Читать интересную книгу Дело Марины Мнишек - Михаил Исаакович Роговой

кухню. Анна Ефимовна поцеловала его и подарила серебряный медальон с портретом мужа — на память. Узнать имя солдата в суматохе не успела.

Прошли годы. Михаил Загородников, служивший в армии, проходя как-то по берегу сибирской реки, увидел тонущего мальчика, бросился в воду и спас его. Отец Сережи, командир полка Виктор Павлович Вихор, вручил смелому человеку самое для себя дорогое — серебряный медальон. В нем оказался портрет отца Михаила. Так стало известно имя солдата, спасшего сельского учителя.

Н.  С м и р н о в, нештатный корр. «Известий»[1].

— Валентина Дмитриевна…

Валентина оторвалась от газеты и увидела приближающегося к ней майора Пахомова. Хотя то, что он майор, никто бы не подумал, — и Валентина бы не подумала, если бы не знала, — она всегда видела Пахомова только в штатском костюме. Он и сегодня в Управлении был в синем костюме. Очки, те самые, домашние, небрежно выглядывали сейчас из кармана пиджака.

— Очень хорошо, что застал вас, Валентина Дмитриевна, — сказал он серьезно. — Поедемте.

Он помог ей поставить газетную подшивку на полку. Валентина поспешно простилась с библиотекаршей, извинилась, обещала зайти завтра.

В коридоре Пахомов объяснил:

— На Северном полукольце, у Нового парка, обнаружен труп… Вы сказали, что зайдете в библиотеку, — я на всякий случай заехал.

У крыльца стояла светлая «Волга». Едва захлопнулась дверца, «Волга» рванулась с места.

— Знакомьтесь, следователь прокуратуры. — Пахомов представил Валентине грузного лысого мужчину. Он назвал его фамилию, но Валентина от волнения не расслышала.

Стекла в машине были опущены, задувающий ветер трепал волосы, но был он горячий и не освежал.

При въезде на Северное полукольцо «Волгу» нагнала милицейская автомашина с оперативной группой, она заезжала в городской морг за судмедэкспертом. Пахомов приказал пропустить ее вперед. Мигая установленной на крыше синей лампой, автомашина с оперативной группой промчалась мимо, «Волга» двинулась вслед.

ГЛАВА 2

Труп лежал на шоссе, почти посредине, но Валентина сразу его не увидела, хотя он был центром места происшествия. «Волга» с разбегу остановилась, словно уперлась в мягкую ладонь.

Пахомов уже открывал дверцу.

— Приехали!

Со стороны все это, наверно, было похоже на кадры из криминального фильма немецкой киностудии «Дефа». Едва «Волга» остановилась, как дверцы ее стремительно открылись и из машины вышли Пахомов, следователь прокуратуры и Валентина — быстрые сосредоточенные и деловые (во всяком случае так эту сцену восприняла Валентина. Не переставая думать, что вот оно, настоящее «дело», она все еще не до конца освоилась с тем, что участвует в реальных событиях).

Первое, что она увидела, был стоявший у обочины газик с зажженными фарами, направленными на шоссе. Метрах в сорока тоже светились желтые фары, там тоже стоял газик или какая-то другая машина. Вокруг была темень, фары обеих машин выхватывали часть шоссе, похожего на широкую черную реку, вынырнувшую из темноты и в темноту уходящую. Посреди освещенного участка Валентина увидела труп — одна рука его была вытянута вперед, нога поджата, человек словно пытался переплыть черную пустынную реку, но сил не хватило, и течение стало сносить его в сторону города. (Это ощущение пустынности и одиночества — ничто уже не в силах помочь! — долго еще возвращалось к Валентине, по спине ее при этом пробегали мурашки, и она чувствовала, как на висках и над верхней губой проступает холодный пот).

Она приблизилась к трупу.

