Читать интересную книгу Леди и джентльмены - Джером Клапка Джером

Время от времени Блейк пытался проявить чувства. Трудно было придумать что-нибудь более отвратительное. Эдит могла бы стерпеть раздражительность и даже дурное обращение, но неуклюжие ласки и нелепые, несвязные нежные слова приводили ее в отчаяние. Она не знала, что делать: рассмеяться или стукнуть по отвратительной физиономии? Безвкусная, бестактная преданность заполняла ее жизнь так же, как заполняют пространство дурные, тошнотворные запахи. Если бы можно было хоть ненадолго остаться наедине со своими мыслями! Но супруг торчал рядом день и ночь. Случалось, медленно приближался с противоположного конца комнаты, с каждым шагом становился все больше и страшнее, пока не превращался в бесформенное чудовище, подобное тем, какие рождает неуемное детское воображение. Эдит сидела неподвижно, плотно сжав губы и изо всех сил вцепившись в подлокотники кресла, чтобы не закричать.

Спасти могло только бегство. И вот однажды она решилась: поспешно сунула в сумку несколько самых необходимых вещей, незаметно выскользнула из дома и поехала на вокзал Чаринг-Кросс. Ближайший поезд отправлялся через час, так что времени на раздумье оставалось достаточно.

Есть ли смысл уезжать? Деньги скоро иссякнут, и что тогда? Муж непременно начнет искать и в конце концов найдет. Полная безнадежность!

Молодая кровь ответила на приступ отчаяния яростным стремлением к счастью. Почему ей суждено умереть, так и не узнав, что значит жить по-настоящему? С какой стати падать ниц перед монстром мирских условностей? Радость манила и звала; лишь трусость мешала протянуть руку и поймать мечту. Домой Эдит вернулась другим человеком: в душе проснулась надежда.

Спустя неделю в столовую вошел дворецкий и протянул хозяину конверт, надписанный рукой жены. Блейк принял письмо без единого слова, ничуть не удивившись. Казалось, он давно ожидал развязки. Открыл и прочитал, что Эдит оставила его навсегда.

Мир тесен, а деньги способны на многое. Сеннет ушел прогуляться, и Эдит осталась одна в крошечной гостиной. Любовники сняли квартиру в городке Фекам, куда приехали три дня назад. Дверь открылась, потом закрылась, и в комнате появился Блейк.

Она испуганно вскочила, однако, подчинившись повелительному жесту, тут же снова села. Спокойное достоинство сделало мужа чужим, незнакомым человеком.

– Зачем приехал? – спросила Эдит.

– Хочу, чтобы ты вернулась домой.

– Домой?! – воскликнула она. – С ума сошел! Разве не знаешь…

Он перебил и заговорил страстно и сбивчиво:

– Ничего не знаю! Не хочу ничего знать! Немедленно возвращайся в Лондон. Я все устроил так, что никто ничего не заподозрит. Меня дома не будет. Ты никогда больше меня не увидишь и сможешь исправить свою ошибку… нашу ошибку.

Эдит внимательно слушала. Особым благородством она не отличалась, а потому не могла противостоять желанию обрести счастье, не заплатив положенную цену. Доброе имя мужа ничего для нее не значило. Блейк настаивал. Окружающие подумают, что он всего лишь вернулся к прежним порокам, и мало кто удивится. Его жизнь вернется в привычное русло, а ее будут жалеть.

Эдит отлично поняла план; сразу принять предложение было бы низко, и она попыталась спорить, хотя и слабо. Блейк, однако, отмел все возражения. Сказал, что ради собственного блага предпочитает, чтобы скандал затронул его имя, а не имя жены. Постепенно ей начало казаться, что согласие пойдет во благо. Блейк не впервые обманывал окружающих и едва ли не гордился своей изворотливостью. Неожиданно для себя Эдит даже рассмеялась, слушая, как он изображает, что скажет та или иная сплетница. Настроение заметно улучшилось; пьеса, грозившая перерасти в болезненную драму, неожиданно оказалась забавным фарсом.

Заручившись согласием, Реджинальд встал, чтобы уйти, и на прощание протянул руку. Эдит посмотрела ему в лицо: возле губ залегла горькая складка.

– Без меня тебе будет лучше, – сказала она. – Ничего, кроме неприятностей, я не принесла.

– Чепуха, – ответил Блейк. – Если бы только это! Неприятности можно пережить.

– А что же еще? – удивилась она.

Он обвел комнату рассеянным взглядом.

– В детстве меня учили многому. И мать, и остальные родственники желали исключительно добра. Но потом оказалось, что все это ложь, и я решил, что добра на свете вообще не существует, а вокруг одно лишь зло. И тогда…

Блуждающий взгляд остановился на Эдит, и слова повисли в воздухе.

