Белле: 'Держись, милая!'
– Загадка, кхе-кхе, такая, – сказал Апчхирус. – Почему прекрасные сеньориты, даже кашляя, чихая и сморкаясь – всё равно прекрасны?
– Вот это – ВСЯ загадка?!
– Да. Так ты будешь её решать?
Сеньор Антонио потёр взопревший лоб…
Их было много – милых дам, которых он встречал в своё время, будучи матросом на "Леопарде." Корабль заходил в самые разные парты, и величавые чопорные леди из страны англов, так же, как красавицы меровенгского происхождения, не говоря уже о статных руисских женах или вульгарных америкаэнс, были все до одной… нет, не прекрасны. Умение видеть в каждой сеньоре красавицу Тонио потерял вместе с юношескими иллюзиями, когда достиг солидного возраста – восемнадцати с половиной лет. Тем не менее, он не мог не признать очевидного: все эти сеньоры были каждая по-своему неповторимы. Даже отсутствие симпатичной внешности у многих не делало их заурядными; так и хотелось сказать: "каждая – единственна в своем роде". Конечно же, он задумывался, почему; ответ не лежал на поверхности…
Наш герой, размышляя о женщинах и любви, иногда вспоминал своего друга с далёкого севера – поэта по имени Яльмар. Тот, кажется, сравнивал любовь с различными цветами. " Роза? Анемона? О нет, все эти сравнения однобоки!" Как нет двух похожих растений ("и мак совсем не напоминает крапиву", смеялся бородатый стихотворец), так все женщины, являясь поистине удивительными созданиями, не сводимы к какой-то одной… э-э-э… "парадигме".
И все-таки что-то роднит их меж собою…
– Я отвечу тебе песней, – сказал он. – Песней сеньора Леона д'Эрбени:
Женские наряды, рюши, кружева,
Кофточки, оборочки и платьица!
Женщина не хочет знать – и она права -
Сколько денег за наряды платится!
Женские наряды, рюши, кружева,
Сумочки, браслеты, ожерельица…
Женщина не хочет знать – и она права -
Сколько стоит то, во что оденется!
– Ух ты, – возопил король Апчхирус, – это ж надо, ответ правильный! Чтоб так сразу, с первой попытки… – и он щёлкнул пальцами, освобождая связанных пленников. Невидимые путы спали; Изабелла бросилась к своему другу. Сразу две руки – деревяннная и фарфоровая – сгребли его в охапку, яростно сдавили рёбра.
– Как вы узнали, маркиз? Как вы поняли, что именно в этой песне – секрет? Э-э, дайте угадаю. Тоже наряжаться любите. В этом всё дело, да?
– А вот и нет, – ухмыльнулся юноша, – просто… читал много!
– Читали? ЧТО, para Bacco?!
– Да так, книги всякие умные… – (Он снова ухмыльнулся). – В частности, и про дамскую психологию.
–– Пчхи-хологию, – хохотнула донья Белла.
Король Апчхирус вжался в стенку, когда Тонио с освобождёнными пленниками шёл мимо него. На древнего властителя злых хворей смотреть было, по чести говоря, страшно. Стан его, и так от природы сгорбленный ('Не от лет, а от бед', – любил шутить сам король) сейчас вовсе был сплющен в три погибели; из глотки лился поток слёз пополам с соплями…
– Назад, – наш герой сделал широкий жест, указывая на просвет в устье пещеры. – К свободе! В наш город.
– Ура-а, – завопил стоголосый хор – моряки.
– О сча-астье, – застонали женщины.
И лишь один юнец из числа кадетов, по прозванию сеньор Ожо, вполголоса молвил:
'Радость – глоток воды в жаркий день, уютное кресло вечером после тяжелой работы, долгая беседа, когда ты истосковался по умному собеседнику. Счастье – совсем другое. Путешественник счастлив, поднявшись на высокую гору. Но он не радуется, он знает, что ему предстоит долгий и тяжкий обратный путь. Радость – это итог. Счастье – это путь'.
Но Тонио вмазал ему по шее как следует, и он заткнулся.
…В городе им предстояла долгая возня с выправкой документов у нотариуса. Явление всей толпой к лже-Изабелле (та спокойнёхонько нежилась в кровати, не представляя, что за молнии и громы уже несутся на её несчастную голову). Потом – явление в судоходную школу… Потом дон Антонио пожелал им всем удачи, пришпорил коня и помчался на поиски новых приключений. Однако всё это было ни к чему. Пока он торчал в скалах, у злого короля, апчхирус уже успел распространиться по невезучей стране Падеспань. А там и до Меровенгии добрался, а там – через Ламанжер, и в страну англов… Понемногу вся Эроффия оказалась заражена. Но это уже совсем другая история, и надлежит ей быть рассказанной совсем в другое время.