Читать интересную книгу Гагаи том 2 - Александр Кузьмич Чепижный

страны? Никакой полевой почте не отыскать теперь запутанного следа...

Не то стон, не то крик — придушенный, зажатый — прервал Сережкины раздумья. Прозвучал он совсем рядом, на какое-то мгновение заглушив уже спокойное, легкое похрапывание Гребешкова. Потом снова и снова повторились какие-то булькающие звуки. Сергей повернул голову — и оторопел. Плакал веселый сосед, судорожно закусив подушку.

— Ты что? — осторожно окликнул его Сергей.

Василий затаился.

— Что с тобой, Вася?

В ответ — ни слова. Будто это и не Василий сдерживал рыдания, будто вздрагивали не его плечи.

Сергей не знал, что и подумать. В самом деле, чего Василию душиться слезами? Такой выдумщик, балагур... По всем приметам — выздоравливающий. Говорил же: «Пятка чешца». Сергей на собственном опыте знает: рана начинает чесаться — к заживлению, значит. Сам-то он не скоро почувствует такой зуд. Еще приходится бороться с болью. Все это время ему удавалось уходить от нее. Да не перехитрил. Нет. Ему показалось, будто нога непомерно распухла, раздалась и уже не помещается в тесном гипсовом панцире. Невмоготу стало. Боялся — не выдержит, обнаружит свою слабость, взвоет. И злился на себя за го, что уже не хватает сил сопротивляться. Замычал, заглатывая стон, заскрежетал зубами. В борении с собой и не заметил, как вошла Наташа. Привычным движением она приподняла его голову, поднесла к губам стакан.

— Ну, ну, не упрямься, — как с непослушным ребенком заговорила она: и терпеливо, и ласково, и настойчиво. — Выпей пантопон. Уснешь. Раны во сне заживают... Ну же, глупенький. Другие сами просят, а ты... чудной какой-то.

И она ухитрилась-таки дать ему лекарство. Поправила подушку, коснулась лба.

— В испарине весь, — ворчливо продолжала Наташа. Вытерла ему лицо влажной салфеткой — От напряжения это. Все пыжишься. И фамилия у тебя такая... — Села рядом, положила руки на колени, задумалась о чем-то своем. А потом, когда Сережка закрыл глаза, еле слышно прошептала — Вот и хорошо. Спи, упрямый мальчишка. — И умолкла. Затаившись, с каким-то стыдливым любопытством рассматривала его лицо. Потом испуганно оглянулась — не увидел ли ее кто. Еще раз взглянула на Сережку, сама не зная, что с ней происходит, почувствовав волнение, которому не могла найти объяснения. Вздохнула. Тихонько, на носках, вышла из палаты.

А Сережке эта тонкая девушка чем-то напомнила Настеньку. И он думал о ней, своей трудной, желанной, но уже утерянной любви. Они часто ссорились — обидчивые, гордые и... уступчивые. Мирила их Люда — подружка Настенькина, которой они охотно поверяли свои сердечные тайны. Это в ней души не чает затерявшийся среди войны Сережкин друг — Геська Юдин.

Сережка вспомнил вечер перед уходом в армию. Тогда он впервые несмело обнял Настеньку и она доверчиво прислонилась к нему. Так и сидели — безмолвные, притихшие. Он решился поцеловать ее, и она не рассердилась, не убежала. А потом, когда прощались, и сама поцеловала, скользнула легкой тенью за калитку, шепнула: «Пиши». Он ушел переполненный счастьем. Он писал ей, хранил ее письма... И вдруг сообщение от Люды: «Настенька собирается выходить замуж». Что ж, пусть Настя не думает, будто подобные известия могут сбить его, Сергея Пыжова, с ног. Не такой он человек. «У меня есть девушка, которая скоро станет моей женой...» — ответил Люде, рассчитывая, что та, конечно, покажет письмо Настеньке... И между ними все кончилось. Не вернуть былого. Уже и временем оно заволоклось, кануло в прожитые годы. Только почему же Сережка не может забыть?.. Вот и сейчас его слуха коснулся успокаивающий, отдаленный голос Настеньки: «Спи, упрямый мальчишка». И, странно, — боль сразу же отошла. Стало легко, покойно.

