и охотиться на живых. Значит, в такие вот тюрьмы исчадия Тьмы помещают свою добычу, на поживу черной плесени. Которая не то, чем кажется.
Раньше сеньора-инквизитор запытала бы любого за подобные еретические гипотезы, но теперь ей самой не оставалось ничего иного, как предположить, что законы природы в мире демонов так отличаются от законов смертного мира, что диавол вынужден самым богомерзким образом переиначивать тела и души людей, чтобы они смогли существовать в Бездне.
* * *
Брат Алонсо лишь на час пережил последний допрос Рогатого.
Доминике показалось, что на этот раз юродивый еретик чуть более в своем уме, чем ранее; и что он стал более адекватно отвечать на «форсирующие действия» дознавателей. Во всяком случае, он делал явные попытки отстраниться от раскаленного железа, а выбитые суставы причиняли ему явный дискомфорт. Сквозь блаженную пелену в его глазах начали проступать искры беспокойства.
Это воодушевило инквизиторов. Они принялись за дело с удвоенным усердием. Доминике поминутно приходилось напоминать им об осторожности. В конце концов брат Алонсо ткнул горячим прутом в роговой вырост на лбу арестованного. Мгновенно будто грянул над головой гигантский колокол; оглушенные инквизиторы упали на пол подвала. Доминика пришла в себя одной из первых. Что она чувствовала — не запомнила. Или не хотела вспоминать. Все плыло перед глазами, как после удара по голове. Другие чувствовали себя еще хуже. Брат же Алонсо, обгадившись, пускал пузыри, бессмысленно уставившись в потолок. Пришедшие в себя инквизиторы долго пытались его растормошить, но дух бедного Алонсо будто бы уже покинул тело, оставив умирающую оболочку.
Удивила Доминику реакция Рогатого. Взгляд его прояснился, вид же арестованный имел самый удрученный, будто он был искренне опечален произошедшим с Алонсо. Приказав подчиненным снять его с дыбы и привести в порядок, сеньора-инквизитор попробовала — пока горячо! — расспросить Рогатого. Но тот бормотал нечто бессвязное, и Доминика различила лишь «не хочу убивать», «безжалостная благодать», «никто не выдержит».
Делать было нечего. На следующее утро отряд собрался в дорогу, унося с собой двух арестованных и завернутое в саван тело брата Алонсо. Пересекающиеся рассказы допрошенных да свидетельства необычной смертоубийственной силы Рогатого — уже неплохой материал, повод не считать миссию провальной. Дома в дело вступят дознаватели поопытнее.
Но этим планам не суждено было сбыться. Путь отряда пролегал мимо Кратера — по-другому здесь не пройдешь. Страшный лес — бывшая дорога дьявольских армий — сам по себе был крайне неприятным местом. Сейчас же его заволокли тучи пепла и эманации адских врат. Отряд был вынужден продвигаться медленно, дабы не пропустить во мгле вехи и не сбиться с пути. Возможно, это промедление и стало роковым. Или им просто не повезло под покровом пепла попасться вышедшей из Кратера Охоте.
Никакого боя не было. Просто в какой-то момент земля задрожала, а туча пепла поблизости вдруг облеклась плотью — широким боком Бегемота, из разверстых щелей в каковом неуловимыми тенями выскакивали и мгновенно растворялись во мгле крылатые абиссали. Инквизиторы едва успели сомкнуть строй и обнажить оружие — и тут же тело Доминики стало легким-легким, а из груди вырос зазубренный коготь летающей твари.
Так закончилось земное бытие сеньоры-инквизитора.
* * *
Доминика вскарабкалась к окошку и позвала Рогатого. Она готовилась звать долго, но сразу же получила ответ.
— Сеньора? Я слушаю, — донесся негромкий, но ясный голос.
— Ты понимаешь меня? Я хочу спросить, — сказала она, с беспокойством прислушиваясь: как бы в разговор не влез бандит Энрике.
— Спрашивайте, — так долго Рогатый еще никогда не поддерживал осмысленный разговор.
Похоже, подумала Доминика, чем больше времени проходит после катастрофы, тем больше проясняется его ум.
— Ты нашел ангела? Откуда у тебя рог?
— Да. Да. Рог? Разве я не говорил? — ответил Рогатый. — Благодать страшнее Тьмы, в каком-то смысле. Ни одна душа не вынесет ее испепеляющий свет без урона. Спутанность мышления, горькая тоска по всему хорошему и стыд за себя. Но одновременно — и радостное чувство, будто у меня есть возможность очиститься от зла. Вот что я почувствовал, пока все вокруг умирали или превращались в дураков.
— Это и было Нисхождение? Ты нашел ангела или нет?
— …ужасное и прекрасное создание, бесконечно опечаленное своим бессилием помочь людям, — говорил Рогатый. — Я коснулся его.
— И что было дальше? — спросила Доминика.
— Не знаю.
— А рог?
— Это не рог. Это перо с Его крыла, — отвечал Рогатый. — Не спрашивайте. Я просто знаю.
— Так значит… — кошмарное подозрение появилось у Доминики. — Брат Алонсо умер, потому что его озарила… благодать?
— Я не хотел.
Только теперь Доминика поняла, что все это время слышит и Энрике. У того «репертуар» не изменился, но голос его стал тих, сух, бессилен — на его фоне она хорошо различала даже негромкий голос Рогатого. Вот и славненько.
Она слезла вниз. Все, что рассказал ей Рогатый было непростительной ересью. Но ведь и все, что она увидела и почувствовала с тех пор, как попала в Кратер, было ересью. Святая Инквизиция обрекла бы ее на смерть за сам рассказ о ее пребывании в Кратере! За пределами Доктрины нет истины — вот и весь сказ. Но если Доктрина вступает в противоречие с ее, Доминики, опытом — то и рассказ Рогатого может быть правдой?
Некоторое время она колебалась. Не стоит ли ей отказаться от собственного опыта, смежить веки, закрыться и предаться истовым молитвам, в надежде на то, что Господь увидит ее непоколебимую веру и спасет?
А плесень тем временем будет подбираться все ближе к ней…
В конце концов, она никогда не была теологом. Она была солдатом. А солдат имеет дело с тем, что видит — и действует сообразно. Если здесь — в преддверии Ада! — есть святое оружие, то ей надлежит пойти на любые жертвы, дабы обрести его. Подумать только, ангельское перо, впечатанное в лоб глупого послушника — прямо здесь, под носом у тварей тьмы!
Единожды решив, она принялась за дело без промедления.
У нее ушли целые дни на то, чтобы определить порцию плесени, не слишком угрожающую приступами кошмаров, но имеющую полезное ей последействие. Она втирала в десны небольшой клочок, пережидала кошмар, а потом принималась за работу. Со временем она научилась угадывать порцию все лучше и лучше.
Мизинцем на левой руке она решила пожертвовать. Именно им она резала камень во время последействия плесени. Вскоре палец усох, окостенел, окаменел. К тому времени она вырезала из камня нож — увесистый четырехфунтовый тесак. Заточить его о каменные стены оказалось невероятно сложно — просто не было достаточно ровного