'
Из книги
Die Niemandsrose
Роза никому
* * *
В них была земля, иони рыли.
Они рыли, и рыли, и такпроходил их день и их ночь. И они не хвалили бога,он, слыхали они, так хотел,он, слыхали они, это знал.
Они рыли и слыхом не слыхивали;не мудрели и песен не знали,не слагали наречия.Рыли.
И спустилось затишье, и сменилось бураном,и все моря пришли.Я и ты и червяк роем в грунте песчаном,и спетое скажет: роют.
О кто, о некто, никто, ты — куда же,если некуда было податься?О, ты роешь, я рою, я к тебе, и пусть нашекольцо пробудится на пальцах.
* * *
С вином и с потерянностью,с их убыванием:
я гнал верхом через снег, слышишь,я бога гнал вдаль — вблизь, он пел,последнейбыла эта езда черезчеловеко-плетни.
Они сгибались, когдаслышали нас над собой, иписали, иперевирали наше ржаниена одно изсвоих ображённых наречий.
* * *
У обеих рук, там,где у меня росли звёзды, всемнебесам далеки, близкивсем небесам:Какаятам явь! Какраскрывается мир перед нами, сквозьи через нас!
Ты там,где твой глаз, ты там,вверху, там,внизу, янайду выход.
О, эта блуждающая, пустая,гостеприимная середина. Отделившись,я выпаду на долю тебе, тына мою долю выпадешь, друг другувыпав из рук, мы видимнасквозь:
Однои то женаспотеряло, однои то женаспозабыло, однои то женас — —
* * *
Немые запахи осени. Астра, безнадлома, прошламежду родиной и бездной сквозьтвою память.
Чужая потерянность, ставфигурой, была рядом, и тыпочтижил.
Псалом
Кто нас вылепит снова из земли и из глины — никто,отпоёт наш прах.Никто.
Хвала тебе наша, Никто.Для тебя мыстанем цвести.Прямо напротивтебя.
Ничтобыли, есть мы и будем,и будем цвести:ничему, ни-кому роза.
Спестиком души светлейи пустынною тычинкой,с венчиком багровымот пурпурного слова, слово мы пелинад, о надтёрном.
Химия
Молчание, как варёное золото, вобугленныхруках.
Серый, большой,как любая потеря, близкийобраз сестры:
Все имена, все вместе со-жжённыеимена. Сколькозолы для благословения. Сколькообретённой землинадлёгкими, такими лёгкимикольцамидуш.
Большие. Серые. Бес-примесные.
Ты, тогда.Ты с бледной,раскушенной завязью.Ты в потоке вина.
(Не так ли — и насотпустил ход этих часов?Пусть,хорошо, что мимо умерло твоё слово.)
Молчанье, как варёное золото, вобугленных, обугленныхруках.Пальцы, тоньше дыма. Как венцы, венцы воздухана — —Большие. Серые. Следов неимущие.Цар-ские.
* * *
Это уже нетана время опущеннаяс тобою в твой частяжесть. Этадругая.Это вес, отстраняющий пустоту,что ушла бы стобой.У него, как у тебя, нет имени. Может быть,вы — одно. Может быть,и меня ты однажды назовёшьтак.
* * *
Тому, кто встал перед дверью, однаждывечером:емуя открыл своё слово —: явидел, как он засеменил к подменышу-полу-мерку, кбрату, рождённому в измаранномсапоге пехотинца,брату с кровавымбого-удом, кщебетуну.Рабби, проскрежетал я, раббиЛёв{10}:
Этомуобрежь слово,этомувпиши живоеНичто в душу,этомураздвинь дваувечных пальца в спаси-тельное благословение.Этому.
. . . . . . . . . . . .И захлопни дверь заката, рабби.
. . . . . . . . . . . .И распахни дверь рассвета, ра- —
Мандорла{11}
В миндалине — что ждёт в миндалине?Ничто.Ничто ждёт в миндалине.И ждёт там, и ждёт.
В ничто — кто ждёт там? Царь.Там царь ждёт, царь.И ждёт там, и ждёт.
Прядь у еврея не поседеет.
И твой глаз — куда ждёт твой глаз?Твой глаз у миндалины ждёт.Твой глаз, он ждёт у ничто.Ждёт у царя.И ждёт так, и ждёт.
Прядь людей не поседеет.Пустая миндалина царски синеет.
* * *
Прильнув щекой к Никому —к тебе, жизнь.К тебе, обретённая обрубкомруки.
Вы, пальцы.Далеко, в пути,на перекрёстках, нечасто,отдых наосвобождённых фалангах,напылевой подушке Однажды.
Одеревеневший сердечный запас:едва тлеющийлюбви, лампады служитель.
Малое пламя половинчатойлжи пока ещё есть в тойили этойскоротавшей в бессоннице ночь пóре,к которой вы прикасаетесь.
Наверху звон ключей,в дереведыханья над вами:последнееслово, на вас поглядевшее,теперь должно остаться и быть наедине.
. . . . . . . . . . . .Прильнув щекою к тебе, обрубкомруки обретённаяжизнь.
* * *
Двудомный{12}, ты вечен, ты не-обживаем. Потомумы строим и строим. И потомуоно продолжает стоять, этожалкое ложе, — под ливнемоно стоит.
Иди, любимая.То, что мы ляжем здесь,станет перегородкой —: Емутогда достанет себя самого, вдвойне.
Позволь ему, онстанет цел из половиныи сноважды половины. Мы,мы постель в ливне, дапридёт он и насухо нас переложит.
. . . . . . . . . . . .Он не придёт и насухо нас не переложит.
Le Menhir{13}
Растущаясерость камня.
Серый, без-глазый, ты, каменный взгляд, с тобой к намвышла земля в человеческом образена дорогах тёмно- и белопустынных,вечером, передтобой, расщелина неба.
Отвергнутое, свезённое погрузилосьза сердечную спину. Морскаямельница стала молоть.
Светлокрылая, ты висела, утром,между дроком и камнем,малая пяденица{14}.
Черны, цветафилактерий{15}, таковы были вы,вы, вторящиемолитве стручки{16}.
* * *
Что случилось? Камень из глыбы.Кто проснулся? Я и ты.Речь и речь. Со-звёзды. При-земли.Нищи. Открыты. Родны.
И куда ушло? В недозвучие.С камнем и нами ушло двумя.Сердце и сердце. Тяжко везучие.Тяжелее став. Легче живя.
Слог Боль
Легло в Твою руку:некое Ты, бессмертное,на котором пришло в себя целое Я. Вокругплыли бессловесные голоса, пустые формы, всёвступило в них, перемешалосьи отслоилось от смесии сновасмешалось.
И числа быливотканы вбесчисленность. Одно и тысяча ито, что шло перед и после,были больше себя, меньше, вы-зревшее иза- и рас —колдованное, превращённое впускающее ростки Никогда.
То, что было забыто, хваталосьза то, что нужно забыть, части земли, части сердцаплыли,тонули и плыли. У Колумбабез —временник в глазу, мать —цветок,он убил мачту и парус. Всё уходило в путь,
свободное,тянулось к открытиям,роза ветров отцветала, лепесткиопадали, мировой океанцвёл гроздьями, появлялся на свет, в чёрном светеросчерков диких штурвалов. В гробах,урнах, канопах{17}проснулись деткиЯшма, Агат, Аметист — народы,роды и племена{18}, слепое
Д а б у д е т
связалось взмееголовые свобод —снасти —: вузел(и пере- и противо- и много- и дважды- и ты-сячеузел), которымприплод хищных звёздс глазами мясопустных ночей считал в безднебук-, бук-, бук —вы, вы.