Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часть II
Туман плывет,ревнивоогибаяеще горючийкустрябины пленной…ах, в городетвоемнавекиосень,оранжевыекудриновой стынио гиблых снах…
5Я именем тебя или названьемне потревожу, память бередя —пускай другие на слезах дождяо встречах забавляются гаданьем.Меня ж почтило лето назиданьемискать свои приметы загодя —в стихах и письмах строки находя,звучащие далеким предсказаньем.Но в чем последний искус, в чем испуг?на символе каком сомкнется круг?мелькают предо мной в потоке днеймашины, шины… Горные вершины…а может, просто – веточку крушинызапечатлею в памяти моей.
6Запечатлею в памяти моей,как будто в амбразуре сновиденья —пальбу войны в зеленом отдаленьеи взмыленные крупы лошадей.А сердца стук больней-больней-больней,предчувствую последнее сраженье,и вот он, взрыв!.. Немое пробужденье,и лица озаренные друзей.В который раз – смертельное рожденье!но вслед за тем я слышу мертвых пенье:о сколько их погибло в миг борьбы!когда тебя на копьях пронесут,не предрешит, мой Стих, твоей судьбыни суд друзей моих, ни высший суд.
7Ни высший суд, грядущий от веков,ни суд мирской, творящий преткновенья,не усмирят неясного волненьяпод парусом вдали от берегов.Земля пылает в Зареве Снегов,занявшихся от ветра дуновенья —Стихия дня! Приливом вдохновенья!рисует Риск! – расплавленных оков…Рискованны пути в моря наитий,и между окровеньем и отплытьемалеет кровь в уключине ладьи;Но не страшусь! Упиться притязаньем, —и пусть его усердие судьизаведомо не освятит признаньем.
8Заведомо не освятит признаньеммои права, неясные, как сон,моих сомнений разноцветный сонм —твой резкий взгляд, отточенный вниманьем.Но гаммой вздохов, в унисон ворчанью —два тона, полутон и снова тон —до времени смирить свой вещий стонсоната и сонет верны призванью.Что может быть естественней в роду,чем пребывать со временем в ладу?пока мои скворцы не прилетели —я буду грезить прошлому вослед;ты скажешь: непростительно без цели —но что мне в том, простишь ты или нет.
Часть III
О гиблых снах, осумрачнойтеснине прошедших вдольеще не отворенныхкровавых кладовыхлепнины старой;еще?навесы вечныхистинЛАГ’а,пылающаялестница Зари;еще? – ах, в городе твоем —не я ли?
9Но что мне в том, простишь ты или нетосенним дням туманное горенье,и музыки тревожное паренье,и памяти неистовый балет?Вот в вихре улиц мчит кабриолет —наперерез ветрам и треволненьями осенен невидимым знаменьемигрок, чей козырь – пиковый валет!О, пиковая масть! О, воронаячетверка! Осень – без конца и края!червонным золотом обрызган пируэтдождя на площади, и под туманной сеньюкружится в торжестве освобожденьяОгонь Летящий Через Бездны Лет!
10Огонь, летящий через бездны летна эти опустевшие поляны,окутанные маревом туманным,тебе – мое родство и мой привет!Не мной столь вдохновенно был воспетваш нежный лик, сомнительный и странный,ваш томный стан, пришелец чужестранный —иных времен романтик и поэт!Но облик тот хранит хмельная Осеньв златых кудрях берез, с очами в просиньи в тонких, гибких линиях ветвей;как вдруг, не помышляя о преграде,луч Солнца вспыхнул! – прямо у корней,сжигающий и листья, и тетради.
11Сжигающий и листья, и тетради —повремени сводить концы на нет,перелистни страницы дальних лет,мелькающих, как лица на параде.Еще и запах вихрем не украден,еще звучит под Солнцем Неба цвет,еще струится первозданный светпоэзии в неконченной балладе.О живопись и звукопись времен,истекших кровью боевых знаменловлю твои звучанья и значенья;Бушует ветер на пустом юру,и охраняя Памяти свеченья,я разложу костер мой на ветру.
Часть IV
Не я ли твой предел…еще?реченийвенчальнонеотъемлемойотчизны,истекшей страхомна излете мысли;ах,лунным светоместестваглаголакасаясь сущности;еще?