– Прощай, – произнес финансист Реджинальд Блейк и ушел.

Некоторое время она сидела, пытаясь понять, что он хотел сказать, но вскоре вернулся Сеннет, и разговор вылетел из головы.

Все глубоко сочувствовали миссис Блейк и осуждали развратного супруга. Что и говорить, парню досталась чудесная жена, и ничто не мешало жить по-человечески. Но, как со вздохом добавляли знающие люди, «Блейк всегда был подлецом».

Образец житейской мудрости

Честно говоря, графиня Н. мне совсем не нравится. Не люблю женщин такого типа. Высказываю свое отношение без особых сомнений и опасений, поскольку глубоко убежден: графиня Н. не слишком расстроится, даже если известие достигнет ее ушей. Невозможно представить, что вышеназванная леди вообще способна обратить внимание на чье-либо мнение о собственной персоне, будь то существо смертное или божественное.

Однако ради справедливости необходимо признать: графиня Н. – идеальная супруга графа Н. Она командует им точно так же, как командует всеми остальными – родственниками и слугами, викарием и знатной пожилой дамой. Однако, крепко сжимая в руке жезл, руководствуется соображениями справедливости и благими намерениями. Трудно представить графа Н. живущим в столь безоблачном согласии с любой другой особой, не наделенной подобным стремлением к неограниченной власти. Граф относится к числу тех больших, недалеких, физически сильных, добродушных и наивных мужчин, которые рождены, чтобы подчиняться женщине во всем – от выбора галстука до выбора политической партии. Хорошо, если повелительница оказывается доброй и разумной, но горе тем несчастным, кому довелось попасть в руки созданий эгоистичных или глупых! В молодые годы они нередко становятся жертвами капризных хористок или матрон средних лет – тех самых, по которым Поуп судил всех сестер Евы. При благоприятных обстоятельствах из этих джентльменов получаются замечательные мужья, но в случае дурного обращения они без лишних слов, подобно недовольным жизнью котам, отправляются на поиски доброй хозяйки. Причем, как правило, успешно. Граф Н. обожал свою жену и считал себя самым счастливым из мужей – а это, как известно, является лучшим доказательством искренности. До того счастливого дня, когда графине удалось отвоевать жениха у соперниц и присвоить себе, он с доходящей до тупости покорностью подчинялся матушке. Если бы вдруг графиня внезапно скончалась, граф не смог бы выразить собственное мнение ни по одному, пусть даже самому простому вопросу. И это продолжалось бы до тех пор, пока старшая дочь и незамужняя сестра – дамы решительные и сильные, объединенные взаимным антагонизмом, – не договорились бы между собой, кому предстоит управлять и самим графом, и его обширным домом.

К счастью, для тревоги нет ни малейших оснований. Уверен, что супруга будет и впредь твердой рукой вести графа Н. к высокой цели здравого смысла и общественного блага. Ее сиятельство найдет в себе силы направлять деятельность мужа по пути доброты и рассудительности и еще долгие годы будет с достойной восхищения экономностью и завидным благоразумием обустраивать фамильные поместья. Графиня Н. – живая, энергичная леди с пышными формами, и в венах ее течет кровь многих поколений крепких здоровых предков. К тому же она относится к себе с той же безупречной заботой, которой окружает всех, кому посчастливилось оказаться рядом.

– Помню, – поведал доктор, когда мы обедали в дружеской обстановке и дамы удалились в гостиную, чтобы без помех обсудить слуг, мужей и прочие хозяйственные вопросы, а нас оставили в обществе кларета и сумерек, – помню, однажды в нашей деревне разыгралась холера (кажется, лет двадцать тому назад). Так вот, эта бескорыстная женщина отказалась от лондонского светского сезона, чтобы остаться здесь и взвалить на свои плечи тяжкий груз. Не склонен петь дифирамбы: работа ей нравилась, и она ощущала себя в своей стихии. И все же должен признать, что трудилась она хорошо. Не боялась. Если того требовали обстоятельства, носила больных детей на руках. Всю ночь просидела в комнате площадью не больше двенадцати квадратных футов между умирающим крестьянином и его умирающей женой. И ничего с ней не случилось. И шесть лет назад, в разгар эпидемии оспы, вела себя точно так же. Невозможно поверить, что за всю свою жизнь леди проболела хотя бы один-единственный день. Помяните мое слово: графиня Н. будет все так же лечить больных в нашем приходе, когда мои кости будут греметь в гробу, и определять законы литературы, когда ваш бюст уже станет привычным украшением Вестминстерского аббатства. Замечательная женщина, хотя могла бы чуть меньше командовать.