* * *

— Отак, Васыльку, отак, риднэнькый. Тримайся за мэнэ. А ты, Нодар, гэть. Бэз тэбэ упораємось. Заходь, Наталочко.

— Осторожней, бабушка Катря, — отозвалась Наташа.

— Та вжэ ж.

Сережка открыл глаза. Было серое утро. У постели Василия суетились Наташа и, очевидно, няня, напомнившая своим говором далекую родную Украину. За их спинами Сережка не мог ничего разглядеть. По другую сторону койки, планируя своим «самолетом», горячился Нодар:

— Не так, бебико[1] Кето. Не так. Развернись. Сзади надо. Один — туда. Другой — сюда.

«Что-то случилось», — в тревоге подумал Сергей. Приподнял голову. В это время няня сдвинулась в сторону и он увидел Василия. Его ссаживали с кровати. Их взгляды встретились. В глазах Василия промелькнула безысходная тоска. Но это был лишь какой-то миг отчаяния, беспомощности, растерянности. Он заставил себя улыбнуться. Улыбка получилась вымученная, неестественная. И все же Василий подмигнул Сережке.

— Чо, небось, завидно?.. То-то, брат. Довольно ходить. Будем ездить.

А Сережка не мог вымолвить слова. Потрясенный, смотрел, как Василия усаживали на тележку: у него совсем не было ног.

«Так вот что значил тот задушенный стон в ночи!» — подумал Сережка.

Василий осторожно катил к двери, где стояли два мальца в накинутых поверх фуфаек больничных халатах. Лет по тринадцать — не больше. Бледные, с голодным блеском в глазах, не по-детски серьезные, они критически присматривались к тележке.

— Ну, Муса, кажется, нашли причину, — удовлетворенно проговорил белявый. — Теперь не будет запрокидываться на спину. А всего-то — колеса дальше отнесли.

— Да, да, Даниил, — закивал его скуластый товарищ. — Первый раз мало-мало промашку давал.

Даниил наклонился к подъехавшему Василию, пристегнул культи брезентовой лямкой, сказал:

— Видишь, приделали. Катится-то теперь вон как! На шариках... И рукам легче.

— Приспособлюсь, — отозвался Василий. — Спасибо вам, парнишки, за транспорт.

— Чего там, — надевая шапку, сдержанно ответил Даниил, — Езди.

Заторопился и его друг.

— Выздоравливайте.

— Мои ж вы галченята, — вмешалась няня, — Ходимтэ хоч нагодую вас.

Ребята нерешительно замешкались, взглянули друг на друга. И тогда Муса сказал:

— Мастер мало-мало время давал.

— На работу нам надо, — подтвердил Даниил.

Няня вздохнула, покачала головой.

— Ох и лыха годына выпала вам, диточкы. Бач, яки кволн. Ходимтэ на кухню. — Она решительно увлекла их за собой. — Пидождэ ваш майстэр. Пидождэ...

Наташа положила руку на плечо Василия, заглянула ему в глаза.

— Ляжешь в постель или будешь... привыкать?

— А чо! — задиристо ответил Василий. Постучал деревяшками, которыми придется отталкиваться. — Отлежал свое. Теперь за мной не угонитесь.

Он тронул с места, покатил к Нодару. Но, очевидно, не рассчитал наката и едва не напоролся грудью на койку. Нодар своевременно придержал его, начал выговаривать:

— Тормозить надо, Васо. Не то не сносить головы.

— Ни-ч-чо!

У Наташи покраснел кончик носа, задергались реснички. Она закрыла лицо руками и выбежала из палаты. А Василий, оттолкнувшись, покатил вдоль выстроившихся в ряд коек к противоположной стене. Оттуда — назад.

«Какую