Это был пожилой мужчина (теперь следовало говорить: труп пожилого мужчины…) Он лежал на животе, прижавшись щекой к асфальту. Волнистые волосы его не растрепались, а как-то беспомощно свисали, были они совсем седые, зато пушистые усы — черные, седина в них только проскальзывала. Лицо мужчины было полное, с легко очерченным вторым подбородком — породистое лицо — с крупным носом горбинкой, кустистые брови, набрякшие, сейчас полуприкрытые веки. Левая рука вытянута вперед, правая прижата к боку, нога в темной лужице крови…

— Разрешите…

Валентина повернула голову, — рядом стоял высокий казах в милицейской форме, старший лейтенант. Он поправлял объектив фотоаппарата, в нетерпении шевеля красивыми, вразлет, черными бровями. Валентина отступила.

— Готовы, Есенов?

— Да, товарищ майор.

Пахомов включил фонарик, брызнул яркий луч. И тотчас вспыхнул блиц, будто блеснула синяя молния, а может быть, молния и вправду блеснула, совпала со вспышкой блица. После вспышки стало еще чернее, в наступившей тишине вдали загромыхал гром.

— Только грозы не хватало, — проворчал Пахомов и позвал: — Доктор… Надо поторапливаться.

Из темноты появился молоденький, скуластенький, в соломенной шляпе доктор, тот самый судмедэксперт, за которым заезжала в городской морг милицейская машина. Он присел на корточки и начал быстро ощупывать ноги, руки, туловище покойного.

— Перелом… И здесь перелом… — бросал он время от времени. «Р» он не выговаривал, и у него получалось: «пе’елом», будто он дурачился у трупа. (Валентина понимала, что это просто дефект речи, но не могла унять нарастающего раздражения).

— Похоже на наезд. Следов д’угого ха’акте’а нет.

Доктор перевернул труп на спину и снова проворно зашарил по телу, прощупывая его короткими, сильными пальцами, а Валентина не могла отвести глаза от лица покойного, полного, немного асимметричного (она вспомнила, что читала у профессора Герасимова, восстанавливающего лицо по черепу, что лица у людей асимметричны, одной половиной они больше похожи на мать, другой — на отца). «И у этого человека были мать и отец, и родители гадали о его будущем», — думала Валентина. Покойник теперь лежал спиной на черном шоссе, и налетевший ветерок шевелил его усы, пышные, казацкие, в городе теперь таких не носят…

— Похоже, что наезд, — повторил доктор.

Пахомов присел на корточки рядом, старший лейтенант Есенов подал ему газету. Пахомов расстелил ее на шоссе, сунул руку в карман брюк покойного и вывернул его. Мокрый от крови карман был пуст. Пахомов вытер клочком газеты испачканную руку, обошел лежащего с другой стороны, снова присел на корточки и вывернул второй карман. В нем оказалась мятая пачка сигарет «Орбита» и несвежий носовой платок, Пахомов осторожно выложил все это на газету и продолжал осмотр. Из бокового кармана пиджака он вынул записную книжку, полистал ее, досадливо гмыкнул.

— Что? — спросил следователь прокуратуры.

— Новая, — ответил майор. — У-у, работа!

Кроме записной книжки в пиджаке оказался потертый дерматиновый бумажник. Пахомов раскрыл его, вынул пачку десятирублевок. Заглянул во все отделения — одно, другое, третье…

— Что? — снова спросил следователь.

— Никаких документов.

— Да-а, — лениво протянул следователь, коснулся ладонью лысины. — Доктор прав, это наезд. Когда грабят, деньги забрать не забывают… Вы правы, доктор!

— Категорически я ничего не утверждаю. Вскрытие покажет…

— Перестраховочка?

— Никаких документов. — Пахомов выпрямился. — Теперь вот и ответьте: кто он?

— Кто? — сочувственно повторил следователь прокуратуры.

— Доктор, поправьте ему голову, сфотографирую в фас, —