чтобы ты не врал! Пожалуйста, зови...
Туся сжимает кулаки и идет звать свидетелей.
Всех привел, кто был во дворе. Даже тех, кто шахмат в глаза не видел. Пусть смотрят на всемирный Венькин позор!
Начали. На двенадцатом ходу Туся объявил Веньке шах. На шестнадцатом съел ферзя. На двадцатом... Ну, как? Все видят? Мат!
- Когда отыгрываться будешь? - спрашивает Венька негромко.
- Что-о?!
Венька протягивает руку, чтобы смешать фигуры, Туся тащит доску к себе, фигуры разлетаются по земле, свидетели орут: "Бей его!". "Кто выиграл?" - кричит Туся не своим голосом. "Я", - тихо отвечает Венька. И бледнеет. "Ты?" - кричит Туся и подымает над головой шахматную доску. "Я!" - говорит Венька и встает на карачки. Он прячет голову и выставляет кверху ягодицы, обтянутые прекрасными американскими штанами.
- Кто выиграл? - кричит Туся, и шахматная доска отскакивает от Венькиных ягодиц, словно те резиновые.
- Я! - глухо отвечает спрятанная Венькина голова.
- Бей! - орут свидетели.
- Кто выиграл? - кричит Туся отчаянно.
Плюх... Плюх...
- Я! - упорствует Венька.
- Бей!
- Кто?..
- Я!..
- Бей!..
- Кто?..
- Я!..
Туся бросает доску и идет прочь. Венька осторожно выглядывает из-под руки, кричит: "Я! Я!" - и снова прячет голову.
Туся не оборачивается. Он уходит на лестницу, забирается на самый верхний этаж, садится на подоконник и прислушивается к жужжанию пыльных мух.
Что за человек этот Венька? Надавал ему - и никакой радости... Его бьют, а он кричит: "Я! Я!.." Штаны как масляные, и это - плюх, плюх...
А может быть... Может быть, Веньке надо выиграть хоть раз по правде и он успокоится? Наверно, он ни разу ни у кого не выигрывал... Неужели ему так хочется выиграть?
Туся смотрит сквозь пыльное стекло и видит, как через двор, оглядываясь, идет Венька, держа под мышкой шахматы. Он идет поспешно, быстрее, чем нужно идти человеку.
Туся отворачивается. Все уходит: злость, досада, отвращение.
А удивление остается. Удивление перед несокрушимым Венькиным упрямством.
Дело о заколках
Тусин отец - справедливый человек. Кроме того, умеет трезво рассуждать. Там, где другие кричат, ругаются, перебивая друг друга, он скажет тихо:
- Минуточку...
Встанет, откашляется, перечислит "за", перечислит "против", и сразу все увидят, что "за" больше, чем "против", или, наоборот, "против" больше, чем "за"...
И сразу всем, кто кричал и ругался, станет неловко, как будто их застали за чем-то стыдным.
Тусиного отца всегда выбирают председателем разных собраний. У нас собрания бывают часто, потому что в большом доме - а это очень большой дом - обязательно найдется человек, который хоть раз в месяц нарушит порядок, или еще что-нибудь произойдет.
Собрание подгадывают к выходному, чтобы все жители могли прийти и послушать, а главное, посмотреть, потому как телевизоров еще нет и вечером куда деваться?
Собираются на лестничной площадке первого этажа, сидят долго. К концу собрания табачный дым густым облаком подымается к стеклянному фонарю. Фонарь венчает лестницу. За ним уже небо, звезды.
Собрания бывают как раз на той лестнице, где живет Туся и где мы держимся за "электричество".
"Электричество" открыл Лева Тройкин. Но об этом в свое время.
Среди многочисленных дел, которые слушались на лестнице, самым знаменитым было дело хулигана Аркаши, или дело о заколках. Оно прогремело на всю улицу.
Аркашу теперь прозвали бы тунеядцем. Он нигде не учился и не работал. Между тем Аркаше исполнилось шестнадцать.
У Аркаши не было ни отца, ни матери, только старшая сестра. Тихая такая, будто и не Аркашина.
Аркашу много раз притягивали к ответу за всякие делишки, но теперешнее - из ряда вон...
Тут как раз вошли в моду заколки для дамских шляпок.
Представьте себе шило с красивой рукояткой в виде большой капли. Вы протыкаете этим шилом шляпку и закрепляете шило с помощью изящного шарика.
Хотите снять заколку - выдерните шило из шляпки - и заколка у вас в руках.
Шило, шарик, шляпка - именно эти предметы привлекли предприимчивого Аркашу. Вечерами он прогуливался по темному бульвару Профсоюзов или выезжал на Кировские острова. Аркаша выслеживал одиноких женщин, подскакивал к ним неожиданно и выдергивал из шляпки шило и шарик...
За вечер ему удавалось надергать до двадцати заколок.
Встает Аркаша поздно. Выходит во двор. Подзывает к себе какого-нибудь человека лет восьми - десяти и говорит:
- Пацан, пойдем со мной, кой-чего покажу...
Аркаша никого не зовет по имени. Девчонка перед ним - все равно "пацан".
Выкатит на тебя Аркаша круглые свои, карие глаза и запоет, хрипло придыхая:
А васински ребята
Кричат: "Чеснок, постой!"
Чеснок остановился,
А васински кругом,
"Вы бейте чем хотите,
Да только не ножом..."
После этого куда угодно пойдешь.
У Аркаши дома, на огромном листе картона, сотни заколок. Каких только расцветок и узоров здесь нет!
- Ну, гривенник, - говорит Аркаша, - гривенник - и любая твоя.
...И вот Аркаша попался.
Он стоит, кудрявый, с нахальными глазами, и крутит на пальце медную цепочку. Знаете, в уборных такие цепочки висят.
Аркаша стоит перед собранием, а собрание гудит.
Скамейки внизу сплошь заняты. Люди сидят на ступеньках до самого второго этажа, другие толпятся на воздухе и время от времени спрашивают стоящих внутри: "Ну, как?". Те отвечают, как и что, и получается легкий шум.