Читать интересную книгу Последний из Саларов - Мохаммад-Казем Мазинани

Шазде встал и, расправив плечи, произнес:

– Народ, который в самом английском посольстве готовит религиозные пожертвования в виде плова с мясом, заслуживает, чтобы его шахом стал этот молодой негодяй.

Они пошли в сторону крытого коридора. Поравнявшись с бассейном, шазде указал тростью на полосатую кошку, которая наверху увитой шиповником беседки устроила засаду и караулила соловья.

– Прославляемое английское правительство напоминает мне вот эту бесстыжую кошку, которая, как мы ее ни гоним, все равно пролезает в усадьбу.

– Но вашему покорному слуге кажется, – заметил Шахандэ, – что наследник не является англофилом.

– Не обольщайтесь, – ответил шазде. – По моему скромному мнению, все на свете – англофилы, кроме разве тех, кто мертвыми выходят из утробы матери.

И он вновь нацелил трость на Полосатку и со злостью прошипел:

– Сукина тварь!

Причем, произнося звук «с», он так сжал свои вставные зубы, что Остатки-Сладки почувствовал это на своих зубках: так бывает, когда во время еды нечаянно прикусишь камешек или песчинку.

– Господин Салари?

Ты встаешь и подходишь к стойке. Девочка так на тебя смотрит, точно видит все твои внутренности насквозь. Отдает тебе бланк с результатом анализа и тянет руку к коробке со склянками – в твоем детстве была такая игра, «угадай-ка», – в этих скляночках образцы и пробы.

– Этот образец вы должны еще отнести в центральную лабораторию.

Держа в руках склянку и листок анализа, ты направляешься к выходу из медицинского центра. К врачу сегодня идти уже нет сил. Тебе подарили еще один день, так пользуйся им. И лучше всего сейчас пойти домой. Лишь рядом с твоей женой ты забудешь о всяких анализах.

На улице ты чувствуешь между собой и прохожими пугающую дистанцию. Обычное обследование, а чего только оно ни сделает с человеческой жизнью! Как знать? Может, многие из тех, мимо кого ты сейчас идешь, носят в своих телах некую весть, а вестей от нее не получили. Твое отличие от них в том, что ты сдал анализы, а они нет. И у тебя есть жена, хозяйка, а у них…

Вставляешь ключ и открываешь дверь. Спуститься на четыре ступеньки, и вот ты дома, в собственном пространстве, полном знакомых запахов, привычных звуков, любимой энергетики, особенно в кухне, в которой самые пахучие пряности не могут уничтожить запаха твоей хозяйки. Ее жизнь, во всей величине измерений, проходит в этой крохотной кухоньке.

Переодеваешься и растягиваешься на диване. Жена входит со стаканом чая.

– Ну что там?

– Ничего. Получил результаты… Завтра покажу врачу.

Хозяйка возвращается в кухню, а ты начинаешь пить чай, как вдруг та же боль, что и в тот недавний день, неожиданно бьет в твое плечо и шею; боль такая уверенная и глубокая, что у тебя перехватывает дыхание. Расслабившись на диване, ты ни о чем не думаешь, лишь ждешь, пока боль понемногу уляжется… И вдруг ты летишь в глубину какой-то темной пропасти.

Голос жены вырывает тебя из дремоты. Ужин готов. Ты медленно жуешь в молчании. Хозяйка тоже молчит. Наверняка ваш сын, Каве, снова что-то отчебучил…

Только вы поужинали – звонок телефона. Это Марьям, жена Каве. Ты не в силах слушать ее жалобы и заморочки, отходишь и садишься на свое всегдашнее место на диване, включаешь телевизор. Девушки разминаются на берегу моря. Улыбчивые и свежие, высокие и хорошо сложенные, вот они идут прямо на тебя. Хозяйка выходит из кухни с чаем на подносе.

– Иншалла, всё обойдется…

– Дай-то Бог!

Вокруг жениных губ – пушок, точно халвой обметало. Девушки, которые сейчас, в солнечных лучах, кажутся еще более длиннотелыми, неожиданно поворачивают к тебе свои пронизанные росой спины и бегут в море, всё дальше и дальше…

Ханум ханума вышла к бассейну женской половины для омовения. Эту процедуру она всегда проделывала с таким трепетом, точно кокетничала с водой. Прежде всего, как кошка, которая собирается ловить рыбу и трогает лапой воду, она опускала в бассейн пальцы, ломая границу сухого и мокрого. Потом воду зачерпывала ладошками и тщательно мыла руки от сгибов локтей и ниже, следя, чтобы на каждую клеточку грешного тела попала влага. Плескала на лицо, ожидая, пока вода впитается в ее морщинистую кожу, напоминающую кожаный переплет книги воспоминаний Большого шазде… Давненько ее шазде даже не смотрел на эту кожу.