12Я разложу костер мой на ветруи тихо поведу с Огнем беседу,и мысленно, по огненному следу,восстановлю недетскую Игру:Гори-гори, Огонь, мой ясный друг!язык твой вещий уподоблю бреду —высокому, как Сполох, как… ПОБЕДА! —на миг все прояснившая вокруг.Погиб поэт! – и жалуется летона то, что смерть поэта столь нелепа,и дым, как саван, стелется окрест;но смерти вопреки, но жизни радисреди берез – не вдов и не невест —сегодня Осень в свадебном наряде.
13Сегодня Осень в свадебном наряде,на ней багрец и золото горит,яснее утра Зарево ланит,и глубина бездонная во взгляде.Но не к лицу ручьящейся наядеубор столь пышный и степенный вид —звенит волшебный голос и струитлучей прозрачных огненные пряди.О Лореляй! О призрак на путипловца! Пока не поздно – отпусти,останови зловещее мгновенье!..последние усилья соберуи – обогну тот камень преткновенья;а завтра, может статься, я умру.
14А завтра, может статься, я умру.не то чтоб мнилось смерти приближенье,но где-то же настигнет на мирупоследнее души преображенье.Одолевая времени круженье,мы все гостили на хмельном пирусозвездий, – но ни кисти, ни перуне превозмочь земное притяженье.Пусть так! Но живы ветры на земле,и не уснут костры в сырой золе,но вечно будут жечь своим сияньем;И Музыки Стихия не умрет,покуда над землей – из года в год —горит Октябрь любви воспоминаньем.
Магистраль
Горит Октябрь любви воспоминаньемВ тумане дней и шорохе ночей,И чистый Голос, явственно Ничей —Манит меня последним упованьем.Я именем Тебя или названьемЗапечатлею в памяти моей —Ни высший суд, ни суд моих друзейЗаведомо не освятит признаньем.Но что мне в том, простишь ты или нетОгонь, летящий через бездны лет,Сжигающий и листья, и тетради?Я разложу костер мой на ветру:Сегодня Осень в свадебном наряде,А завтра, может статься, я умру.
Еще…Дай дани дали в длани отворенной!Исторгни сути,НежноОзаренной,Восторженное пламя новизны!Еще?РаспевуЦарственныхУспенийВоскресен ход:СПАСИ!Еще?Х р а н и.
Полярный пирс
…Как бухта? Постепенно застывает? Иль до сих пор там слышен трапа скрип, когда корабль извергает трюмом на свежий воздух тени бывших жизней?
А может быть, затихло все в природе, и Магадана нет уже во мгле… и вихрь сдул и бухту, и дома… и все, что было, растворилось в Лете… – а впрочем, все – слова, слова, слова…
Виктор Павленков, г. Бостон, из письмаЧетвертый день стоит моя погода у морябез движенья… Светит ярко,слепит глаза, макушку напекает и шепчет:«Лето, лето разгорелось, ты слышишь? —Слышу. – Видишь? – Вижу: лето…» —но куртки не снимаю. Жалко. Лень.
На бугорке у школы номер три трава зеленая пробиласьвозле серой, пожухлой, прошлогодней…И отворились худенькие глазки всех прошлых лет —желтеют молчаливо, мерцают неизбывно…Меж их ресниц снуют и копошатся плеяды мух и мошек,совершая телодвижения и перелеты…
Плешивый пес нагаевский[1] приплелся и сипло задышалнезлобной пастью, блестяна солнце влажными очами, – нюхнул траву – и дальшезатрусил вдоль улицы,покато льнущей к морю.
У моря утром выводок школярский художников:воткнули табуреткив песок, еще упругий по отливу,и зябликами зяблыми расселись,сгруппировались:нюхают волну.
Медуз останки в чешуе медовой морской капусты,брошенной на берегхолодной кистью утренней волны…В лучах от снега сопки марчеканской* —лилово-изумрудным переливом,янтарно-леденцовым мокрым блеском —на трапезу открытия сезона —влечет и мириады первозданных июньских мух,и взор освобожденный художника тюрьмы…
– Какой тюрьмы?– Излюбленной, мой друг.
Я и Наташа
1
– Если бы я была такая сильная, как буря,
я могла бы работать метелицей…
НаташаГод старый провожая за порог,встречаю новый, с грустью затаенной:зачем такой? – колючий и зеленый —на перекрестке улиц и тревог…Все вновь, как прежде – каждый бугорокдля детских ног вершина и отрада,а перелив хрустальный снегопада —как эхо дальних пушкинских дорог…
О праздник долга! Я опять не скрою,что где-то буря мглою небо кроет…от детской веры крепче и сильней,оберегая всех времен единство,из года в год труднее и больнейлюбовь к живым растет, как материнство.
2