- Ведь изнасиловала она меня ночью под Imperio, ласками неведомыми превратив меня в deux ex macchina некий, исполняющую всяческую похотливую волю её. В живое подобие Мутун Тутуна, у которого если что и есть полезного, так сие еси пенис его, о коий, видимо, не зря, но с умыслом натиралась женщина нечестивая перед волхвою своею. Хорошо, что… мои боги не дали мне памяти насчёт того, что вытворялось ночью сей меж мною и с нею, инако стошнило бы меня прямо на ложе, на коем спали мы! И так околдовала меня, что тело моё - моё! - от соитий с нею, нечестною, злодеяниями полною, жарким стало, и пришлось, наверное, ей… отворить ставни. И это для меня - вечно мёрзнущего!
- А ночью лежал я, и стало мне невероятно холодно после того, как проснулся я и долго ещё не мог заснуть, ибо всё тело моё, но в особенности пенис, болели невероятно. Воздух же за открытыми ставнями, казалось, хрустел от свежевыпавшего вчера снега и ночного морозца. Так и проспали до позднего утра, а потом боль. Боль во всём теле, полнейшее и… очаровательное, мягко скажем, ощущение использованности, словно я был ожившей куклою вовсе без мозгов да ещё и страшенная головная боль, да какая! Такой у меня даже в «том», моём времени ни-ког-да не было!
- Сначала захмелел я от жгучей воды, кстати, очищенной с помощью моего приспособления и труда рабского, от вредоносных примесей, сильно так захмелел, что чуть было не упал на пол в сей кухне грязной - поверь, было бы сие достойным меня, порочного, опороченного, зрелищем. Помню только, что бормотал нечто несусветное на родном языке. Тут появился, откуда ни возьмись, Пот… Гарольдус, Гарри, ой зачем же тебе знать, как зовут его на самом деле?! Вот, кто дурень из нас двоих!
- Давно уже не ведаю я, как только Амурус, Стреляющий Метко, пронзил твоё сердце, о непостоянный ветер мой Северус, как зовёшь ты пришлеца сего, «драгоценного гостя Господина дома»!
- Ну, что ж, знаешь так знаешь, так легче и проще изъясняться, о мой всепрощающий Квотриус! С ним я и выпил, чтобы запить горе моё и позор небывалые… Вернее, пил только я, он не пил, руки и ноги не слушались меня, держал лишь он рог в начале с очищенной водою жизни… после же - с колодезною водою, дабы дать мне опохмелиться. Но тут входишь ты, и мы начинаем пить сладкое вино, изготовленное виночерпием нашим удачливым Наэмнэ - а у него вина получаются с каждым разом всё вкуснее и легче. Уж не знаю, какой Бахус, говоря по-гречески, одарил его искусством сотворять спиртные напитки, но…
Но… Ты всё-таки запиши вирши сии и подари их мне, как напоминание о вреде гордыни. Неужли и в самом деле таков я?
- О, понял я, что спасло тебя от отравления смертельного - очищенная жгучая вода! Ведь упоминал же я, что соделал простейшее устройство, отгоняющее из неё сивушные масла - сие та дрянь, коя придавала ей такой запах, и цвет, и вкус тоже, во множестве. За те три дня соделал, кои свадьбе, поцелуй высокорожденного Папеньку нашего Дементор, предшествовали! Ибо он устроил хорошенькую жизнь «сыночку - наследничку», - завершил на народной латыни кающийся «грешник» - профессор, совершивший единственное греховодничание с женщиною нечестивою, нечестною, грешною.
- Понял я лишь то, что не сразу ты и вспомнил обо мне, о Северус мой непостоянный! Ну да попойка после такого, что учинила над тобою Адриана, женщина, как говоришь ты, бесчестная, воистину должна была состояться. Но теперь-то ты трезв, о брат мой возлюбленный?
- Отменно трезв, но желаю лишь одного - согреть тебя… Ежели не противен тебе я после рассказа моего, ибо с женщиною возлежал я, ко стыду своему величайшему.
- Слишком многое рассказал ты, о Северус премудрый, спасший жизнь ничтожному полукровке, коий уж стремился к праотцам высокорожденного батюшки сво…
Снейп в один миг заключил Квотриуса в нежные, но ощутимые объятия и крепко, проникнув сразу языком в его рот, поцеловал. Это не было столь уж невинной ласкою, как с Поттером, Гарри Поттером. То было просто пьяным недоразумением, проделанным для острастки Квотриуса, а, может, и не только, но потому, что Северусу захотелось поцеловать давно - пять дней и ночей! - нецелованного Гарри. Но отчего же тогда при воспоминании об этой невиннейшем полу-поцелуе, полу-порхании над его розовыми губами так неистово и беспредельно щемит сердце?
- Всё, все мысли о Гарри моём Гарри - прочь, за блок второго… нет, не помогает. Тогда - на, получай, Сев, наивысший, третий уровень блокировки… А теперь ласкать податливое тело, скорее задрать тунику, коснуться брата… там, где коснуться его могу только я. О, он ещё не готов… странно. Значит, действуем иначе…
… - Извольте просить лордов Малфоев да поскорее, скорее же, мистер Уизли!. Я уже минут пять своего драгоценного, государственно полезного, между прочим, времени, пытаюсь достучаться до Вашего сознания, Вы, мистер Уизли! И как мне это нечто, происходящее с Вами, понимать?!
- П-простите, господин министр, сэр, задумался, извините, о Вашем приказании о… чёлочке. Ещё раз прошу меня нижайше извинить, - Перси снова поклонился, причём гораздо ниже, чем в предыдущий раз.
Вот за эти подобострастные поклоны и не менее льстивые реплики и держали его в личных секретарях, а не за ум и сообразительность, а он обладал и тем, и другим на самом деле. Слишком приятно было сознавать, что Корнелиусу Фаджу, что Руфусу Скримджеру - не таким уж чистокровным магам - что перед ними лебезит и низко кланяется многоучёный представитель самой что ни на есть чистокровной, пусть уже и не обнищавшей, как при Корнелиусе, но пришедшей в совершеннейший упадок магической фамилии.
Да, не лучший её представитель, это правда. Но какой уж есть, а чистокровный волшебник, правда, применявший магию ве-е-е-есьма неохотно!
Ведь лучшие, более… правильные, что ли, Уизли во время Фаджа либо учились, либо занимались любимым делом, работая, даже в этом ужасном магазинчике Ужастиков Уизли, либо в самом Министерстве. Во времена же Скримджера - либо уже погибли, либо теперь все, поголовно, кроме всё того же Персиваля, состояли в ненавистном Ордене под руководством этого старо… Да ладно, его телу теперь только и остаётся, что гнить в земле, как и телам простых, самых заурядных магглов. Такова судьба всех мёртвых тел! Так уговаривал себя всё ещё ненавидящий старого маразматика даже после скоропостижной смерти того, Руфус Дж. Скримджер.
Молоденький ещё, но пышка пышкой, даже более того, настоящий окорок, Драко Люциус Малфой и лорд Люциус вошли именно в таком, наверняка, ранее обговоренном порядке. Сын, а за ним - поддерживающая, значительно более злоязычная сила в виде отца. Ну посмотрим, что представляет из себя будущий, правда, ещё невскоре, судя по так и пышущему здоровьем и удовольствиями великосветскими лорду Малфою. Небось, нюни сейчас распускать будет, да мямлить неразборчиво, не зная, что сказать при лицезрении самого ми-ни-и-стра-а ма-а-аги-и-и.