не найденную. А сам старец-лев тоже словно растворился как джинн, забившийся в столь же неведомую бутылку вместе со своей колдуньей в чалме звездочёта.
— Почему ты всегда выскальзывала из моих рук, лягушонок? — спросил он обиженно. — После такой ночи, после моих молений о прощении, — опять юркнула в трясину к своему колдуну, — он и даже помотал головой, как в том одуряющем и загадочном облаке, усыпившем его так унизительно в самый накал страсти. — Так это Ласкира была?
— Да.
— Там была ужасная кровать. Я запомнил. Она чудовищно скрипела от малейшего движения. Как ты на ней спала, когда там ночевала?
— Я никогда там не ночевала. Мы с Ласкирой оставались в загородной усадьбе Тон-Ата. Это была его аскетическая постель, если ему приходилось оставаться в клинике надолго. Потому такая и неудобная. А ты оказался для неё слишком тяжёлым.
— Ну, старушка и удружила нам! Другого места не было?
— Как могла, так и удружила. А ты ничего другого и не запомнил? Того, как было нам хорошо…
— Особенно мне было хорошо, когда я еле вывалился из того окошка вместе со старой рамой и в ссадинах — занозах на ладонях. Еле её вышиб — твёрдая зараза была! Замуровали меня зачем? А если бы я застрял в том окне?
— Наверное, бабушка не додумала, не учла, что ты такой здоровый. Для нормального человека окно не было препятствием. А двери сторож закрыл.
— Она всё додумала. Придумать человеку такое унижение, подсунуть вначале говорящую постель, вроде блюстителя нравственности, а потом и вовсе запереть.
— Двери закрыл сторож. Бабушка точно оставила одну дверь с задней стороны здания не запертой. Она не могла тебе ни сказать. Может, ты её не нашёл? Дверь была замаскирована под картину. Там ещё были изображены горы, а на месте зияющей пещеры в горах и была чёрная дверца неровной конфигурации.
— Так я ещё и картины должен был разглядывать вместо утренней гимнастики! Ничего твоя бабка-звездочёт мне не сказала. А твой муж был отличный конспиролог. Дверцу для побега припас, случись что. Я её заметил, да не понял, что это. А кого он боялся?
— Было кого. За ним следили люди Ал-Физа. Ал-Физ в то время возглавлял охрану Коллегии Управителей. С того самого дня, как убили прежнего начальника Департамента Безопасности, — а тот и был тем, кто убил моего папу, — Ал-Физ следил за Тон-Атом. Правда, он только хотел контакта с Тон-Атом, он хотел продолжить то, что не сумел мой отец, хотел смещения старых управителей, но Тон-Ат презирал его и считал ни к чему подобному не годным. Ал-Физ был глубоко безнравственным человеком, а Тон-Ат считал, что от любой деятельности плохих людей не бывает никогда хороших результатов.
— Зато Азира, видимо, приносила ему много хороших результатов в своём подоле шлюхи. Как только и не теряла их по дороге, ведь платье подобных персон состоит из сплошных разрезов.
— Азира — никто и звать никак! Он и не замечал-то её никогда. А как заметил, то сразу изгнал вон! Она цеплялась как блоха за шкуру своего военного. Не смей больше упоминать её имя! Она… она
— Она была возлюбленной шпионкой твоего старого мужа. Вот кто она. Ей что импотент, что бугай, — без разницы. Она и мертвеца ублажит, если ей заплатят. Не знаю, правда, есть ли там, где она теперь, платёжный обмен.
— Руд… — Нэя тронула его за руку, — ты чего? Сам же ругаешь меня, когда я проваливаюсь в то, чего нет, в прошлое. Если бы мы всё истратили тогда, в те годы, свою страсть, не осталось бы на сегодня. А так, мы же счастливы?
— Того чувства, какое было, его во мне уже нет, и не будет. Оно просто сдохло тогда. В том самом пустом доме. Ничего не повторяется. Если я любил тогда, любил бы и сейчас. Но ещё лучше и крепче. Ты даже не представляешь себе, как я хотел тебя прежде. Сейчас всё иначе. Всё обычно Ты была как никто. А сейчас ты очередная среди других.
— Если так, я уйду, — Нэя опустила голову. — Не думай, что я утратила свою гордость. Я же всё простила, а ты настолько устойчив в своём злопамятстве.
Лата у дороги жадно ловила их размолвку и не уходила. Она заметно покачивалась, видимо, устав так долго стоять на одном месте, похожая на фонарь с остаточным свечением. Из-за мерцающего на ней платья.
— Я устала от твоих перепадов. Я уйду, я не Гелия, мне не нужна твоя защита и твоя поддержка. Я сумею жить и одна. Пусть я и люблю тебя больше жизни.
Рудольф обнял Нэю, привлёк к себе. Её было жалко, и он любил её. Он поцеловал её в волосы, — Давай восстановим тебе пигмент волос? Это не больно совсем. Сколько можно тебе красить волосы?
— Потом. Я согласна, — она прижалась, всегда легко его прощая.
Лата, не выдержав, ушла вглубь лесопарка. Они долго целовались.
— Ту картину на стене в клинике написал Нэиль?
— Как ты догадался? А говоришь, что ничего не помнишь.
— Догадался только сейчас. У него был характерный стиль, очень необычный. Он умел создавать почти голографическую иллюзию подлинности. Такого я нигде не встречал. Он когда бывал на Хрустальном Плато?
— Где это? А в горах он был ещё тогда, когда был жив папа.
— Он прекрасно знал горы. И не похоже на то, что только детские впечатления вдохновляли его. Я думаю, что Нэиль был в очень серьёзной связке с Тон-Атом. Он понимал его намного глубже, чем ты. Он не мог ни вынашивать планы мести за своего отца. А кто является врагом континентальной страны? Архипелаг Паука. Вот на него твой брат и работал. Он был внедрённый агент, для того и учился в военной Академии, чтобы пролезть потом выше. Ему как аристократу путь наверх не был закрыт, даже невзирая на его материальную бедность. Как жаль, что так произошло. А вдруг Нэиля убили люди из охраны Коллегии управителей? Тот же Ал-Физ? Не сам он, конечно. Да ведь у него целый штат наёмных тварей для любого бесчинства.
— Нет. Это не был Ал-Физ. Ал-Физ знал, кто покровительствует Нэилю. Тон-Ата, я думаю, он смертельно боялся. Да ведь Ал-Физа и самого убили.
— Разве его смерть была насильственной? Откуда ты можешь знать хоть что-то о подобных вещах?
— Я же имею почти дружеские контакты с разными женщинами. Ты забыл, чьи прихоти я реализую в текстиле?
— Какая грустная тема, — сказал он, — закроем её. А всё же, как мне жаль прошлых лет