«Цветущая сирень у дома рдела…»
Цветущая сирень у дома рдела,А дома, без отрады бытовой,В углу, у подоконника, сиделаКрасавица с поникшей головой.
Минуя свет её, неся лукошко,По прихоти нечаянной своейНемного постучал он ей в окошко,Но также постучал и в сердце ей.
Средь музыки, белья, забот о пищеГрустившая на первом этаже —Его скупая память о жилище,С лица земли исчезнувшем уже.
«На склоне дня, благого чрезвычайно…»
На склоне дня, благого чрезвычайно,Свой дом ему случилось обойти,За шторой чтоб узреть её случайноСовсем уже раздевшейся почти.
Повесила колье на статуэтку,На клавишах оставила наряд,Одну-другую бросила монетку,Заколку, шоколадку – всё подряд.
Обычно пустяками развлекалась,А душу волновала, как никто,Божественно при встречах улыбаласьИ принималась именно за то.
«Когда стволы волнуются шумливо…»
Когда стволы волнуются шумливо,На пруд обильно сыплется листва,На рябь одну другая мчится живо,Но кажется, что глубь уже мертва.
Сонм уток улетучился беззвучно,Доныне же, на холоде зыбей,Два лебедя хранятся неразлучно,Во мгле полдневной став ещё белей.
При них я мыслю с горечью безбрежной,Что вымолвить ей то – не пустяки,Чей голос обожаю глухо-нежный,Чьи формы ног и белые чулки.
Лилии
«В окно проникла бабочка, но вскоре…»
В окно проникла бабочка, но вскореПрелестницу жилая мерзлотаПовергла в сон и сделала на штореБесчувственной для нежного перста.
Вернул ей жизнь очаг отрадной лаской,Но что произошло с её красой?Владели крылья те былой окраскойБез яркости и свежести былой.
Томимая всецело дрожью сильнойЛегко рождала бабочка в избеСочувствие души любвеобильной,Глубокое внимание к себе.
«Досадно мне, смешному сумасброду…»
Досадно мне, смешному сумасброду,Что голос утучнял я на неё,Что сколько-то стеснял её свободу,Храня раскрепощение своё.
Когда даётся сбоку пониманье,Хоть если ты сбиваешься во мгле,Когда с тобой подобное созданье,Есть опиум отрады на земле.
Прощать её вперёд отныне буду,Как лучшее сокровище любя.Пусть ангелы помогут ей повсюду,Прозрев её в грядущем у себя.
«С распущенными косами на теле…»
С распущенными косами на телеБессонной тенью девушка сидитИ, свечкой озаряясь еле-еле,В огонь её задумчиво глядит.
Она красой достаточна воочью,В избушке же натопленной одна.Кого-то ждёт она метельной ночью,Но тщетность ожиданию дана.
Надеждами горит она всечасно,Где пьют от безнадёжности вино.Во многом одиночество прекрасно,Но душу разрывать обречено.
«На стане колдовском её обнова…»
На стане колдовском её обноваДаёт ещё сильней страдать ему:Кто скажет, отчего она медова,А горек он единый почему?
Зачем она становится всё краше,Коль скоро остаётся прежним он?И с новой стрижкой шарма больше в Маше,Неведомого жалким испокон!
Ей радостней всего, где многолюдно,Но, пусть ему тогда всего грустней,Соперницам её светиться трудно,Нетрудно оставаться верным ей!
«Жена спросила в ходе некой сделки…»
Жена спросила в ходе некой сделкиХудожника с оправой бороды,Помыл он опустелые тарелкиИль ей скомпоновал их у воды?
Покрыл он осторожной лессировкойПастозное ругательство скорей:Когда-де заниматься компоновкой?Набросок еле смог исполнить ей!
Посетовала та не без причины,Что жизнь его – наброски лишь одни,Красивой не создать ему картины,Мытьё не для бездарной пятерни!
«В той музыке, что сердце тонко лечит…»
В той музыке, что сердце тонко лечитИ левыми перстами рвётся петь,Извечному порядку всё перечит,Ища во всём иначе преуспеть.
Элегия протестной речью льётся,В ней наше бытие исключено:Духовному в ней первенство даётся,Житейское назад оттеснено.
Там образ обаятелен и редок,Усиленно себя хранить ему,Где счастье пьётся только напоследокИ только торопливо потому.
Актриса
«Уста за дверью стали безголосы…»
Уста за дверью стали безголосыДля ряженого принца своего:Нескромными казались ей вопросы,Простые по понятиям его.
Потом он откровенно осердилсяНа дверь её, достойную пинка,К себе бегом убраться потрудился,Дивя слезой мишурность уголка.
Дверной звонок изгнал его тревоги,Пришла малютка средством от тоски:Бальзам – её танцующие ноги,И бантики, и белые чулки.
«Минувшей ночью девушка мне снилась…»
Минувшей ночью девушка мне снилась.Её любил я в давние года.Вновь юной красотой она светилась,А рядом я был юн и свеж, о да!
Терял я сон, искал его в покое,Она же продолжала сниться мне.Весенней ночью веяло былое,Пока не пробудился я вполне.
Как мило ревновала дорогая,В обиде полагая с дрожью рта,Что лучшего достойнее другая,Не та, что схожа с Матерью Христа!
«За стёклами прохлада моросила…»
За стёклами прохлада моросила,Вы плакали, своё приемля дно,Но спорила с превратностями сила,Сознание теснившая давно.
Сознанию вы не были послушны,Как я порой внушению чутья,А то, что вы ко мне неравнодушны,
Конец ознакомительного фрагмента.