Читать интересную книгу В обличье вепря - Лоуренс Норфолк

Но этот мужчина стоит так, что из-за спины у него светит солнце, черный силуэт на фоне ослепительно яркого неба. В руке у него меч. Аталанта осекается. Она чует его запах. Разве не точно так же она чувствовала запах Хюлея и Река? [77] Шлем с гребнем закрывает его лицо до самого подбородка, тело облито плотно прилегающим кожаным доспехом. Она отдает команду собаке — сиди тихо. Она безоружна, если не считать кривого ножа, слишком короткого, чтобы от него была хоть какая-то польза. Шансов у нее не осталось никаких. Она видит, как хватка на рукояти меча становится крепче, словно этот кулак тоже отлит из бронзы, и как ладонь, рука, плечи и все тело сосредоточиваются на мече. Он на голову выше ее, выше всех, кто нынче вышел на этот берег, за исключением разве что звероподобного Ида [78]. Ни единая часть его тела не движется, если не считать глаз, которые скользят по ее телу. Она ждет, когда он шелохнется.

Но вместо того чтобы сделать шаг вперед, он подзывает псов, одного за другим, по именам [79]. Тот, которого она сшибла на землю, откликается последним и обходит ее сторонкой, чтобы присоединиться к своре. Мужская тень скрывает ее практически без остатка. Нить ее жизни подрагивает в тени, убегая в спутанный клубок судеб, среди которых именно этой нет и не было. Она едва заметным движением переносит вес тела с ноги на ногу, и его тень сочится, словно жидкость, которая покрывает и пропитывает все ее тело, как незаметный ток подземных вод — или как оскорбление. Шаг назад, думает она, означает отступление. Но и оставаться в его тени тоже нельзя, ибо это можно понять как согласие. Она не знает другого тела, кроме своего собственного. Она знает движение — преследование, плоскую дугу стрелы. И отсутствие движения — ожидание, удар, слабеющую дрожь жертвы и последнюю судорогу, за которой покой. Что теперь?

И — звук шагов. Она слышит, как кто-то взбирается вверх по склону. В поле зрения появляется голова ее двоюродного брата. Аталанта замечает, как сузились его глаза при виде этой немой сцены. Меланион несет древки для стрел, целую охапку, ей в подарок [80]. Он бросает вязанку к ее ногам и пристально смотрит на замкнутого в доспех незнакомца. Она наблюдает за обоими. Чужак уступает, подается назад и влагает меч в ножны. Он снимает шлем, и тут она узнает его. Волосы густо-золотого цвета, отличительный знак того, кто их здесь собрал: Мелеагра [81].

* * *

Мужчины, оставшиеся на берегу, похожи на мастеровых. Они намасливают стрелы и подвязывают к ним перья. Они вычесывают из волос засохшую соль. Скоро их оружие будет таким острым, что можно будет резать мрамор и расщеплять травинки вдоль стебля. Лучники продавливают в земле глубокие ямки, пока сгибают лук, чтобы набросить на рог петлю. На этом берегу им не на что рассчитывать, кроме того, что они привезли с собой. Стоит луку выпрямиться и напрячься, и тетива гудит [82]. И — ни одного небрежного движения.

Когда Аталанта возвращается, они поднимают головы. Она идет, глядя прямо перед собой, а взбудораженная Аура держится к ней как можно ближе. Двое мужчин, ее тяжело ступающие спутники, идут следом. Мелеагровы псины толкутся у него в кильватере. Он поворачивает и идет от них прочь, вдоль берега. Лук лежит там, где она его бросила, но сумку кто-то перевернул. И содержимое разбросано по земле.

Ее взгляд отслеживает неровную дугу, по которой рассыпались наконечники стрел: следы бронзовой птицы. Последний блестит, здесь птица взмыла в воздух. Удар исподтишка: вызов труса. Кто из них на такое способен? Этим мужчинам она здесь не нужна. Аталанта сплевывает на землю и оглядывается в поисках мерзавца, но никто не смотрит в ее сторону. Все потянулись к Мелеагру. Она тоже идет к нему.

Он встал повыше, чтобы слышно было всем. Поначалу он говорит так, будто их присутствие здесь все еще под вопросом, но постепенно эта неуверенная нотка в его тоне исчезает. Он роняет имена, и головы поднимаются. Те, кого он назвал, кивают и улыбаются. Голос его катится сквозь слова, собаки неподвижно стоят у него за спиной, мужчины — перед ним, молча, а солнце опускается где-то за дальним краем залива, претворив воду в кровь. Подобные задачи для них не новость. В них поднимается предощущение, и он придает ему форму. Тени их становятся длиннее, пока еще более темный полумрак, падающий от горы Халкида, не накрывает и не поглощает их. Они превращаются в черные силуэты, которые стоят и ждут, пока Мелеагр не призовет к действию. Он формулирует задачу и уже в ее рамках набрасывает лик врага.

