на полуслове и отступила назад. Ее большие карие глаза расширились, а щеки залила краска.
– Ваш член не… – перешла она на шепот. – Вы же совершенно голый.
– Как вы внимательны, – холодно заметил я. – Так что же вам надо?
Ее глаза не отрывались от моего члена еще несколько секунд, после чего она откашлялась: – Я доктор Кокс из отдела кадров «Элитных перелетов».
– Я в курсе.
– Я знаю, что в эти выходные вы совершаете свой последний перелет в компании «Фирменный полет», но ввиду того, что «Фирменный» и «Элитные» с ближайшего понедельника становятся одной компанией, вам необходимо заполнить некоторые формы документов, – сказала она. – У вас было для этого десять месяцев, и вы – единственный пилот, который так и не представил свои личные данные. Мало того, я уверена, что мы сообщили вам, что специально летим в Даллас, где у вас стыковка, только для того, чтобы сделать это, мистер Вестон. Мы прилетели сюда из-за вас и все это время ждем вас в комнате для совещаний. Что, вы умрете, если отнесетесь к этому всерьез?
– Я отнесусь к вам всерьез, когда вы поймете, что глаза у меня тут, наверху.
Она снова покраснела, задохнулась от возмущения и наконец посмотрела мне в лицо.
– Мы просили вас спуститься вниз к семи часам.
– А я сказал, что буду там в восемь.
– Ну, сейчас семь тридцать, – сказала она, взглянув на часы, – и причина, по которой мы хотим, чтобы вы присоединились к нам часом раньше, состоит в том, что мы решили дать вам время ознакомиться с нашей новой политикой. И мы настаивали…
– Нет, вы предложили. Это два совершенно разных термина, предполагающих абсолютно различные толкования.
– Полагаю, что к списку ваших уникальных профессиональных качеств можно добавить «ходячий словарь», – закатила она глаза. – В следующий раз, посылая вам имейл, я буду аккуратнее относиться к формулировкам.
– Это ваша обязанность.
– Так мы увидим вас внизу в восемь?
– В восемь тридцать. Кое-кто помешал мне принимать душ со своей ерундой, и я должен восполнить потерянное время.
– Мистер Вестон, богом клянусь, если вы не спуститесь через час, я предложу своему начальству собрать документы и улететь. И обещаю вам, что эти выходные станут последними, когда ваша нога ступит на борт, принадлежащий нашей компании.
– Я не любитель пустых угроз, но для записи слово «настаивать» в этом предложении гораздо было бы уместнее. Я приду, когда приму чертов душ. – И я захлопнул дверь прежде, чем она успела сказать что-то еще.
Я снова прошел через спальню, подобрав по пути несколько оберток от презервативов и кинув их в мусор. Затем я вытащил из шкафа свою пилотскую фуражку и голубую форму и выложил на кровать.
Я больше десяти лет отработал в приличных авиакомпаниях и более чем заслужил те четыре золотые полоски, что украшали мои погоны, и я был искренне уверен, что проведу остаток своей карьеры, совершая полеты для любимого «Фирменного полета». Но тут «Элитные перелеты» стали перевозчиком номер один в стране, со своим подходом: «Давайте украдем все, чем была Pan Am в свои непревзойденные дни, и выставим это чем-то новым», и я понял, что они найдут способ выкупить мою любимую авиакомпанию. Так же, как перекупили множество прочих.
Я поднял с прикроватной тумбочки телефон, надеясь увидеть там письмо о приеме на работу от одной из тех чартерных компаний, куда разослал на прошлой неделе свои заявления, но там было пусто. Только сообщение от Эмили, женщины, с которой я трахался.
Она была записана у меня как «Даллас-Эмили», сначала город, потом имя. Так я не перепутаю ее с «Сан-Фран-Эмили» или «Вегас-Эмили». Таким образом я вел учет всех женщин, с которыми спал в разных городах.
Даллас-Эмили: Я не оставляла у тебя свои сережки?
Дж. Вестон: Оставляла. Я позвонил на ресепшн, чтобы их забрали. Можешь получить их там в любое удобное время.
Даллас-Эмили: Джейк, ты мог бы просто сказать, что я их забыла…
Дж. Вестон: Ну вот я и сказал.
Даллас-Эмили: Ну ты же понял, что я имела в виду. Может быть, я нарочно их оставила, потому что хотела вернуться поговорить с тобой.
Дж. Вестон: Именно поэтому я и передал их на ресепшн.
Даллас-Эмили: Можно, я что-то спрошу? Мне надо что-то сказать.
Дж. Вестон: Я не могу запретить тебе слать сообщения.
Даллас-Эмили: Когда мы опять встретимся, не мог бы ты начать вечер с каких-нибудь других слов, кроме «встань на колени» или «открой рот».
Дж. Вестон: Я не против сказать «привет» из этой позиции.
Даллас-Эмили: Джейк, я не об этом! Я хочу сказать, между нами что-то есть… Что-то настоящее… И я…
Дж. Вестон: Твои многоточия что-то значат, или ты издеваешься над грамматикой чисто для удовольствия?
Даллас-Эмили: Джейк, я хочу от тебя большего. Большего для нас обоих.
Дж. Вестон: Еще больше траханья?
Даллас-Эмили: Больше ТЕБЯ. Ты мне ОЧЕНЬ нравишься, и я знаю, что с твоей работой ты одинок (как и я), и я чувствую, что между нами существует настоящая связь.
Дж. Вестон: Между нами есть связь, Эмили.
Даллас-Эмили: Если это не так, то почему же, когда ты прилетал последний раз, мы говорили ЧАСАМИ и ты повел меня на этот шикарный ужин?
Дж. Вестон: Мы говорили двадцать минут, и я купил тебе гамбургер.
Даллас-Эмили: Это то же самое. Каждый раз, когда мы встречаемся, даже если всего пару раз в месяц, я чувствую нечто, и я знаю, ты тоже. Я думаю, если мы начнем настоящие отношения, нам будет хорошо вместе. Что скажешь?
Я выключил телефон, решив заблокировать ее позднее. В Далласе масса других вариантов, множество женщин, которым не надо было от меня ничего больше, чем перетрах и короткий, незначительный треп. Только прочитав слово «связь», я уже понял,