— Как, это вы, мой друг! Какой счастливый ветер занес вас к нам?
Г-н де Валантон пожимал руку г-ну Руасси, который чуть было не ответил, что приехал в Париж на похороны, но ощущение мирной роскоши и прочного благосостояния, вызываемое этим местом, пьяная улыбка маленькой вакханки и нежелание углубляться в печальные мысли заставили его произнести небрежно:
— Так, случайно… Небольшое дело…
— Отлично! Вы со мной позавтракаете? А как поживают в Онэ?
Г-н Руасси был удивлен вниманием г-на де Валантона.
— Очень хорошо, дорогой мой!
— Вы не привезли с собой дочь?
— Нет, я собрался быстро, внезапно.
— Вы знаете, что я уже больше года не видел ее! В ноябре месяце, когда вы приезжали, я был в Дофинэ с Бернаром. Он во что бы то ни стало хотел показать мне свои заводы… Это при моей-то нелюбви к путешествиям!.. Итак, Париж не соблазняет мадемуазель Жюльетту? Счастливый вы человек, у вас дочь красавица и умница!
Г-н Руасси скромно согласился.
— Ничего не поделаешь, дорогой мой, мы — деревенские жители. Она обожает Онэ.
— В таком случае она немного «пастушка», как говорили в старину!.. А, вы рассматриваете моего Клодиона? Знаете, он несколько напоминает мадемуазель Жюльетту/.. Лицом, разумеется!
И г-н де Валантон слегка повернул на цоколе очаровательное по тонкости произведение.
— Я купил эту вещицу на днях на выставке у Кальбэ. Она понравилась Бернару, а вы знаете мою слабость к этому большому мальчику. Да, я выискиваю все, что может сделать для него мой дом приятным, что может удержать его около меня, но это не удается мне в той мере, как бы хотелось. Я часто остаюсь один. Вот и сегодня Бернар отсутствует; он вернется в Париж только к ночи… Какая чудесная мысль пришла вам в голову — прийти ко мне позавтракать, дорогой Руасси!
Г-н Руасси в нерешительности разглядывал кончики своих ботинок.
Надевая их сегодня утром, он боялся, как бы они не оказались немного узкими и не жали. Теперь он рассматривал их сверху на своих ногах, которые они немного стесняли. В этой обуви ему придется взбираться по крутой лестнице квартиры Ренодье, оттуда идти до церкви Нотр-Дам-де-Виктуар, потом шагать по бесконечным улицам, ведущим к кладбищу Пер-Лашез. Там ему придется ходить по земле мертвых, вязкой, липнущей к подошвам и делающей их чересчур тяжелыми, чтобы шагать через могилы. И он ощутил некоторую лень при мысли о необходимости покинуть пушистый ковер, в котором тонули его каблуки и который, при его желании, протянется под его ногами вплоть до самой столовой, где его ждет покойное кресло перед хорошо сервированным столом. Что может быть лучше вкусных блюд и душистых вин для рассеянно-мрачных мыслей, которые ему снова напомнили о приближении часа похорон бедняги Ренодье?
Г-н де Валантон заметил нерешительность своего друга.
— Итак, вы остаетесь?
— Дело в том… дело в том… — бормотал в замешательстве г-н Руасси, — что мне надо быть в полдень…
Г-н Руасси кашлянул два раза.
— Нет, дорогой мой, я должен быть на похоронах… Поля Ренодье… знаете, Ренодье…
Он омрачился. Ренодье был его сверстником — их сверстником, так как Валантон и он были приблизительно одних лет. Если г-н де Валантон доживал шестой десяток, то и он не намного отстал. Он прибавил:
— Впрочем, Ренодье был уже несколько лет так болен, наполовину парализован.
Он выпрямил свой крепкий торс и стойко уперся на прочных еще ногах, ногах охотника, которые целыми днями выносливо шагали за куропатками от одного выводка к другому. Г-н де Валантон смотрел на него насмешливо и снисходительно. Он хорошо знал своего Руасси, знал его страх смерти, его эгоизм. Позавтракать вдвоем с ним будет менее грустно, чем сидеть одному против пустого стула Бернара д'Аржимеля, а Руасси, в сущности, искал только предлога, чтобы избавиться от тягостной повинности. Поэтому г-н де Валантон сказал небрежно:
— Ну, в таком случае для Ренодье это было избавлением!.. Впрочем, я читал его книги, он ненавидел жизнь. Он провозглашал тщету всего существующего: он жаждал уничтожения. Теперь он его достиг!
Г-н Руасси согласился:
— Да, это правда; я редко встречал столь глубокого пессимиста! Но все же ради его сына…
Г-н де Валантон поднял брови:
— Его сына! Да неужели он заметит ваше присутствие? Вы зайдете к нему днем, после его возвращения с кладбища. Именно в эту минуту люди и нуждаются в утешении.
Г-н Руасси колебался:
— Вы думаете?..
— Я в этом уверен.
— Но я писал молодому человеку, что приеду…
— Ба! Скажете, что опоздали на поезд… Что там такое, Жюстен?
Слуга подал на подносе телеграмму, которую г-н де Валантон разорвал по пунктиру.
— От Бернара… Ах, он вернется только завтра.
В голосе г-на де Валантона был легкий оттенок грусти, а на лице выражение досады. Он помолчал с минуту. Г-н Руасси рассматривал маленькую вакханку из терракоты. Г-н де Валантон подошел к нему.
— Ох, уж эти старые холостяки, дорогой мой Руасси! Вы счастливы, около вас есть юное личико, которое вас не покидает!
Он вздохнул. Г-н Руасси усмехнулся и не ответил. Пляшущая и нежная фигурка из хмельной глины изгибалась над мрамором, красноватым и с прожилками, словно виноградный лист осенью.
II
В галереях Пале-Рояля начинали зажигаться огни, когда г-н Руасси вышел из магазина кожаных изделий, куда зашел купить дочери подарок. Он выбрал портмоне, так как Жюльетта как раз потеряла свое несколько дней тому назад. Г-н Руасси, опуская в карман покупку, поднял глаза. Человек с помощью длинной палки зажигал газовые фонари, висевшие под каждой аркой, и в каждом фонаре заставлял вспыхивать золотой огонек.
В саду сумрачные аллеи были пустынны. В грабиновых аллеях женщина устанавливала в ряд соломенные стулья, которые она сдавала за плату. Цветники за решетками расстилали зелень газонов, которая резко отделялась от темного чернозема клумб. Белые статуи, расположенные симметрично, высились на своих цоколях. Резкий ветер морщил воду в бассейне, где еле слышно журчал приспущенный фонтан. От всего веяло грустью, свойственной местам, из которых уходит жизнь. Только что продавец кожаных изделий сетовал перед ним. Он говорил, что лавки закрываются одна за другой, что покупатели редки, что торговля замирает, что то место гулянья, некогда блиставшее и столь посещаемое публикой, стало теперь в самом центре Парижа заброшенным уголком провинции.
Г-н Руасси смутно думал об этих вещах с сигарой во рту, которую он хотел докурить раньше, чем зайти к Марселю Ренодье, на улице Валуа. Окна квартиры Ренодье выходили в дворцовый сад. В то время, как г-н Руасси смотрел, есть ли в окнах свет, позади него раздались шаги; г-н Руасси обернулся. Господин, завидев его, сделал движение тростью. Кто бы это был? Прыгающая походка, развевавшийся галстук, шляпа набок, вид актерский и в то же время элегантный, квадратное лицо с закрученными кверху усами, монокль под нервной бровью…