Он обрушился на Кутузова за его желание говорить с представителем «коварного корсиканца», сказал, что это свидание повредит общему делу. Тридцатипятилетний англичанин почти кричал на поседевшего в боях русского фельдмаршала. Коновницын видел, как бледнеют пухлые щеки Михаила Илларионовича и дрожит рука, держащая перо.
Фельдмаршал поднялся и сказал раздельно и веско:
– Извольте знать, сэр, что главнокомандующим русских войск являюсь я! Я знаю, что может быть вредно вверенному мне делу! Я буду делать то, что считаю необходимым! А вам советую увлекаться более преданностью к русскому императору, чем негодованием к Наполеону!
Вильсон повернулся и выбежал из избы, сильно хлопнув дверью и крича на ходу:
– Это возмутительно!
Он был взбешен до крайности.
Вильсон помчался к герцогу Вюртембергскому, жившему напротив. У герцога он застал принца Ольденбургского, Беннигсена и Ростопчина. Осторожный Ермолов предпочитал оставаться за кулисами. Решено было тотчас же идти к главнокомандующему обоим принцам и возражать против его свидания на аванпостах.
Дядя и шурин царя – молодые, еще не достигшие тридцати лет генералы – пришли с Вильсоном к фельдмаршалу. Английский генерал и немецкие принцы имели наглость пытаться решать судьбы России.
Михаил Илларионович согласился послать к Лористону князя Волконского. Фельдмаршал поручил Волконскому поехать на передовые посты, вызвать Лористона и спросить его, с какой целью он прислан. Если Лористон привез письмо Наполеона, то взять это письмо.
Опытный старый дипломат, Кутузов понимал, что если Лористон прислан Наполеоном для переговоров лично с фельдмаршалом, то он ничего не скажет Волконскому.
– А если Лористон не даст мне письмо: мол, приказано передать в собственные руки? – спросил Волконский.
– В таком случае скажите, что пошлете ко мне за приказанием. Но предупредите адъютанта, чтобы он возвращался как можно потише.
Волконский взял с собой штаб-офицера Павла Нащокина и поехал к аванпостам. Он вызвал Лористона. Лористон, видимо, ожидал поблизости, потому что быстро приехал к Волконскому. Французский генерал объявил, что послан императором Наполеоном для переговоров лично с фельдмаршалом и поэтому не может ни изложить цели своего посещения, ни передать Волконскому письмо Наполеона.
Волконский отправил Нащокина к Кутузову.
В это время к Лористону подъехал Мюрат, а к Волконскому – Милорадович и Беннигсен.
Беннигсен, только что осуждавший Кутузова за то, что он согласился на свидание с Лористоном на аванпостах, не выдержал характера: захотел показаться послу Наполеона там же. Это он сделал сам, не сказав ни Вильсону, ни прочим своим единомышленникам ни слова. Милорадович и Мюрат виделись ежедневно, и их встреча не представляла ничего особенного. Мюрат приветствовал Милорадовича как старого приятеля.
– Ну, долго ли еще будет продолжаться эта ненужная война? – широко улыбаясь, спросил он Милорадовича.
– Не мы начали войну, – ответил с достоинством Милорадович.
– Как король неаполитанский, я нахожу, что ваш климат суров для нас!
– Простите, ваше величество, но мы не приглашали вас к себе, – парировал Милорадович.
Это была их ежедневная, обычная словесная дуэль.
Беннигсену хотелось бы тоже вступить в разговор, но князь Волконский строго заметил:
– Господа, неудобно! Поедемте в главную квартиру!
Он сказал Лористону, что в ожидании ответа фельдмаршала целесообразнее всего каждому из них вернуться к себе в лагерь. И первый подал пример, поскакав к Тарутину.
Беннигсену волей-неволей пришлось последовать за Волконским.
Кутузов стал готовиться к встрече с Лористоном. Войска в Тарутине стояли очень скученно, лагерь был тесен. Фельдмаршал приказал некоторым корпусам расположиться за лагерем и всем войскам к вечеру разложить побольше костров, петь песни, а музыке играть.
В лагере и без того не было скучно – все радовались, что Наполеон шлет к фельдмаршалу посла: значит, хочет мириться.
– Наша берет!
– Подавился Москвой, бродяга!
– Нехолодно встретила его матушка Москва!
– Опалила крылья французским орлам!
– Скоро погоним гостей домой – больно засиделись у нас!
Кутузов не торопился. Уже стемнело, а он все не слал за Лористоном коляски.
– Ничипор, а ты мой парадный мундир взял? – спросил он у денщика.
– Узял, ваше сиятельство. Тiльки еполеты старэньки, новые прозабулы узять! – виновато чесал он голову.
– Эх ты, макытра! Ну попроси у кого-нибудь. Вон у Петра Петровича. У него, наверно, найдутся.
Коновницын дал свою новенькую пару эполет, и Кутузов впервые за всю кампанию надел парадную форму.
Кутузов не захотел принимать Лористона в той избе, где стоял сам. Освободили маленький домик под горой недалеко от реки Нары, который занимал только что уехавший из армии Барклай. В домике помыли пол, поставили у самых окон («Пусть все видят, что я буду делать!» – сказал фельдмаршал) стол и две скамейки.
Наступил вечер.
Тарутинский лагерь сиял огнями бесчисленных костров. Если судить по ним, то русская армия была тысяч во сто. В лагере стояло веселье – смех, песни, музыка.
– Что он тянет? Это какая-то новая кутузовская уловка! – возмущался нетерпеливый Вильсон.
Он никак не мог постичь замыслов и планов Кутузова.
Наконец в девять часов фельдмаршал отправил князя Волконского за гостем.
– Господа, если с Лористоном приедут французские офицеры, то прошу вас ни о чем другом с ними не говорить как только о погоде! – предупредил всех своих штабных Кутузов.
Михаил Илларионович сидел в избе у стола, на котором горели в подсвечниках две свечи.
Коновницын, Ермолов, оба принца и Вильсон стояли у порога, возле печки. Никто из них не смел сесть на единственную свободную, предназначенную для Лористона скамейку – главнокомандующий и не предлагал этого. Коновницын и Ермолов пришли по службе – мало ли что может понадобиться главнокомандующему! А Вильсон явился непрошеным и привел молодых принцев только затем, чтобы русский фельдмаршал не забыл, что за каждым его движением и словом следит недреманное око царя и всесильной Англии.
Беннигсен демонстративно отсутствовал.
Михаил Илларионович был весел, вспоминал французских послов в Петербурге – Коленкура и Лористона, как о них остроумно отозвался Александр Львович Нарышкин. Когда послом в Петербург был прислан вместо отозванного Армана Коленкура Батист Лористон, Александр I спросил у Нарышкина, кто из них лучше, Александр Львович ответил: «О ваше величество, батист всегда тоньше коленкора!»
– Посмотрим, верно ли это, – улыбался Кутузов. – Каков missus Dominicus?[175]
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});