Читать интересную книгу Катаясь на пуле - Стивен Кинг

- Я отвезу тебя туда! Обязательно отвезу! О Ральфе забудь! Черт с ним! Только скажи, и я отвезу!

Я хотел побыстрее попасть в больницу к маме, но мысль о том, что придется еще двадцать миль нюхать мочу и щуриться от мигания фар встречных автомобилей, не радовала. Да еще я представил себе, как старый "додж" будет вилять по четырем полосам движения на Лисбон-стрит. Но решающую роль сыграл сам старик. Не хотел я смотреть, как он то и дело цапает свою промежность, не хотел слушать голос, похожий на скрежет битого стекла.

- Да нет же, спасибо, я обойдусь, - ответил я. - А вы поезжайте к брату, - я открыл дверцу, и тут случилось то, чего я боялся, он протянул руку и его корявые старческие пальцы сжались на моем предплечье. Этими самыми пальцами он хватал себя за промежность.

- Ты только скажи! - в хриплом голосе слышались доверительные нотки. Пальцы сильно сжимали руку. - Я довезу тебя до самой больницы! Да! И неважно, что я никогда раньше не видел тебя, а ты - меня! Совершенно не важно! Я довезу тебя... до самой больницы!

- Все нормально, я и сам доберусь, - я с трудом подавил желание выскочить из кабины, оставив в пальцах старика клок рубашки, если бы по-другому освободиться не удалось. Меня словно утягивало на дно. Я думал, стоит мне двинуться, пальцы сожмутся еще сильнее, он даже ухватит меня за горло, но этого не произошло. Пальцы разжались, а потом, когда я поставил ногу на тротуар, и вовсе соскользнули с моего предплечья. И я спросил себя, так обычно бывает, когда иррациональная паника отпускает тебя, а чего я, собственно так испугался. Обычный старик в обычном, пусть и пахнущем мочой старом "додже", разочарованный тем, что на его великодушное предложение ответили отказом. Обычный старик, которому мешал жить неудобный грыжевой бандаж. Чего, скажите на милость, я испугался?

- Спасибо, что подвезли меня, и я вам очень признателен за ваше предложение, - я улыбнулся. - Но я могу пойти туда, - я указал на Плизант-стрит, - и быстро поймаю другую машину.

Он несколько секунд помолчал, потом кивнул, вздохнул.

- Да, это самая короткая дорога. Лови машину, как только выйдешь из города, в городе тебя никто подсаживать не будет, никому не хочется тормозить, чтобы услышать, как сзади недовольно гудят.

Тут он не ошибался. Пытаться остановить машину в городе, даже в таком маленьком, как Гейтс-Фоллс, не имело смысла. Должно быть, в свое время он действительно часто ездил автостопом.

- Но, сынок, это твое последнее слово? Знаешь поговорку о синице в руке?

Я замялся. Насчет синицы в руке он говорил не зря. Где-то миле к западу от мигающего светофора Плизант-стрит становилась Ридж-роуд, а последняя, попетляв по лесам пятнадцать миль, вливалась в шоссе 196 на окраине Льюистона. Уже стемнело, а ночью ловить попутку всегда труднее: когда свет фар выхватывает тебя из темноты на сельской дороге, ты выглядишь беглецом из Уиндхэмской колонии для малолетних преступников, пусть волосы у тебя аккуратно причесаны, а рубашка заправлена в брюки. Но я больше не хотел ехать со стариком. Даже теперь, благополучно выбравшись из его "доджа" на тротуар, от него у меня по коже бежали мурашки. Может, причина заключалась в его голосе, привычке заканчивать каждую фразу восклицанием. А кроме того, мне всегда везло с попутками.

- Да. Еще раз позвольте поблагодарить вас. Правда, я вам очень признателен.

- Всегда готов помочь, сынок. Всегда готов. Моя жена... - он замолчал, и я увидел, как из уголков глаз потекли слезы. Я вновь поблагодарил его и захлопнул дверцу, прежде чем он успел сказать что-то еще.

Я торопливо пересек улицу, моя тень появлялась и исчезала в мигающем свете. На другой стороне остановился, оглянулся. "Додж" стоял на прежнем месте, около магазина "Прохладительные напитки и фрукты". Мигающий светофор и фонарь, стоящий в двадцати футах, позволяли видеть старика, нависшего над рулем. Мелькнула мысль о том, что он умер, я убил его, отказавшись принять предложенную помощь.