…Уже много лет Ханум ханума жила в одной из комнат женской половины отдельно от старого князя – от шазде. Она не была домоседкой: обожала ходить в гости. Надевала выходную одежду – чадру и шаровары – и пускалась в путь: с обеда на обед, с одного религиозного собрания на другое. Проследить ее маршрут легко можно было бы по траурным слезам, ею пролитым. Насколько Ханум ханума была молчаливой и сдержанной, настолько же ее невестка Таджи – говорливой и острой на язык. А отношения между ними были прекрасными. А вот с женой внука – тегеранской девицей – контакта не было никакого.

Для смачивания ног Ханум ханума сняла туфли – и вдруг увидела Полосатку, как раз возле отделения бассейна для мытья ног. Кошка стояла и смотрела на нее со своим всегдашним требовательным выражением. Ханум ханума не растерялась и осторожно отошла назад. Она знала, что, если брызги омовения перед намазом попадут на кошку, то на руках выскочат бородавки.

– Уходи… Нехорошее, грязное животное!

Полосатка не пошевелилась. Так же стояла и смотрела на два шарика ее старых глаз, и сверкание кошачьего взгляда вдруг пронзило ее насквозь. Кошачий взгляд был настолько человеческим, что Ханум ханума несколько раз прошептала «Бисмилля» и торопливо ушла в свою комнату. А назавтра после этого дня «они» – нечистая сила – как раз и начали свою работу!

Опять звонит телефон. Твоя жена снимает трубку: на проводе Марьям. Сообщает, что договаривалась с Каве, чтобы он приехал домой пораньше и отвез Баран[9] к врачу; но Каве до сих пор нет, и мобильник его не отвечает. Как только у этой женщины возникает проблема, она тут же звонит вам. Это вина твоей хозяйки: она ее избаловала. А ведь в семье муж и жена сами должны решать свои проблемы. Или как: едва что-то произойдет, хватать мегафон и сообщать всему свету? Вы свои двадцать пять лет отмучились с Каве, и мало вам не показалось, а теперь мучиться с его женой?

Ты переключаешь спутниковый канал. Муравьи на экране телевизора бегают туда и сюда. Диктор говорит, что муравьи…

– Марьям звонила. Они договаривались с Каве…

– Я слышал.

Жена не продолжает: не хочет усугублять твое состояние. Сердцу твоему это не полезно. Муравьи-работники группками, одна группка за другой, тащат в муравейник съестные припасы. Но к муравейнику приближаются несколько термитов-хищников, вышедших на охоту. Начинается страшная суета, и муравьи сумасшедше крутятся друг вокруг друга и обмениваются разведданными. Очень скоро из-под земли появляются несколько бойцовых муравьев, чтобы отбить атаку термитов-хищников. Они знают, что если хотя бы один из нападающих останется в живых, он принесет весть в свою колонию, и тогда термиты нахлынут на них как сель и отнимут их пищевые припасы, разграбят их генофонд – питомник детенышей. Даже матку похитят и никого не оставят в живых.

…Схватка с термитами закончилась победой оборонявшихся, однако один термит сумел удрать. После его бегства муравьи-солдаты принимаются за дело: стучат своими большими головами о стенку муравейника, этакой азбукой Морзе посылая сигнал тревоги. Почти мгновенно появляется большое количество рабочих муравьев, и они хлопочут вокруг входов в муравейник. Из пыли и собственной слюны они делают клейкую глину и быстро залепляют ею входные отверстия, и сами исчезают в этих подземных коридорах, в их непроницаемой тьме.

Султан-Али поднялся утром рано и направился в туалет, и вдруг нога его поехала по какой-то гадости, и он хлопнулся на землю. Счастье его, что головой не о бортик бассейна, иначе – конец бы ему. «Те самые» – «они» – облегчились прямо здесь: тепленьким, свеженьким, да в каком количестве!

Султан-Али, пока никто не увидел, быстренько убрал и замыл следы и большого значения этому не придал. Подумаешь, кого-то прихватило среди ночи, не успел добежать до уборной, ну и… Допустим, какая-нибудь «баба-яга» из двух… Хотя нет, эти высохшие старушки таких куч не наделали бы!

На следующее утро громовой крик заставил всех сбежаться ко входу в женскую половину. Шазде стоял на крыльце и трясся от ярости. «Их» роза красовалась прямо перед входной дверью – и опять тепленькая, еще дышащая, и каких размеров!

– Вай, как жалко мне того, кто совершил эту мерзость! – кричал шазде. – Я его так накажу, что даже куры-наседки прибегут смотреть!

– Аллах свидетель, – заявила Ханум ханума, – как только появилась эта кошка с дурным глазом, так и начались нехорошие события!

– Ханум-джан, – возразила ей Таджи, – но ведь кошка не могла, как бы это помягче выразиться…