Случайно или специально, на празднике Первин [83] отец Мелеагра принес жертву всем богам, кроме Артемиды. В отместку богиня наслала на эту страну вепря, чтобы ее разорить. Вепрь — это ее гнев, чьи обличья столь же многочисленны, как те животные, которых уже успели закласть, чтобы унять его: ибо он с корнем вырывает деревья, топчет нивы, разоряет виноградники, и целые стада и табуны бредут потом, спотыкаясь, по склонам холмов, волоча за собой по траве серо-сизые внутренности.

Герои отвечают на призыв стоящего перед ними золотоволосого человека, как то и должно. Согласие срывается с их губ и концентрируется в последующем молчании, которое — знак согласия. Они приехали сюда, чтобы загнать вепря.

Аталанту не выкликают по имени. Она перебирает пальцами складки ткани у пояса. Хитон высох. Она прикрывает груди и оправляет одежду. Мужчины не обращают на нее внимания, они стоят все вместе на сумеречном берегу, слитые воедино полумраком и вызовом Мелеагра. Тьма опускается на них, как дождь из золы или пепла, дождь, от которого они бежали все это время. Их прошлое — мертвые туши, которые они носят с собой на плечах, как трофеи после охоты [84], и она здесь не исключение. Отец оставил ее, хнычущую, на склоне горы. Вместо материнского молока она сосала молоко медведицы [85]. Она была девочкой-медведицей [86]. Теперь она охотница, закоренелая девственница, убийца кентавров и своих собственных чудищ, из коих самое неотвязное и бесплотное — тень, что вечно путается под ногами. Бронзовая рука на рассвете посылает ее вперед. Полдень, и железная рука останавливает ее. Она уже смотрела сквозь прорехи в лесном пологе, ожидая увидеть там огромные, медленно бьющие воздух крылья, но ничего там не было — и никого, если не считать ее самой.

Она старается держаться у самого края собравшейся группы мужчин. Здесь же — аутсайдеры, которые уже успели найти друг друга: Павсилеон, Торакс, Аристандр и другие [87]. Высоко над ними обращенные к западу вершины и гребни Аракинфа по-прежнему освещены солнцем, но постепенно погружаются во мглу. Снова звучит голос Мелеагра. Сегодня вечером они придут в Калидон, где царствует его отец, где он ждет мужей, которые избавят его страну от насланного Артемидой зверя.

Мужи кивают, когда замолкает Мелеагр. Они переговариваются между собой, сначала эхом отзываясь на его слова, потом раскатывая их с новой силой: они говорят о кувшинах прохладного вина и о женщинах, которыми насладятся во дворце Энея. Удивления в их речах не слышно, скорее в них сквозит усталость. Соленые сквознячки набегают со стороны залива. Темная людская масса трогается с места.

Герои уходят с берега. По гребням прибрежных холмов они взбираются на ровное поле, равнину, ограниченную морем, что лежит у них за спиной, и склонами Аракинфа. Впереди, за громоздящимися по сторонам Халкидой и Тафиассом, им навстречу змеится расщелина, потом опять сворачивает и уходит в сторону. Чем дальше от берега, тем выше — Калидонская долина, за ней горы. Они слышат тихий шорох сандалий о пыльную землю, копья и топоры они стараются держать повыше. Аталанта связала древки стрел вместе и закинула вязанку за спину. Наконечники позвякивают в сумке. Головы и оружие героев покачиваются, сливаются и разъединяются на беззвучных перекрестках металла и человеческой плоти.

Слева от них мягкие нисходящие очертания предгорий Аракинфа спускаются в долину, рассыпаясь на отдельные холмы и вытянутые в длину курганы, невысокие контрфорсы, которые дублируют друг друга и отмечают стадии их обманчивого продвижения. Перспективы разворачиваются по ходу следования или исчезают вовсе. Река по правую руку от них, но они ее пока не видят. Восход луны возвращает им тени и выравнивает расстилающийся впереди пустынный ландшафт. Когда они огибают очередную возвышенность и выходят к первому саду, он кажется покрытым серой пылью — или окаменевшим. Какое-то время они не верят собственным глазам [88].

Между упавшими стволами лежат отломленные ветви. Немногие оставшиеся стоять деревья посечены и ободраны; из-под содранной коры светит молочно-белая заболонь. Ряды изуродованных деревьев стоят подобно армии израненных и умирающих бойцов, которые, будучи уже не в силах удержать в руках оружие, не дают упасть на землю мертвым товарищам. Потом постепенно до них начинает доходить. Вепрь, в полном соответствии с природой наложенного на эти места проклятия, обрушил на них свою ярость, так же как и они теперь должны обрушить на него свою собственную.