Потом из-за угла появился автомобиль и водитель переключил ближний свет на дальний, а потом снова на ближний. На этот раз старик понял, чего от него хотят, дальний свет "доджа" сменился ближним, и мне стало ясно, что он жив. А мгновением позже он тронул "додж" с места и вскоре скрылся за углом. Я проводил его взглядом, потом посмотрел на луну. Она уже начала терять оранжевую пухлость, но в ней оставалось что-то зловещее. Я вдруг подумал, что никогда не слышал о том, будто можно загадывать желания, глядя на луну. На падающую звезду - да, но не на луну. И мне очень уж захотелось забрать желание назад. Темнота сгущалась, я стоял на перекрестке, а из головы не выходила та самая истории об обезьяньей лапке.

Я шагал по Плизант-стрит, поднимал руку с оттопыренным большим пальцем, но автомобили проскакивали мимо, не снижая скорости. Поначалу с обеих сторон дорогу поджимали дома и магазины, потом тротуар закончился и надвинулись деревья, молчаливо требуя возвращения отнятой у них территории. Всякий раз, когда дорогу заливал свет, бросая вперед мою тень, я оборачивался, выбрасывал вперед и вверх руку и растягивал губы в лучезарной улыбке. И всякий раз автомобиль, шурша шинами по асфальту, проезжал мимо, не притормаживая. Однажды кто-то прокричал: "Найди работу, бездельник", - и следом донесся смех.

Я не боялся темноты, тогда не боялся, но у меня возникли опасения, а не допустил ли я ошибку, отказавшись от предложения старика довезти меня до больницы. Я мог бы соорудить плакатик: "ПОДВЕЗИТЕ, БОЛЬНА МАТЬ", - прежде чем выходить из дома, но сомневался, что он мог мне помочь. В конце концов, любой псих мог запастись таким плакатиком.

Я шагал и шагал по мягкой обочине, поднимая кроссовками фонтанчики пыли, вслушиваясь в ночь: лай собаки, очень далеко, уханье филина, гораздо ближе, шелест ветра в кронах деревьев. Небо заливал свет луны, но ее саму я не видел: высокие деревья скрывали ее от моих глаз.

После того, как Гейтс-Фоллс остался позади, машины обгоняли меня все реже. С каждой проходящей минутой я все яснее осознавал глупость принятого решения отказаться от помощи старика. Я начал представлять себе маму, лежащую на больничной койке, с застывшим лицом, держащуюся за ускользающую жизнь лишь желанием в последний раз повидаться со мной, не знающую, что я не успеваю застать ее в живых не по самой веской причине. Только потому, что мне не понравился пронзительный голос старика и запах мочи в кабине его "доджа".

Я поднялся на крутой холм и на вершине вновь увидел луну. По правую руку деревья уступили место небольшому кладбищу. В бледном свете блестели надгробные камни. Что-то маленькое и темное притаилось за одним из них, наблюдая за мой. Из любопытства я подошел ближе. Темное шевельнулось, на поверку оказавшись сурком. Его красные глазки с упреком посмотрели на меня, и сурок исчез в высокой траве. Внезапно я понял, что очень устал, едва стою на ногах. После звонка миссис Маккарди, пятью часами раньше, я держался на чистом адреналине, а теперь он иссяк. Но кроме минусов, в этом были и плюсы: пусть и на время, но исчезло ощущение жуткого цейтнота. Я принял решение, остановил свой выбор на Ридж-роуд, а не на шоссе 68, и не имело смысла корить себя за это. Сделанного не вернешь, после драки кулаками не машут, как иногда говорила моя мать. Поговорки частенько слетали с ее языка, и обычно приходились к месту. Во всяком случае, эта меня как-то сразу успокоила. Если она умрет до того, как я попаду в больницу, значит, такова воля Божья. Но, скорее всего, она не умрет. По словам миссис Маккарди, доктор сказал, что все не так плохо. И миссис Маккарди сказала, что моя мама - еще молодая женщина. Полноватая, конечно, и заядлая курильщица, но еще молодая.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});